Андрей Кедрин - Гардарика любовь моя Страница 5

Алексей навел оперативную камеру на группу неграждан. Кое-кто из них стоял молча, другие пытались выкрикнуть оскорбление на своем, непонятном языке или на универе. Бойцы не реагировали, до тех пор, пока к задержанным не подошло несколько человек в форме ФМС. Они не носили брони, словно подчеркивая свое отношение к ним. Быстро, при помощи небольших сканеров, похожих на те, что используют в супермаркете, они обследовали группу. Потом старший группы выдал заключение.

— Все дети, десять экземпляров, неучтенные, подлежат внесению в базу данных и перемещению на воспитание. Остальные будут удалены по обвинению в мятеже, сопротивлении властям и попытке убийства гражданина. Если кто-то желает сейчас сдать зачет на диплом, прошу отметиться. Бойцы шевельнулись — одни отсекая младших от старших, другие спешили подать заявку на зачет. Алексей же осторожно отступил в сторону и поднял забрало шлема.

Вместе с бронестеклом от лица отъехала полумаска противогаза. В легкие тут же ворвался запах гари, а еще — чистого деревенского воздуха, прелой соломы, огородной ботвы, животного навоза. Маленький поселок старого типа — только здесь, в практически неконтролируемом властями месте, мог возникнуть бунт неграждан. Обычно они живут в общих бараках, под присмотром телекамер и выходят на работу по звонку таймера. Тут же люди еще вставали под крик петуха и были предоставлены сами себе. Вот и результат — приходится удалять все население. Все беды от отсутствия четкой организации труда и отдыха — с это мыслью Алексей отправился прочь из поселка, к ожидавшему бойцов вертолету.

Глава 4

Вернулись на сборный пункт они уже в темноте. Пришлось ждать, пока все желающие сдадут зачеты, сфотографируются на фоне горящих домов, повторно и детально обшарят их — теперь уже в поисках несуществующих ценностей. Бетонная площадка, освещенная ядовито-белыми фонарями, была почти пуста, если не считать одной фигуры в толстой куртке, маячившей на границе безопасной зоны.

Подойдя ближе, Алексей с удивлением узнал в ней сержантку, с которой чуть-чуть пофлиртовал утром. Девушка чуть переминалась с ноги на ногу — казалось, что, несмотря на теплую одежду, осенняя прохлада ее пробирала. Увидев его, она быстро, если не сказать, поспешно шагнула навстречу — так, что у репортера не успели даже возникнуть сомнения в том, что ждали именно его.

— Я слышала, было сопротивление. У вас есть раненые? — Неверный свет не позволял разглядеть выражение ее лица. Была ли в нем жадная заинтересованность стосковавшегося по новостям человека или непонятное беспокойство, Алексей сказать не мог.

— Ерунда. Один человек получил дробину в ногу, вот и все. А что вы делаете…?

— Как это «что»? Конечно, забочусь о том, чтобы вы выполнили свое обещание… и потом, надеюсь, составили мне компанию в баре. — Алексей чуть помедлил — он здорово устал от тряски и беготни, но все же кивнул.

— Давайте встретимся там через полчаса?

— Хорошо. Вот ключ от вашей комнаты. — Пластиковую карточку, дававшую доступ в жилые помещения, Алексей получить утром забыл. Сейчас она пришлась как нельзя кстати. Он быстро прошел в длинный одноэтажный барак, разделенный на одноместные ячейки. Шкаф для одежды со сменой белья внутри, кровать, тумбочка, стойка для оружия — и больше ничего. У входа Алексей нашел свою сумку, потом разыскал снабженца, который выдал ему дополнительный паек — плитку шоколада, сигареты, стограммовую пачку кофе, а также талоны на посещение бара. Все это вместе с душем заняло чуть больше времени, чем полчаса. Когда Соснов вошел в большое, полное голосов и табачного дыма помещение, его уже ждали.

В поднявшейся навстречу репортеру девушке осталось очень мало от знакомой ему сержантки. Устав разрешал носить иную одежду, кроме формы, по вечерам, и Тайра этим воспользовалась. Несколько мгновений Алексей смотрел на ее затянутое в тонкое шерстяное платье тело, остановившись на золотом кулоне в виде солярного знака — символа Гардарики. Только сглотнув внезапный комок, он встряхнул себя внутренне и, поймав небольшую, крепкую ладонь, поднес ее к губам.

— Спасибо… — Тайра неловко присела, изображая нечто похожее на реверанс. Увидев запаянную в фольгу плитку, она окончательно развеселилась. — Не стоило принимать мои слова настолько буквально.

