Дмитрий Самохин - У смерти твои глаза Страница 5

От мыслей о памятнике меня оторвала громкая ругань таксиста и резкий вираж. Нева в этот час немноголюдна. Малое количество катеров, шедших на больших скоростях, невзирая на правила водного движения. Один из крупных джипкатеров пытался взять такси на таран. Он вырулил из‑за памятника и устремилея к нам наперерез. Только реакция водителя спасла нас от гибели.

– Совсем сволочи охренели! – заорал водитель.

– Жми! – поддержал я его ор.

Вторая странность за тот короткий отрезок, что прошел с момента, как Иероним Балаганов переступил порог моего офиса. Озарила мысль. То, что нападение на меня и проникновение в кабинет в офисе увязано с открытием дела, а соответственно и с исчезновением Романа Романова, я уже не сомневался. Похоже, у памятника нас ждали. Значит, кто‑то пас меня от дверей агентства.

Джипкатер, разминувшийся с бортом такси, заходил на второй вираж, явно намереваясь пустить меня ко дну.

– У тебя окно открывается?! – прокричал я водителю.

Но он не ответил. Не расслышал моих слов за шумом погони.

Я выдернул из плечевой кобуры пистолет и, ухватившись за дуло, высадил рукоятью стекло.

– Ты чего там творишь, ерш мазутный? – тут же отозвался таксист, пытаясь оглянуться и одновременно увернуться от надвигающегося джипкатера.

– Следи за водой, – посоветовал я, обстукивая острые осколки стекла, торчащие по краям.

Высунувшись в окно, я ухватил пистолет двумя руками, навел на джипкатер, тщательно прицелился и нажал спусковой крючок. Целился я в лобовое стекло, в то место, где должен располагаться водитель. Джипкатер юлил, точно взбесившийся гусь, но после трех пуль, ушедших в молоко, мне повезло. Я не разглядел, удалось ли мне поразить водителя джипкатера, но, судя по тому, как закрутилось судно, оно явно осталось без управления. Мы выиграли время – этим не преминул воспользоваться таксист, разгоняя катер и направляя его к Дворцовой площади.

– Совсем оборзели, отморозки! – ругался водила.

А я задумался. Какой резон нападать на меня, пытаться устранить, в то время как человек, проникший в кабинет на втором этаже офиса, старался не оставить следов. Какой смысл? Ведь можно было попытаться устранить меня прямо в офисе, тем более в это время в целом доме никого, кроме меня, не было. Если уж удалось проникнуть в офис, какой резон нападать на открытом пространстве в Неве, где все, что происходит, тут же будет достоянием полиции.

Напрашивался один вывод – тот, кто напал на меня на Неве, и тот, кто пробрался в дом, принадлежат к разным группам, расходящимся во мнении по ключевым позициям.

Опять же казалось странным, зачем убивать человека, который еще ничего предпринять не успел, ни шага, ни полшага не сделал на пути расследования?

Вопрос оставался безответным.

Ясно было одно – мы схлестнулись с сильным противником. И о судьбе Романа Романова у меня уже не оставалось сомнений.

Рыб где‑то кормит.

– Нет. Вы посмотрите. Ну, суки же, – оторвал меня от размышлений сокрушающийся водитель. – Когда не нужны, их как собак нерезаных. На каждом шагу по своре. А когда понадобятся, днем с огнем, как говорится, не найти. Хоть из гранатомета по Зимнему пали.

– Ты про кого? – спросил я. – Про синемундирных. Козлов водяных. А ведь точно подмечено – на всю Неву ни одного патрульного катера. Такое ощущение, что их специально отозвали с постов, чтобы не мешались под килем бандитов из джипкатера. Забавная ситуация!

– Кто мне за стекло заплатит? – переключился водила с одного объекта ворчания на другой. – Ведь я же не могу из своей зарплаты за каждого платить.

– Помолчи. Голова болит, – вежливо попросил я и добавил, чтобы избежать нового всплеска эмоций: – За стекло получишь. Только поторопись. Мы и так подзадержались.

Ответ таксиста устроил. И до Адмиралтейского РАЯ он доставил меня в мгновение, да притом в полном молчании.

Расплатившись с водилой, я занес сумму, выделенную за стекло, в реестр расходов и неспешной походкой двинулся в сторону центрального входа.

На проходной о моем возможном появлении были предупреждены. Секьюрити связался с Иеронимом Балагановым – офис его компании занимал восемь верхних этажей – и сообщил о моем прибытии, с каменным лицом впитав слова, сказанные ему в ответ, и неспешно положил трубку.

– Ждите!

Я обернулся, осмотрел просторный холл размером с три футбольных поля – весь в зеркалах и мраморе, выбрал ближайшее ко мне кресло и лениво занял его.

