Андрей Буровский - «Прогрессоры» Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу! Страница 5

Сердце у Пети колотилось, но получалось — он сумел прекратить слежку за собой! Наивен был Петя, неумел. Он не знал, что чаще всего слежку ведут два человека — один топорно, его нетрудно заметить. А другой следит осторожно, и его редко раскрывают. Обнаружив шпиона, Петя и понятия не имел, что за ним идет еще один.

У фасада Главного управления государственной безопасности НКВД СССР кипела жизнь. Висел знакомый плакат про «время уважай!». Все время кто-то входил и выходил, в форме и в штатском. Дежурный при входе показал, куда идти. Это вам была не милиция… Высокие потолки старинного здания, широкие коридоры с фотографиями на стенах, огромный портрет товарища Сталина, идеальная чистота, холеные крепкие люди.

В коридоре, куда он свернул, стулья у стен — но нет ни одного человека. На стук коротко ответили: «Войдите!» В кабинете тоже висели фотографии, и не только фотографии Сталина, как везде; висели фотографии незнакомых Пете людей в военной форме. Хозяин подал руку, представился:

— Майор государственной безопасности Чаниани.

И коротко велел:

— Садитесь. Рассказывайте.

Петя присел на стул перед красивым большим столом с огромной пепельницей. Стол был завален бумагами.

— Что рассказывать?

— Все. С самого начала.

— На меня вчера напали.

— Это мы уже знаем. Кто напал?

Петя рассказал историю, которую уже хорошо знает читатель. Хозяин внимательно слушал, попыхивая папиросой, временами делал записи — совсем короткие. Петя закончил рассказ тем, как участковый его проводил. Беседу с участковым у подъезда он, естественно, не передал. Повисло молчание. Чаниани наблюдал за Петей холодными черными глазами без всякого выражения. Странные были глаза — словно озера без дна.

— Вы понимаете, почему остались живы? — спросил Чаниани — тоже без всякого выражения. Как граммофон произнес.

— Они не успели… Там же был юбилей у милиционеров, и женщина заметила, как за мной кто-то торопливо вошел в арку.

— Да, и поэтому тоже. Но главное — когда убили бандита, держащего фонарик, второй сразу остался в темноте. Он стал стрелять в милицию, но и тогда пулял вслепую. Это называется «по направлению»… Вы же охотились?

— Да. Стрелял рябчиков.

— Тогда должны понимать, что при пулевой стрельбе по направлению стрелять неэффективно. И тем не менее оставшийся в живых бандит сразу ранил двух человек, — неплохая подготовка, я бы сказал. А вот почему он больше не стрелял, как вы думаете?

— Я же не знаю, кто стрелял… Вся подворотня гудела.

— Стреляли милиционеры. Поразительно неэффективно стреляли — ни одного попадания.

— Они же убили одного!

— С нескольких шагов, да еще в держащего сильный фонарь! — презрительно фыркнул Чаниани. — Причем в голову! Я считаю это случайным попаданием! Потому что после этого они стреляли больше десяти раз, и без малейшего результата! А «результат» единственного попадания у них безобразный, потому что допросить покойника, как вы понимаете, нет ни малейшей возможности. По ногам надо было стрелять!

Чаниани говорил все раздраженней. Он встал и прошелся по кабинету, нервно курил.

— Но это мелочи… — Чаниани остановился, ткнул рдеющей папиросой в сторону Пети. — Вы мне другое объясните. Объясните мне, чем вы так заинтересовали немецкую разведку?!

Нельзя сказать, что Петя так уж совсем не догадывался, кто его чуть не прикончил. И все же боялся додумывать… слишком страшно было подумать то, что говорил Чаниани, и сердце его совсем упало.

— Почему сразу «разведку»? — Петя сам чувствовал, каким противным просительным голосом заговорил. Чаниани остановился, неподвижно за ним наблюдая. — Может, им и правда мой паспорт был нужен?!

— Паспорт?! — Чаниани фыркнул, как разъяренный буйвол. — Вы просто повторяете слова какого-то осла из ментовки. Настоящий бандит закажет паспорт любому щипачу, и он вам через сутки притащит паспорт — целенький, чистенький и без всяких мокрых дел позади.

— Щипач — это такой карманник?

— Карманник и есть. Вы дадите карманнику двести рублей, и мелкий воришка будет счастлив. Зачем убивать кого-то за паспорт? Это глупо. А почему убегавший больше не стрелял? Не думали?

— Я и не знал, что он не стрелял…

— Так знайте. А не стрелял он потому, что сразу оторвался, ему больше не нужно было палить. Очень хладнокровный человек. Если такие вас пытались убить — значит, за дело. Рассказывайте.

— Да не знаю я их! Правда — не знаю!!

— Вы врете.

