Олег Верещагин - Будьте бдительны! Сборник рассказов Страница 5

Убит был только один — Макс Сиварёв, тот, который не вовремя вскочил на подоконник. Убитых поляков считать было некогда, своих раненых — тоже; все держались на ногах.

— За мной! — подсотник сам не понимал, почему из горла лезет один хрип, что случилось с голосом. — Ползком, вперёд!..

…«Паладины» не спешили приближаться. Раскачиваясь на гусеницах, они расстреливали гостиницу, стреляя мимо школы. Острые хоботки скорострелок «Брэдли» тоже дёргались очередями.

Басаргин знал по опыту, что артиллерийский обстрел не так страшен, как может показаться. До тех пор, пока здание держится. Но, как только будет нарушена конструкция, оно просто сложится, как карточный домик. Сейчас у «Паладинов» позиция была неудобной. Но, как только школа падёт, они обойдут её, не опасаясь быть сожжёнными сверху, выйдут на прямую наводку и расстреляют гостиницу за полчаса. А скорострелки БМП и стволы морпехов не дадут подойти близко контратакующим. Шанс был только сейчас — в относительной узости, пока янки не подозревают, что враг рядом, что враг подобрался…

— Всё, мужики, — захрипел надсотник. — Или сожжём их на хер — или сами тут ляжем. Пошли.

Пластаясь между развалин по щебню, они поползли — впереди с «Мухами», следом — расчёты «Громов». Рука Басаргина не работала, он оставил гранатомёт, намотал ремень «калаша» на локоть целой, чтобы стрелять с одной.

Двое дружинников буквально свалились на расчёт М60, устроившийся в воронке — янки прозевали. В воронке началась азартная короткая возня. Когда подполз Басаргин, оба морпеха лежали около пулемёта, изрезанные ножами до неузнаваемости, а его ребята уже подбирались к первой БМП. Задние дверцы были открыты, сидевший там огромный негр что-то кричал в микрофон закреплённой на стене рации. При виде русских он выкатил глаза и выдохнул хрестоматийное:

— Ш-шит…

— Ху! — подскочивший ближе дружинник впечатал приклад в лоб под каску. Изнутри, из БМП, что-то спросили. — Не понимаю я по вашему, б…я, плохо учился, — сообщил дружинник, бросая внутрь «лимонку» и откатываясь в сторону. Рвануло, подскочили выбитые люки…

— Ай-иии!

— Гранатомёты, огонь! — прохрипел Басаргин, падая за гусеницу уничтоженной машины. — Огонь, огонь, мужики!

И сам начал стрелять — неприцельно, веером, просто в пятнистые спины, выпяченные рёбрами бронежилетов — совсем близко, возле других машин…

…Димка не знал, от чего глохнуть — от рёва снаружи или от криков в подвале. Люди, казалось, обезумели от страха. Такого не было ещё ни разу. Прямо напротив входа остановилась огромная чёрная машина — «Паладин». Качаясь на гусеницах, она редко стреляла — после каждого выстрела на щебень со звоном летела здоровенная дымящаяся гильза, а в подвале поднималась новая волна крика. Кричали женщины, кричали дети, кричали немногочисленные мужчины… Тогда один из двух спустившихся в подвал и залёгших у входа солдат поворачивал ожесточённое, грязное лицо и тоже что-то кричал, тыча в сторону людей стволом винтовки — непонятно, ожесточённо… Эти двое лежали совсем близко от прижавшихся к стене мальчишек. А отползти было страшно — казалось, что, стоит пошевелиться, как американцы начнут стрелять в людей. Умом Димка понимал, что это не так, что они просто прикрывают самоходку. Но ничего с собой не мог поделать и сидел, как прикованный.

— Мальчик… — услышал Димка шёпот и повернулся. Но позвали не его, а замершего рядом Влада — звал подошедший вдоль стены лысый старик, Димка не знал, кто это такой и как его зовут. — Мальчик… — старик нагнулся. — Я видел, у тебя пистолет. Дай, пожалуйста.

Помертвев, Димка видел — как в жутком, кошмарном, тягучем сне — руку Влада. Он подал «браунинг» старику. Довершая абсурд, старик сказал:

— Спасибо, — снял оружие с предохранителя, неожиданно легко и быстро сделал оставшиеся пять шагов и в упор выстрелил в затылок одного из американцев — под каску. Изо лба у того ударило алое, он ткнулся в порог и задёргался. Старик выстрелил во второго — точно так же… но тот успел перевернуться на спину и получил пулю в лоб, сам судорожно нажав на спуск М16.

Лысого старика — он так и не выпустил пистолет — отшвырнуло прямо к истошно заоравшим мальчишкам, буквально вмазавшимся в стену подвала.

Старик привстал на затылке и каблуках. Стиснул грудь, сказал:

— Х…, — и обмяк. Его лицо как будто стекло к вискам и стало полудетским.

