Олег Кулагин - Русские сумерки Страница 5

Однажды в детстве я бывал в таком. Помню ощущение праздника, музыку, сверкание огней. Яркие витрины, фонтан посреди вестибюля, и толпы народа, снующего взад-вперёд…

Тут нет толп. И за товар можно заплатить жизнью.

Но ощущение праздника – оно где-то рядом… Каждый раз, когда я иду в Зону – жизнь наполняется особым смыслом.

Мне трудно передать всё словами. Я не умею красиво формулировать. Но для меня это словно окно в ту, прежнюю жизнь – когда мы обитали не в бараке для беженцев. И мама была с нами…

А для отца… Иногда мне кажется, что для него это как продолжение огромного эксперимента.

– Чего кривишься?

– Ничего!

– Это, конечно, хуже, чем скутер, – иронично кивнул отец. – Те разноцветные шарики Петрович именует «ведьмины глазки». И берут их всего по три тысячи долларов.

– Три штуки баксов? – округлил я глаза.

– Считается, что они сильно успокаивают нервы. – Отец снял сумку и перекинул её ремень мне через плечо. – Как раз то, что тебе нужно!

– Да я и так спокоен!

– Это хорошо, – обрадовался отец.

Поднял с пола монтировку и удивительно быстро превратил новенький «Хо-Лин-503» с усиленной подвеской в погнутое и треснутое уродство на колёсах.

– Теперь намного лучше, – сообщил, разглядывая остатки машины и помахивая монтировкой, как художник кисточкой.

Я отвернулся с кислой миной. А сам уже лихорадочно прикидывал: какой скутер можно купить, имея три штуки баксов? Наверняка круче, чем у Мишки!

– Идём! – хлопнул меня по плечу отец. – Вздумаешь опять отставать – привяжу верёвкой!

И двинулся назад через лопухи.

– Мы что, уже уходим? – удивился я.

– Хватит на сегодня.

Вышли из гаражного кооператива и размеренным шагом направились опять к семнадцатиэтажке. Отец молчал, а я всё раздумывал: если даже ведьмины глазки стоят уйму денег, то какова же цена невзрачной фиговины, которую он мне не доверил, а спрятал в карман?

Продавать он её не желает – это понятно. Но ведь что-то в ней есть, что-то особенное…

Я внимательно зыркнул на папину спину, обтянутую вылинявшей хэбэшной курткой.

И ведь не расскажет…

Будет темнить, пока не сочтёт нужным.

До сих пор основным нашим товаром, помимо заурядных тряпок и барахла, оставался серый мох. Все так его зовут, хотя, разумеется, никакой это не мох – бесформенные наросты, по виду и цвету – вроде пористой резины. С приятным миндальным запахом, со слабым наркотическим эффектом – но без привыкания, его заваривают вроде крепкого чая.

Говорят, что отвар особенно полезен при сумеречном синдроме. Может, и правда помогает, раз есть спрос. Тут трудно судить: у нас, вокруг Зоны, мало кто валяется с синдромом – самые чувствительные давно вымерли, а в Питере и Москве, говорят, ещё половина народу в лёжку лежит…

Было бы здорово, если б нашли лекарство.

Но, скорее всего, эффект от мха временный. Иначе бы его покупали не по двести баксов за килограмм, а платили б, как за бриллианты!

Хотя… Бог знает, за сколько его перепродают в столице.

Нам, в одну ходку, редко удаётся заработать на мхе больше трёхсот долларов. А слишком часто ходить в Зону нельзя – максимум пару раз в месяц. Вот и гребём всё ценное, что можно на себе утащить. Прошлый раз пёрли на себе стиральную машину. Малогабаритную – всего тридцать пять килограммов, чтоб ей пусто было!

Потом едва толканули за шестьдесят баксов…

Хорошо ещё, что конкуренция не очень большая. Папа рассказывал, года три назад, когда в стране начался бардак и армейское оцепление убрали с периметра, целые толпы хлынули в Зону. Они думали, что армейцы гонят туфту, нарочно рассказывают страшилки…

Тогда, в Первую ходку, из более пяти тысяч вернулось семнадцать человек. И те, кто мог говорить, поведали такое…

С тех пор количество желающих сильно поубавилось.

В основном народ топчется рядом с периметром. Пробавляется по мелочовке – окраины города подметают, как метлой. И лишь несколько десятков реальных трикстеров[1] уходят глубже…

Тут уж кто как умеет. Отец говорит, надо быть очень внимательным и быстро соображать. А любимое выражение Петровича: «Главное, словить фарт».

В первый раз он взял с собой отца около года назад. Через месяц после того, как не стало мамы…

А сейчас мы курсируем отдельно. Но все равно у Петровича, его напарника и моего папы что-то вроде артели – пересекаем периметр и возвращаемся вместе. Так легче отбиваться от бандитов, когда идёшь с товаром. Иногда вместе приходится выносить особо габаритный груз – например, пару месяцев назад по частям тащили движок «Лексуса». Толканули его заезжему москвичу, деньги честно поделили. Выручки хватило, чтоб затариться крупой и тушёнкой на целый год.

