Боевой 1918 год-3 (СИ) - Конюшевский Владислав Николаевич Страница 49

Блин, как-то неожиданно все закручивается. У меня задача – встретить пароходы с солдатами, а потом обеспечить проводку людей в Севастополь. Провозглашать Советскую власть в Одессе я вовсе не собирался. Да и сил для этого толком нет. С другой стороны, когда халява сама плывет в руки… Ладно, буду думать. Но для начала надо бы выяснить – вдруг эти старперы просто «пикейные жилеты», а я себе уже чего только не нафантазировал.

В общем спросил напрямую, какие у дедов полномочия. Иосиф Маркович неопределенно хмыкнул и сказал, что таки – да. Но если речь пойдет о конкретике в более серьезной беседе, то необходимо подтянуть еще парочку уважаемых людей. А когда я кивнул, то сделал знак стайке пацанов, стоящих на перекрестке. Один из них тут же сорвался с места и исчез за домом. Маркович же, на мой хмык, пояснил, что буквально через полчаса, «уважаемые люди» будут здесь. Ну а я в свою очередь пригласил старичков в здание, отведенное под штаб. Дал инструкции Барону куда вести свежеприбывших и мы двинули.

По пути, словно бы невзначай заметил, что мордально, по виду, Модест Кириллович вроде вовсе не из ихних. Просто я пытался сообразить, кто успел снабдить евреев актуальными свежими данными? По всему выходило что секретарь. Ну не сам же городской голова у них на содержании? Хотя… это Одесса, здесь еще и не такие чудеса случаются. Но «Ёся» источник информации не выдал, сказав лишь, что люди хотят жить хорошо. И многие их них хотят жить еще лучше. Потрясенный практически дословной цитатой из «Кавказской пленницы» я давить перестал. Просто сделал в уме пометку о том, что в здешней администрации «течет» с самого верха.

Потом были переговоры. По их результатам я составил несколько радиограмм, которые через Крым, должны уйти в Москву. Все-таки решение политическое. Хотя вот так, упавшую словно спелое яблоко Одессу, отдавать не хотелось. Но если сильно прижмут, то придется. У нас ведь сейчас доктрина, что приходящая Советская власть не должна, хотя бы на первых порах, ассоциироваться с какими-то лишениями. Так что проще будет уйти, чем устраивать «Сталинград» в городе. Кстати именно поэтому мы, совсем недавно, и не накрыли местечко где стоял немецкий штаб, мобильной артиллерией. Там бы хватало попутных разрушений и позже, нас постоянно тыкали бы носом говоря, что «красные не щадят даже гражданских».

В общем, ожидая ответ из столицы, я отправился посмотреть, как идут дела в городе. А по возвращению, стоящий через дорогу от казарм особнячок, который я определил под штаб, подвергся нападению. Нападали гимназисты-контрреволюционеры. В количестве трех особей подросткового вида. С криком: «Долой Совдепию», малолетние террористы из рогатки вынесли стекло. Но они не просчитали прыть морпехов и поэтому хмурых, но гордых контрреволюционеров, через час передали взволнованным родителям. Те оплатили и стекло, и работу стекольщика, пообещав нещадно выпороть неразумные чада. А у нашего контрразведчика, появились очередные фамилии на будущее. Ведь не просто так эти щеглы решили в контрреволюцию поиграть? Значит дома такие разговоры велись. Так что Нетребко был вполне прав, взяв их всех на карандаш.

Не успели разобраться с одними, как появились гимназисты-революционеры. На этот раз в количестве чуть более десятка и возрастом от четырнадцати до шестнадцати лет. Те, требовали немедленной записи себя в бригаду морской пехоты.

Лапин в это время мотался по предприятиям и гнал митинги нон-стоп. Его помощники тоже были в разгоне. Поэтому передал малолеток Бурцеву, с твердым наказом – убедить их подождать совершеннолетия. В противном случае пообещал (если еще раз увижу возле себя галдящих школьников) открутить студенту голову. Тот вроде проникся… К нему же переправил появившихся позже родителей.