А дальше Димка помнил плохо.

Он почему-то оказался около канистр с бензином и сильно оттолкнул маму (как он мог такое сделать?!) Он совершенно не понимал, что делает — и в то же время понимал совершенно отчётливо. Потом он был снаружи и тащил тяжеленную канистру за неудобные «ушки» на башню «Паладина». Вокруг был день, вокруг была смерть, а над головой — прозрачное-прозрачное голубое, почти белое небо. И совсем рядом горела ещё одна машина — меньше, зелёная, не чёрная — и сидел человек без ног, смотревший на Димку невидящими глазами. Мальчишка установил канистру на бане возле люка и пробил несколькими ударами куска арматуры. Бензин потёк желтоватыми резко пахнущими струйками. Люк открылся. Высунулась круглая голова с большими чёрными глазами (оказывается, там не люди, оказывается, эти жуткие машины водят муравьи или кто-то вроде!) и сказала:

— О май год… бой… вотс ю дуинг?

Потом муравей достал пистолет, и Димка, столкнув на него — в люк — всё ещё очень тяжёлую, брызжущую бензином канистру, скатился с машины, доставая коробок спичек. Зажёг разом все головки. Внутри машины закричали на несколько голосов, и Димка, бросив комок огня на броню, изо всех сил прыгнул обратно в подвал. Сжался на полу между трупов американцев и старика.

Снаружи ухнуло пламя.

И только тогда он начал понимать происходящее.

Его вырвало — дугой, фонтаном, на пол и стену…

…Подошедшая сотня во главе с самим Верещагиным добила поляков на первом этаже. Трупы лежали на полу и лестницах. Одной паре — «Паладину» и «Брэдли» — удалось отойти. Но только одной. Два БМП и одну самоходку сожгли гранатомётчики Басаргина. Ещё один «Паладин» сгорел по причине, остававшейся непонятной, пока кто-то из дружинников не рассказал надсотнику о том, что видел из окна.

Верещагин спустился в подвал. Люди подались от него в стороны, но белобрысый худенький мальчишка, навзрыд плакавший в объятьях какой-то женщины, остался сидеть на месте.

Надсотник тяжело сел на самодельный топчан. Стащил берет и вытер им лицо. И только после этого узнал мальчика.

— А, добытчик, — сказал он. — Димон, кажется?

Зарёванный мальчишка несмело поднял голову. Посмотрел, часто моргая, на сидящего офицера. И вдруг улыбнулся — несмело:

— Это вы…

— Я, — кивнул надсотник. — Разрешите? — он отстранил руки женщины, которая смотрела на него со страхом. И притянул мальчишку к себе. Димка дёрнулся, но не стал вырываться и обмяк. Тихо, еле слышно сказал:

— Я правда… я это сделал?

— Да, — сказал надсотник. — Ты. Люди видели. Она почти вышла на прямую наводку. Если бы не ты — может быть, меня бы сейчас уже не было. Может быть, уже никого из нас не было бы. Ты хоть понимаешь… — он отстранил мальчика, — понимаешь, что ты герой?

— Уходите, пожалуйста уходите… — начала женщина, но Димка неожиданно сказал жёстко:

— Не надо, мама. Пожалуйста, помолчи, — и, отстранившись, повернулся к офицеру. — Я не знаю, — смущённо сказал он. — Я ничего не помню. Я просто…

И, не договорив, пожал плечами.

Басаргин молча опустил бинокль. Его породистое лицо было каменным.

— Да, это наши, — сказал он безразлично.

Верещагин, стоявший чуть дальше от пролома — чтобы не выдали блики на линзах — поднял свой небольшой «Tasco», купленный ещё в мирное время. Четырёхкратный, не такой мощный, как у Басаргина, бинокль, тем не менее, безотказно приблизил развалины церкви Ксении.

Четыре обнажённых, полуобугленных трупа были распяты на обломках обычных электрических столбов — головами вниз. Между двумя средними распятыми стоял фанерный лист с кощунственно выглядевшей надписью по-русски:

…ОБО МНЕ РАДУЕТСЯ ОБРАДОВАННАЯ ВСЯКАЯ ТВАРЬ…

РАДУЙТЕСЬ, РУССКИЕ ТВАРИ!!!

— Клим, — пробормотал Верещагин, глядя в лицо крайнего слева. Почти неузнаваемое, оно всё-таки принадлежало надуряднику Климову. Остальных опознавать и не требовалось — несомненно, это были его разведчики. — Клим-Клим, как же ты так… как же ты так… неудачно-то?

— Удачно или неудачно — но разведка сорвалась, — Земцов терзал свою коротко подстриженную бороду. — Командир, слышишь? Олег, да опусти ты бинокль!

Верещагин опустил бинокль, сунул его в чехол. Повернул к своим друзьям злое лицо.

— Я слышу, — сказал он. — Разведка сорвалась. Не глухой… и не слепой.