Пете пришел в голову как будто надежнейший ход:

— Если расскажу, что знаю, тогда и совру. А я не хочу вам врать, вот и говорю правду: не знаю.

— Именно этих можете и не знать. А кого знаете из германской разведки?

— Почему разведки?! Ну почему не бандиты?!

Петя даже руки прижал к груди для убедительности.

— Почему именно разведка? Потому, что вы еще не видели своего убийцы. Вы много видели бандитов, у которых на левом плече вытатуирована буква «В»? И это вовсе не русская «вэ»! Это латинская «бэ», группа крови. Вы много видели бандитов с такими татуировками?

— Я вообще бандитов не видел…

Петя понимал: да, если такая татуировка, то занялась им именно разведка. А Чаниани дожимал:

— Что бандитов не видели… верно, вы везде характеризуетесь положительно. Не были, не участвовали, не знакомы… Так ведь вот такие всякой разведке и нужны — чистенькие, ни в чем не замаранные.

Сердце у Пети скатилось вниз. Даже его «незамаранность» — это для «органов» признак едва ли не вины.

— Посидите, подумайте.

С полчаса Петя сидел, тупо глядя в пространство. Смотрел на фотографии… На портрет Сталина… Чаниани что-то читал, бешено фыркал, писал. Яростно отбросил перо ручки, вставил другое железное перо, сунул в чернильницу…

— Не надумали все рассказать?

— Я все рассказал. Правда, все…

Петя был сам себе противен, так просительно опять прозвучал голос.

— Ладно… Выпишу вам пропуск. Но сильно подозреваю — скоро вы сами ко мне попроситесь.

Чаниани замолчал, с улыбкой наблюдая за Петей. Он явно ждал вопроса, и Петя спросил:

— Почему?

— А потому, что никуда вы не денетесь — придется выбирать между двумя разведками. Если вы не разоружитесь перед органами, вас непременно убьют немцы. Вас поймали… вливали в вас водку — чтобы убийство сошло за результат пьяной разборки. Но убить вас можно и без этого…

Чаниани достал из ящика стола памятный Пете нож, держал его между пальцами двух рук, показывая Пете длину и форму оружия…

— Вот такой нож воткнуть вам в бок можно и в ста метрах от дверей НКВД. Не страшно сейчас выходить?

Поразительно, но Чаниани говорил то же самое, что и участковый! Отпустив эту парфянскую стрелу, он даже заулыбался — на этот раз вполне по-человечески. Стоит ли говорить, что Петя покидал здание «органов» в неком смятении чувств? Он сам уже понимал — ведь достанут. Но и этим «сдаваться»… Не с чем ведь! Они хотят признаний в том, что Петя и не думал совершать. Может, и правда уехать? Залечь там, где никто не достанет — ни германцы, ни госбезопасность, ни милиция?! Мелькнула в сознании сцена — сельская дорога… почерневшие от дождей избы… Гладь пруда морщит легким ветерком… Да, но и там есть участковый… Разве что дать денег щипачу, сделать «ксиву», поменяв имя и место рождения… Пускай ищут! А он с полгодика поработает в сельской школе…

Мечтать мешало только то, что не было у Пети знакомых щипачей. И людей, которые могли бы сделать ему «ксиву», тоже не было. Мечта оставалась мечтой, не перетекала в конкретные планы. К осуществлению мечты надо было основательно готовиться… А времени ведь не было ни часа.

Прямо из ГУГБ Петя пошел на Васильевский остров, в университет. Ему хватило ума проверять, не следят ли за ним. Уже вторая половина дня, кончились уроки в школах; целый пионерский отряд маршировал впереди.

«Та-та-та-та!» — красиво пел горн.

«Бум! Бум-бум-бум!» — отвечал ему барабан.

Как хорошо, как определенно было в жизни у этих подростков! Петя пристроился к ним — на виду у множества глаз.

Из университета домой Петю провожала целая компания… Жаль, Тани в этой компании не было. Ко всему прочему Петя в этот день еще и поссорился с Таней… причем на удивление глупо. Таня вредничала, конечно, требовала внимания. Не мог же Петя попросту сказать ей, что сейчас ему не до свиданий, не до того, чтобы вести ее куда-то? Таня ныла, что они нигде не бывают, даже не ходят гулять. А он уклончиво бормотал, что сейчас совершенно нет времени. В конце концов Таня кинулась по коридору, бросив через плечо: «Больше мне не звони!» Петя сам удивился, как мало занимала его ссора. То есть занимала, конечно, но как-то не встала она на первое место в его жизни. Еще несколько дней назад он бы просто с ума сошел, кинулся бы за Татьяной, стал бы судорожно звонить через каждые полчаса… Сейчас он больше думал о том, как бы собрать побольше провожатых.