Михаил Тырин - Желтая линия Страница 5

– Утешает одно – мы не последние, – с оптимизмом сказал он.

В самом деле, за нами уже выстроился длинный хвост, и он то и дело прирастал. Тут вдруг на стенах зажглось несколько больших экранов, и нам начали показывать обещанные «прямые трансляции».

Изображение было слишком бледным и нечетким. Мне удавалось разглядеть то какие-то дома-башни, то морские волны, на которых катались изогнутые лодочки, то дороги, по которым мчались машины. Никакая это была, конечно, не трансляция. Больше всего походило на плохонький рекламный ролик для туристов.

– Щербатин, – тихо позвал я. – Погляди: вон к тому окошечку всего несколько человек.

– Я знаю, – кивнул он. – Это вербовочный пункт военного ведомства. Некоторые соглашаются – там можно заработать третье холо всего за четыре-пять периодов.

И, заметив мой вопросительный взгляд, он потряс головой.

– Нет, Беня, нам туда не надо. Там война.

– А куда нам надо, Щербатин?

– Посмотрим, что предложат. Подожди-ка...

Он отошел и поймал какого-то доходягу, который с очень довольным видом выбирался из толпы. Похоже, ему в числе первых удалось пробиться к заветному окошечку.

Они несколько минут разговаривали, я не расслышал ни слова. Наконец Щербатин вернулся.

– Ничего особенного, конечно... – Он развел руками. – Экваториальные плантации, прокладка дорог, шахты, уборка отходов. И все у черта на куличках. Ладно, подберем что-нибудь по вкусу. Главное, чтоб не надолго там задержаться.

– А дальше? – безучастно спросил я.

– А дальше – первое холо.

– И что?

– Ты так ничего и не понял? Первое холо – это все равно что московская прописка для жителя какой-нибудь Нижней Усрани. Цивилизация! Гарантированный жизненный уровень. Любая работа, любые развлечения. Общество!

– А я смогу работать поэтом?

– Вот же кретин... – с досадой вздохнул Щербатин. – Сможешь, успокойся.

Я посмотрел на небо. Оно было белым, чуть желтоватым. Ни облаков, ни солнца. Очередь не двигалась. Щербатин сначала стоял спокойно, потом начал притоптывать, потом – вертеться, глядя по сторонам. Наконец он сказал:

– Постой, я погляжу, чего тут еще есть.

Я бы и сам с удовольствием погулял, посмотрел, что где есть. Но он первым догадался – что ж поделаешь?

– Да, вот еще! – вспомнил Щербатин перед уходом. – Если кто спросит, откуда ты, – не вздумай заводить насчет Земли, Луны, Солнечной системы... Никому тут это не интересно. Говори: нижний сектор, восьмое удаление. А лучше вообще молчи.

Откуда он все знает? Вроде сидел рядышком, ни с кем не разговаривал – а все знает. А я – нет. Всегда у меня так.

Жутко хотелось сунуть руки в карманы, но на робе не было карманов. Насколько я понял, мне – человеку-нулю – не полагалось иметь ничего такого, что можно положить в карман. А значит, и карманы иметь незачем.

За то время, пока мой приятель где-то гулял, мне удалось приблизиться к окошечку шага на три. Да и то я не уверен, что людей передо мной стало меньше. Скорее всего просто очередь чуть деформировалась.

Мне это все, конечно, надоело. Терпеть не могу очереди, да и кто их любит? К тому же я все еще скверно себя чувствовал после холодной ванны. Так и тянуло сесть на травку, закрыв глаза. Но никто не садился, и приходилось кое-как держаться на ногах.

«А может, ну их к черту? – подумал я. – Уйти из этой сволочной очереди, полежать где-нибудь, отдохнуть. А потом прийти, когда народ рассосется. Что достанется – то и достанется».

Я не успел додумать эту мысль до конца, потому что наконец вернулся Щербатин. Он шел не торопясь, вразвалочку, с очень довольной физиономией.

– Что бы ты без меня делал, Беня? – снисходительно проронил он. – Ну все, хватит тут топтаться. Идем обедать. Я уже все устроил.

– Что ты устроил, Щербатин? – спросил я, вышагивая вслед за ним вдоль забора.

– Пищевые разработки. Три дня пути. Меньше года по-нашему до первого холо. Правда, отправляемся уже завтра.

– А восстанавливаться?

– А в дороге восстановишься. Какая разница, где пузо чесать – здесь или в трюме? – Он вдруг остановился и ткнул меня пальцем в грудь. – Я вытащу тебя из этой чертовой робы не за четыре и даже не за два года, а меньше чем за год! Осознаешь?

– А что это за пищевые рудники?

– Да не рудники, а разработки. Не знаю еще. Но, думаю, лучше, чем несколько лет вручную чистить дно каналов или дышать песком на камнедробилке. Может быть, ты считаешь иначе?

– Я – как ты...