— Я надеюсь, что от подарка вы все же не откажитесь. — Внезапно Алексей почувствовал себя неловко в чистой, но все же мешковатой полевой форме репортера, с плоской кобурой на одном боку и ножнами кинжала — на другом. Он невольно поправил черный форменный галстук и глухо стукнул резиновыми каблуками высоких шнурованных сапог. — Также как и от бокала мартини.

— Не откажусь. — Тайра опустилась обратно за маленький столик, предоставив кавалеру выбор напитков. Алексей осторожно ввинтился в очередь у стойки, с удивлением отметив, что руки чуть подрагивают. Несмотря на вполне брачный возраст, он все еще не был женат. Хотя дети у него, безусловно были — как и любой здоровый гражданин в возрасте до 35 лет, Алексей ежемесячно посещал центр забора спермы, формируя будущее страны. Он знал, что его услугами наверняка пользовались — в особенности полугражданки. Рождение ребенка путем искусственного зачатия от гражданине сулило им два месяца оплачиваемого отпуска и единовременное пособие в размере ста рублей — для них очень большая сумма. Многие шли на это, даже зная, что увидят младенца они только в роддоме — потом его передадут на воспитание государству. Гардарика нуждалась в полугражданах, особенно в тех, что воспитывались не биологическими родителями. «Грязную кровь разгоняют чистые мысли», — говорили о воспитанниках государственных детских домов.

Бокалы тихо зазвенели, когда Алексей поставил их на стол — не хрусталь, но все же достаточно хорошее стекло. Теперь он мог рассмотреть свою спутницу. Молодая, даже с учетом того, что девушки взрослеют чуть раньше. Видимо, путь ее был достаточно коротким — средняя школа, семь классов, потом, вместо колледжа — четыре года в училище сержантов, где учат почти тому же, но при этом еще выплачивают стипендию. А потом — работа на призывном пункте, далекая от боевых действий должность человека на посылках. Не втискивались в рамки нарисованного портрета только дорогая подвеска, устроившаяся как раз в вырезе платья и прямой шрам, идущий слева от края челюсти до уха. Впрочем, девушку он не портил, скорее, наоборот — без этой жестокой черты ее лицо казалось бы чересчур идеальным, чужеродным в милитаристском окружении.

Алексей глотнул мартини, чувствуя мягкое покалывание холодного напитка. За три месяца он успел забыть его аромат и легкое чувство опьянения, накатывающее почти сразу. Судя по осторожности, с которой его спутница приникла к трубочке, она пила его тоже не так уж часто. Делая второй глоток, Соснов вспомнил, где он видел подвеску, как у спутницы. Золотые диски с несколькими чуть изогнутыми лучами, заключенные в золотой же круг были главной наградой отдельной санитарной бригаде, женскому подразделению, занимавшемуся зачисткой неграждан во времена становления Гардарики. Тайра перехватила его взгляд, поняла, и чуть улыбнулась.

— Это бабушкин. Я, со своей глупостью, смогла заработать только это. — Пальцы скользнули по шраму на лице. — Мы отмечали выпускной в колледже, тогда я впервые набралась пива — еще бы, обмывали первую звезду. — Тайра чуть захмелела и, не замечая удивления собеседника, продолжила.

— Три малолетних дуры поспорили на то, кто пройдет через закрытую зону неграждан… Знаешь, я училась в Западно-Сибирске, там город имеет загон за забором, безо всяких полос отчуждения можно сунуться к негражданам… Еще несколько решили поддержать пари, и мы, едва накинув комбинезоны, ночью, перемахнули через изгородь.

Шли мы тихо, поодиночке. Я слушала шорохи по сторонам, знала, что там есть банды, которые ходят по зоне ночью. И когда рядом раздался крик однокурсницы, поняла, что рассказы о них — правда. Она почти ничего не успела сделать — ее ударили сзади по голове. Но напавшие не ждали, что подмога появится так быстро. У нас двоих не было огнестрельного оружия — таковы условия дурацкого спора, у меня — лишь подаренный отцом перед выпускным складной американский нож — знаешь, такая модель с серрейтором и паучком на клинке? Он такой легкий и острый… первый из них не успел ничего понять, когда клинок рассек горло, а вот потом началась свалка. Нас обоих спасла третья участница спора, которая, в отличие от нас, сжульничала и прихватила радиостанцию и свой восьмимиллиметровый «Аргумент»… Наутро три героини — одна в швах, вторая — под капельницей, третья — просто в слезах, слушали решение деканата о разжаловании в сержанты «за преступную неосмотрительность и нарушение правил передвижения». Отец бы меня выпорол за это, но вступилась бабушка. Она даже подарила мне свою подвеску, мол, в качестве компенсации за утраченное звание…