Спустился ко мне сам Иероним Балаганов в окружении свиты из четырех охранников и Гонзы Кубинца, имевшего разочарованный вид и грызшего незажженную трубку, которую, впрочем, никогда не раскуривал.

– У нас неприятность, – сообщил господин Чистоплюй.

– А у меня до хрена неприятностей, – парировал я. – Скажите, у вашего кореша, случайно, хобби не было – надевать осиные гнезда друзьям на голову?

– Что вы имеете в виду? – сурово спросил Иероним Балаганов.

Я вкратце поведал о своих злоключениях господину Чистоплюю, а также не преминул указать текущую сумму расходов. Иероним Балаганов с достоинством выслушал мой рассказ. Ни один мускул не дрогнул на его каменном лице. Похоже, он уже понимал, что шансов увидеть Романа Романова у него нет.

– Ну а что приключилось у вас? – поинтересовался я.

– Шеф безопасности повесился, – ответил мне Гонза Кубинец.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Адмиралтейский РАЙ являлся самым престижным и дорогим районом города. Мог ли вообразить себе Петр 1в 1704 году, когда набросал чертеж здания, во что выльется его затея. Ныне здесь в шести небоскребах, крыши которых соединялись трехэтажным перекрытием и держали на своей спине адмиралтейский кораблик десяти метров в высоту, располагались офисы и представительства крупнейших компаний Санкт‑Петрополиса. Неудивительно, что «Седуктиве Бед» оттяпало себе восемь этажей. Соответственно статусу. Адмиралтейский РАЙ окружал полукольцом старое здание Адмиралтейства, вернее, ту часть, что сохранилась, – со шпилем и маленьким корабликом.

Господин Чистоплюй сам вызвался проводить меня к паркингу, показать «бентли» Романова. Свита увязалась за ним. Всю дорогу по первому застекленному этажу здания все молчали. Даже Кубинец не раскрывал рта, посасывая холодную трубку. Так мне и не удалось узнать подробности самоубийства Плавникова. Иероним Балаганов удосужился только сообщить, что шеф безопасности повесился в собственном кабинете. Он обнаружил его вместе с Кубинцем. И все! Правда, Гонза подмигнул, прозрачно намекая, что все важное занес в рабочий блокнот. Что ж, спасибо и на этом! Да вот подозрительным мне показался столь поспешный суицид. Конечно, шеф безопасности отвечает за сохранность клиента, но ведь пока не доказано, что клиенту был причинен убыток, какой может быть спрос.

Мысли чуть замедлились, а потом крутанулись далее, принеся стойкое убеждение – Плавников что‑то знал об исчезновении Романа Романова. Какая‑то информация у него имелась, но вот делиться ею он ни с кем не захотел. Да и к катеру Романова ходил один. Может, что ему и открылось. Требовалось срочно поговорить с Гонзой, а если беседа удовлетворения не принесет, то и место убийства и тело осмотреть.

Служебный паркинг размещался со стороны Невы.

Мы прошли первый стеклянный этаж насквозь и вышли к длинным и стройным радам пирсов, откуда открывался чудеснейший вид на здание Биржи, купающееся в морской пене, взбитой шейкером Посейдона.

Господин Чистоплюй двинулся вдоль пирсов.

– Тело Плавникова сняли? – нарушил я молчание.

– И уже вызвали полицию для фиксации смерти, – недовольно пробурчал Иероним Балаганов.

Паркинг категории «VIP» был отделен от других пирсов стальной перегородкой.

– Броня, – указал господин Чистоплюй. Возле широких двухстворчатых ворот с прямоугольной коробкой электронного замка стояли четверо мужчин в черных костюмах и очках, заложив руки за спину.

Такая же комбинация оказалась внутри.

– После исчезновения, – пояснял Иероним Балаганов, – мы перекрыли VIP‑пирс. Сослались на неисправность в причальном механизме. Так что все в сохранности.

– Сколько человек имеют право здесь парковаться? – спросил я.

– Двадцать четыре, не считая меня и Романова.

– Утром, когда прибыл Романов, кто‑то еще был в эллинге?

– Не в курсе. Плавников бы сказал точно. Восемь катеров стоит, но, когда их причалили, до прибытия Романова или до перекрытия шлюзовых ворот после исчезновения, этого я не знаю.

Мы остановились возле роскошного восьмиметрового катера ослепительно‑золотой раскраски с округлыми бортами и двухэтажной надстройкой. Возле катера бдили четыре черных костюма с бейджиками охраны на лацканах.

– Мы вдвоем, – остановил я господина Чистоплюя, переступая на трап.

Иероним Балаганов помрачнел, но остался на причале.

Гонза последовал за мной.