Через крошечное окошко в стене нам выдали картонные тарелки и дощечки-ложки. На тарелке покоилась влажная темно-зеленая масса, похожая на перетертую траву. Она и на вкус оказалась, как трава.

– Не отравимся этим комбикормом? – с опаской спросил я, робко пробуя кушанье на язычок.

– Посмотрим, – философски заметил Щербатин.

Комбикорм оказался очень питательным, кроме того, после него не хотелось пить.

– Сбалансированный корм для трудолюбивых двуногих, – сообщил мой приятель, поглаживая живот. – Здесь, кстати, можно есть сколько хочешь. Им не жалко. Проголодаешься – сразу иди сюда и проси добавки.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Что?

– Да все. Ты все тут знаешь. Не первый раз, что ли?

– Ничего я особенного не знаю. Просто не сижу на месте с унылой рожей, как ты.

– Нет, постой. Как ты смог устроить нам пищевые рудники? По блату?

– Просто умение контактировать с людьми. Профессиональное качество. Был бы у меня блат – остались бы здесь. Вон, видишь? – Он кивнул в сторону мужика в зеленой робе, который бродил по траве и подбирал в бумажный мешок брошенные картонные тарелки и белые носки. – Очень милое занятие, все равно что садовник.

– Нет, Щербатин, ты меня не путай. Отвечай: откуда ты все знаешь? Ты ведь не наугад тогда номер набрал, знал же, куда позвонить, чтобы нас вывезли сюда?

– А-а, вот ты о чем... Ну да. Была кое-какая информация. А что?

– А ничего. Ты вообще кто? Международный адвокат? Или межпланетный адвокат?

– Что ты несешь?

– То и несу. Просто спрашиваю. Что ты там говорил про какие-то галактики, планеты?

– Да, мы в другой галактике. Ты еще не убедился?

– Ага, стало быть, между нашей Землей и этой галактикой ходят регулярные рейсы.

– Нет, не регулярные. Но добраться можно. И нам повезло. К чему ты клонишь?

– Щербатин... – Я потряс головой. – У нас там дома академики все лысины себе прочесали – есть ли хоть где-нибудь братья по разуму. А оказывается, до них чуть ли не на попутке добраться можно.

– Ну, примерно так. И что?

– Почему они с нами не вступают в отношения? Почему не прилетят, не помогут чем-нибудь?..

– А на кой ляд мы им сдались?

– Ну, как... – растерялся я.

– Да, как? Вот скажи мне, Беня, ты был когда-нибудь в Бобруйске?

– Нет.

– А почему?

– А что мне там делать?

– Ну вот! Ты сам и ответил на свой вопрос. У тебя же не возникало желания приехать в Бобруйск, помочь им там чем-нибудь, а?

– Ну, то Бобруйск, а то другая галактика.

– И что? Люди-то везде одинаковые. И обитаемых миров – тысячи. Наш, кстати, не лучший.

– Неужели им неинтересно, как там у нас?

– Тебя снова спросить про Бобруйск?

– Деловой ты, Щербатин, просто сил нет, – процедил я. – Все-то у тебя просто и понятно.

– Ага. А разве плохо? Жизнь – она и так непростое дело. Так зачем ее усложнять?

После четвертой кормежки, когда на перетертую траву без тошноты я смотреть не мог, Щербатин привел меня к выходу из зоны отдыха. Здесь уже бродили туда-сюда человек сто пятьдесят доходяг, согласившихся работать на пищевых разработках. Все настороженно поглядывали друг на друга и не разговаривали. Готов биться об заклад, каждый думал: «А не оказался ли я в дураках, согласившись на эту подозрительную работу? А нет ли тут подвоха?»

Только мы с Щербатиным были, можно сказать, безмятежны. Я успел смириться, а Щербатин – он вообще смотрел на жизнь оптимистически.

Человек в зеленой робе вывел всех нас за пределы станции. Я не больше минуты созерцал пейзаж планеты. Я увидел только, как рыжая пыль клубится по безжизненным камням. На пустой каменистой площадке нас ждал огромный обшарпанный звездолет – угловатый, тяжеловесный, на изогнутых утиных лапах. И тоже рыжий – видимо, от ржавчины. Он был горячим – жар чувствовался за несколько метров.

– Заходим! Заходим спокойно! – командовал кто-то в зеленой робе. – Не толпиться. Места хватит.

Я последний раз взглянул на пересыльную станцию. Она смотрелась, как скопище старых сараев посреди пустыни.

Я-то, наивный, считал, что звездолет – это цветные лампочки, мягкая обивка и улыбчивый экипаж в серебристой униформе. А нас сунули в омерзительный темный трюм с железными стенами. Совершенно голый, только кучи тряпок по углам да пятна разбросанных повсюду одноразовых носков.

Когда начался взлет и судно заложило хороший вираж, мы все покатились по полу, как горох. Хуже всего, что ничего не было видно. Просто темная железная коробка, которая тряслась и грохотала. Потом, правда, под потолком разгорелись крошечные желтые светильники.