Но все равно, такого товара, как сегодня, у нас ещё не было!

– Чего молчишь? – прервал мои размышления отец.

Странно.

Он же сам учил: «Первое правило – помалкивать и смотреть по сторонам».

Правда, сейчас мы возвращаемся по известному маршруту. Но всё равно, тут, в Зоне, отец обычно краток и сух – если высказывается, то лишь по делу.

– Я не молчу. Я анализирую, – специально повторил одно из его любимых словечек.

Отец с интересом оглянулся:

– Что именно?

– Социально-экономическую обстановку.

– Даже так? – улыбка мелькнула на его лице.

А я твёрдо кивнул:

– Хреноватое место – Колядинск…

– Я тоже об этом думал, Глеб, – вздохнул он, мрачнея. – Тебе надо учиться в нормальной школе…

– Не в этом дело, – отмахнулся я. – Сам рассуди, торчим безвылазно в этой дыре. Рискуем жизнью. А скупщики берут всё за копейки. Натуральный грабёж!

– И что ты предлагаешь?

– Мы должны всё изменить!

– Да, – кивнул отец. – Как раз хотел об этом поговорить. Раз уж нам выпал такой шанс. Мы должны…

– Наладить нормальный сбыт! – подсказал я.

Он сердито кашлянул.

А я продолжил с ещё большим чувством:

– Зачем нам посредники, да, пап? Ведь мы и сами найдём покупателей! В Москве, Питере – полно клиентов…

– А может, сразу откроем элитный бутик?

Я озадаченно замолк.

Он что, подаёт бизнес-предложение? Или просто издевается?

Мы как раз пересекли центральную улицу Орехова. И теперь двигались вдоль покрытых пылью, но ещё ярких витрин. Внутрь лучше не заходить – если присмотреться, за стеклом различишь человеческие фигуры, будто вмороженные в куски льда. Это не манекены – сталкеры-самоучки с той, Первой ходки…

На улице жарко, а от витрин явно веет холодом.

Там, внутри, когда-то было полно добра. Ювелирные побрякушки… дорогие часы… шмотки… электроника… мобильная связь…

Ясно, почему именно сюда в первые дни ломанулся народ.

Кому ж не хочется по-лёгкому прибарахлиться!

А добро… Никуда оно не делось. Но теперь всё – как в музее. Теперь на него лишь издали можно любоваться…

«ВЕЧНЫЕ ЦЕННОСТИ» – вывеска на ювелирном магазине.

Я улыбнулся.

Вдруг представил себе витрину с надписью: «Антон и Глеб Гордеевы. САЛОН НЕОБХОДИМЫХ ВЕЩЕЙ».

Красиво! Только, конечно, не здесь, а где-нибудь на Тверской!

Отец будто прочитал мои мысли:

– Неужели ты собираешься всю жизнь ходить в Зону?

Я помолчал. И вздохнул:

– Во-первых, не всю, а пока не заработаем первоначальный капитал.

– Больше не дам тебе читать Маркса! – твердо решил отец.

– А во-вторых… это же не просто Зона – это наш город!

– Он давно не наш.

Мы молча шли вдоль безжизненной улицы. Ветерок катил по пыльному тротуару какие-то серые клочья, обрывки газет. Вдоль бордюров и посреди дороги стояли потемневшие от грязи и ржавчины автомобили.

Здесь, в центре, всех накрыло ещё в первые минуты. Так что кое-где внутри авто хорошо можно разглядеть обтянутые высохшей кожей скелеты. Думаю, они и понять не успели…

Потому-то все дорогие магазины остались целёхонькими. Банки – тоже. Вон маячит затянутое фиолетовой плесенью здание «Юниаструма».

Мы сходим с тротуара и по длинной дуге обходим банк. Фиолетовая плесень – такая мерзость! За пару минут съедает человека до костей.

В этих кварталах её много. Тот «бумер», наполовину въехавший в витрину «Спортмастера», оплетён ею до самого верха. Хотя прошлый раз было едва заметное пятнышко.

Ни за что нельзя сворачивать с Тропы! Центр есть центр…

А мы когда-то жили на окраине…

– Прошлого не вернуть, – сухо сказал отец. – Надо думать о будущем. Тебе надо учиться, Глеб. Учиться, а не бегать от мутантов и таскать барахло из Зоны. Теперь мы сможем переехать в нормальное место…

– И где оно, это нормальное место?

Как будто он не смотрит новости. Как будто не замечает, что творится в стране!

Даже те, кого не коснулся синдром, живут словно в кошмаре. И в больших городах – ненамного легче. Бандитские разборки, криминал – это ещё пустяки. Каждый день люди исчезают тысячами. У нас хоть знаешь, где рискуешь нарваться. А там… Говорят, и под самой Москвой, в подземельях, есть аномальный район. Было по НТВ неделю назад: какая-то зверюга охотилась на людей в метро – целая гора трупов!