Приходили рабочие. Приходили какие-то торговцы с Привоза. Приходили из порта. И все от меня постоянно чего-то требовали. Сука! Вот прямо как будто все ждали появления Чура, чтобы повесить на него решение накопившихся проблем да обид. И приходилось решать. Орать, вразумлять, звонить. На второй день стал поступать более хитро – начал плотно привлекать своих штабных и краскомов. Не маленькие, так что пусть тоже впрягаются. Но кое-то прорывался. Например, представители купечества. Те особо ничего не требовали, а пытались разнюхать обстановку и сразу, просто так, дали предварительную взятку в виде золотых часов с золотой же цепочкой толщиной в ногу. Из оговорок в разговоре с ними я понял, что с еврейскими гешефтмахерами они не очень, а вот Модест Кириллович, похоже работает во все стороны, трудолюбиво собирая копеечку к копеечке.

На третий день неожиданно появился представитель Одесской полиции. Нет, не главный полицмейстер. Кстати главным тут был вовсе не Геловани (как можно было судить из известной песни) а какой-то персонаж по фамилии Буряк. Весь такой упитанный, с красной гипертонической физиономией. Но появившийся, совершенно не походил на своего шефа. Крепенький вертлявый с наглыми глазами, он сильно напоминал обычного опера, хотя представился агентом сыскной полиции Артемом Анатольевичем Курковым. Но первое впечатление оказалось верным и в ходе разговора стало понятно, что нынешний агент и опер будущего это синонимы. Так вот- опер сказал, что имеет важные сведения, но поначалу стал задавать разные мутные вопросы. Довольно быстро я не выдержал:

– Слушай парень, если ты хочешь узнать мое отношение к воровскому миру, то отвечу тебе словами одного твоего коллеги – «Вор должен сидеть в тюрьме». И я его полностью в этом поддерживаю. Если тебя интересует, работает ли до сих пор эта странная идея некоторых идиотов о том, что уголовники социально близки революционерам то – нет. Возможно они и близки тем мудакам кто это декларировал, но нормальные люди за такие слова бьют в морду. С ноги. А теперь без виляний говори, что тебя привело ко мне. Не тяни. У меня времени реально крайне мало. Видишь сам – за обедом тебя принимаю. И ты ешь, пока не остыло. И говори.

Агент задумчиво хмыкнул, чему-то по волчьи ухмыльнулся и пододвинув к себе тарелку, сказал:

– Городские уголовники собирались сделать налет на тюрьму, с целью освобождения своих дружков. Хотели это провернуть сразу, как только ушли австрийцы. Но малость не успели. Пришли вы. Поэтому они решили притормозить коней, чтобы понять обстановку.

Я отложил ложку:

– И как? Поняли?

Парень кивнул:

– Да. Городская тюрьма, та что Одесский тюремный замок на Люстдорфской дороге, осталась вне зоны вашего патрулирования. И в ближайшее время налет состоится. Точный срок сказать не могу, но в ближайшие дни. Возможно завтра- послезавтра, когда придет первый пароход с солдатами Экспедиционного корпуса. Все будут отвлечены на встречу, вот они и решили рискнуть.

Почесав лоб, я поинтересовался:

– А почему ты с этим не к Буряку пошел?

Артем скрипнул зубами:

– Я еще в прошлый раз доложил по команде. После этого, усилили охрану тюрьмы на десять человек. Городовыми низшего оклада. И никаких солдат не дали! Ни одного взвода! Но я настроения городовых знаю. Они там живот класть не станут. Да и особо сопротивляться тоже. Им еще тут жить…

– Понятно… – после чего, посмотрев в глаза посетителя, продолжил – А сам ты здесь жить не собираешься? Тут ведь сейчас на каждом углу, стайки пацанов «типа» играют. Но реально это наблюдатели. И чьи именно, даже сказать тяжело. Мы, разумеется, возьмем тюрьму под охрану. Но тебя ведь все видели. И сложить два плюс два не составит никакого труда. Так что завалят слишком говорливого агента на следующий же день после того, как мы положим налетчиков.

Курков отмахнулся:

– Ничего. Бог не выдаст. Главное, чтобы вы не сплоховали…

– Хм… семьи, так понимаю, у тебя нет?

Собеседник отрицательно мотнул головой.

– А сам откуда? Говор у тебя какой-то не местный…

– Из Тамбова. Летом семнадцатого перевели в Одессу. А что?

Пожав плечами, ответил:

– Ничего… Ты ешь, ешь.

И сам тоже заработал ложкой. А когда тарелки были чисты, закуривая, жестко сказал: