Дэвид Дрейк - Кризис Страница 5

— Разве ты можешь отказать ему в помощи, Глобин? — требовательно спросил Троб.

Но Глобин, казалось, не слышал — взгляд его был далеко, а ум лихорадочно работал. Он понимал, что, хотя халиане не были способны принимать сигналы Торговцев, те вполне могли прослушивать пиратов. В конце концов, именно Торговцы снабдили Халию аппаратурой связи и наверняка уже разобрались в новом методе передачи Глобина и расшифровали его новый код. Если враги могли слышать каждое слово, произнесенное пиратами, надо было помочь Хемо так, чтобы Торговцы не поняли его.

— Хемо, — коротко скомандовал он. — Прыгай! Полградуса, куб!

Возникло секундное молчание; потом Хемо заорал:

— Навигатор! Прыгаем! Полградуса в кубе!

Глобин затаив дыхание смотрел на экран. Троб требовал объяснений:

— Что это означает?

Корабль Торговцев нанес удар из всех орудий, поток красного света — но он унесся в пустоту: Хемо исчез.

— Он не мог прыгнуть в гиперпространство! — недоумевал Троб. — Не мог сделать это на таком небольшом расстоянии! Это граничит с самоубийством!

А корабль Хемо уже появился на краю экрана, позади судна Торговцев, в пределах действия оружия.

— Залп! — взвизгнул Хемо, и рубиновый свет сорвался, казалось, со всей поверхности пиратского корабля. К нему примешивались желтые следы торпед. Торговец стал красным, потом желтым — его экраны перегружались. Два слабых луча метнулись к пирату, но вскоре погасли, когда внутри желтого пузыря Торговец начал поворачиваться бортовыми орудиями к кораблю Хемо. Однако сфера перегруженной защиты становилась все ярче и ярче, все горячее и горячее, почти белой.

Белизна, абсолютная белизна, расширяющаяся, рассыпающаяся брызгами, подобно фантастическому фейерверку в тишине бесконечной ночи.

Потом фейерверк погас. И только корабль Хемо в одиночестве дрейфовал на экране.

Команда крейсера ликовала. Они вопили. Они пели.

Хемо восторженно орал, как и все остальные. Потом он со сверкающими от радости глазами метнулся к экрану:

— Спасибо, Глобин! Я никогда не думал, что мне придется сказать тебе это — но, спасибо! Ракетные двигатели были повреждены, но оставалась сверхсветовая тяга! Я прыгнул на полградуса в сторону Торговца, на полградуса вбок и на полградуса вверх — полградуса в кубе! Мы рисковали, но были бы обречены, если бы не сделали этого! И я выжил мы все выжили, а он мертв! Ты действительно один из нас, действительно из команды капитана! Ты, безусловно, достойный пират!

— Не такой достойный, как ты, Хемо! — ответил Глобин, сверкая глазами. — Твое мужество посрамляет мое. Мы не можем потерять тебя. Держись, пока мы не пришлем команду, чтобы забрать вас.

— Я продержусь, ведь мой капитан теперь отмщен!

— Да, мы насытились местью. — Лапа Троба твердо лежала на плече Глобина. — Не правда ли, это сладкий вкус, мой друг Глобин? Он удовлетворил твой голод?

— Это только начало, — ответил Глобин.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Статья II

Если адмирал, капитан, капитан младшего ранга или командир подразделения, подпадающий под действие данного акта, по сигналу «к бою», либо при виде судна неприятеля не выполнит нижеследующее:

а) не приложит максимум усилий для скорейшего приведения своего судна в боевую готовность;

б) во время боя личным примером и в соответствии со своим званием не сумеет вдохновить подчиненных и матросов проявить мужество и самоотверженность;

в) не исполнит своего Священного Долга не сдавать корабль врагу, пока существует возможность успешно обороняться, либо же во время боевых действий отдаст несвоевременный приказ выйти из сражения…

…В случае, если он совершит это сознательно, из побуждений измены — карается смертью; в случае, если он совершит это по причине трусости — карается смертью либо несет одно из наказаний, предусмотренных ниже; если же это преступление совершено им по неосторожности или в силу какой-либо ошибки — увольняется со службы без разжалования либо несет одно из наказаний, предусмотренных ниже.

Герои — это капитал. Один из главных парадоксов войны заключается в том, что самые великие из героев слишком ценны, чтобы рисковать ими в бою.

Современная война остро нуждается в героях, причем в живых героях, которые могут отрапортовать налогоплательщикам, что их деньги тратятся на впечатляющие свершения и выдающиеся подвиги. Пример героев гораздо больше, чем принудительные меры, вдохновляет гражданское население производить продукцию, вкладывать деньги в оборону, а иной раз даже идти воевать.

Рой и Минерва были настоящими героями. Они уцелели в таких переделках, когда остаться в живых, казалось, было совершенно невозможно. Они расчистили путь к планетной системе Цель, сокрушив оборонную сеть из сотен спутников-роботов. Более того, однажды они напоролись на объединенный флот Семейств — и сумели выбраться с честью. Совершив такие подвиги. Рой и Минерва были просто обречены носить тяжкое бремя героизма…

Когда по омнивидео транслировали их тридцать пятое за неделю интервью. Роя начал душить неудержимый нервический смех. Самое потрясающее — Минерва (со своей орбиты через тахионную линию связи) вместо того, чтобы призвать его к порядку, стала подбрасывать какие-то лишь им двоим понятные каламбуры.

Флотовские эксперты по пропаганде, которые часто имели дело с героями, тут же поняли — пришло время убрать их обоих как из эфира, так и вообще с глаз долой, в какой-нибудь безопасный отдаленный уголок…

И черт же дернул Минерву сделать этот расчет по заказу Роя! Вышло, что, если допотопный дредноут, который они сейчас пилотируют, будет идти на предельной скорости, до ближайшей зоны дислокации кораблей Синдиката от портовой Академии Флота он доберется ни много ни мало — за два месяца… четыре дня и пять часов…

Получив результат вычислений, Рой полдня заливал свое горе этиловым спиртом, то и дело цитируя ужасные цифры. Для них подыскали самое безопасное место во всей вселенной.

Но, увы, в условиях современной войны абсолютно безопасных мест не существует…

Питер Морвуд, Диана Дуэйн. ВЫПУСКНОЙ ЭКЗАМЕН

— Скоростная канонерка Девятнадцать вызывает стыковочный узел. Запрашиваем отстыковку.

— Стыковочный узел — Девятнадцатому. Переключаю на стартовый режим. Частота — два — ноль — ноль — дробь три — ноль. Катер Девятнадцать в зоне запуска.

— Хорошо пошел, Рой, Минерва. Есть стыковочный контроль.

— Девятнадцатый к старту готов. Все в норме. Убрать причальные мачты!

— Причальные мачты отошли… Причальные мачты убраны и зафиксированы.

— Освободить центровой держатель!

— Центровой держатель освобожден. Корабль в открытом космосе.

— Мистер Пизон!

— Сэр?

— Вы управляете кораблем. Выполняйте отход. Режим контроля — ручной.

— Ручной?! Твою ма… То есть — слушаю, сэр! Устанавливаю рычаги на удержание курса.

— Мистер Пизон!

— Сэр?

— Если рычаги установлены, почему на экране слежения траектория имеет трехградусное отклонение влево?

— Сэр?

— Поправить траекторию, мистер Пизон!

— Сэр?!

— Мистер Пизон!!

— Сэр?

— Я приказал вам поправить траекторию, а не перекосить ее в другую сторону. Контрольный экран показывает семь градусов вправо. Скажите-ка, мистер Пизон, почему корабль опять приближается к причалу.

— Зар-р-раза! Подаю рычаги вперед на одну треть!

— Куда, чтоб тебя, рано!!

Корабль с искусственным мозгом РМ — 14376 класса «Олимпус» воткнулся под углом сорок градусов в одну из главных опор орбитального причала; днище стало угрожающе проминаться, но двадцать тысяч тонн массы корабля продолжали двигаться с ускорением 4 «g»…

Бортовой сигнал тревоги зашелся жутким визгом, заглушив грохот столкновения. Но было поздно. Белый свет залил экран, и спустя мгновение раскаленный шар термоядерного взрыва поглотил и корабль, и причал, и вообще все, что находилось в радиусе шести километров от места столкновения…

Стиснув кулаки и не слыша ничего, кроме гулких ударов в висках, капитан первого ранга Рой Малин пустым взглядом взирал на погасший экран. Он пытался переварить только что увиденное. Невозможно описать, какие слова готовы были сорваться в тот момент с его языка, но он, к сожалению, не мог позволить им этого сделать. Рой слишком часто открывал рот, не обдумав последствий, и создавал себе тем самым немало проблем. И все же кое-что в такую минуту сказать было категорически необходимо. Он набрал в легкие побольше воздуха, развернул кресло на сто восемьдесят градусов, встал, расправил плечи и гаркнул: