Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Дэн Абнетт Страница 5

Поразмыслив над произошедшим конфузом, я понял, что мне следовало догадаться раньше. Бастиан, этот почитаемый святой, был безумцем, который обрел разум, обратившись к свету Императора, и впоследствии чудесным образом исцелял душевнобольных.

Баптрис позвонил в колокольчик, и как из-под земли выросли послушники. Калибана вместе с моим багажом завели внутрь. Нас оставили в атриуме дожидаться, пока Баптрис подготовит все необходимое. Мимо нас прошагал полностью обнаженный человек. Он выглядел весьма суровым, его левую руку покрывала сеть давних шрамов, на груди висел старый пустой патронташ. Бросив на нас мутный взгляд, он слегка кивнул и продолжил свой путь.

Где-то вдалеке раздавались всхлипывания и какой-то встревоженный голос постоянно повторял одну и ту же фразу. Калибан сгорбился у моей ноги, уперев костяшки рук в пол, и настороженно на меня посматривал. Чтобы успокоить сервитора, я положил руку на его могучее плечо, покрытое косматой шерстью.

Появились люди: осунувшиеся мужчины с выбритыми тонзурами и в длинных черных одеяниях и похожие на призраков сестры-монахини в белых рясах и рогатых шапках. Они стояли в тенях по обе стороны атриума и молча смотрели на нас. Один из пришедших тихонько читал вслух свитки, которые мальчик-служка подносил ему, вынимая из окованного сундучка. Другой что-то писал в небольшой книжке, Третий помахивал латунной кадильницей, наполняя воздух сухим и резким ароматом ладана.

Вернулся Баптрис:

— Братие и сестрие, приветствуйте старшего администратора Сарка, который прибыл к нам по важному делу. Прошу быть с ним почтительными и оказывать любое возможное содействие.

— Что за важное дело? — спросил старый священник с книжкой, поднимая на меня пронзительный взгляд. В его переносицу были вживлены очки-половинки, с толстой шеи, словно лавровый венок, свисали молельные четки.

— Поиск данных, — ответил я.

— Для чего? — не сдавался он.

— Брат Жардон — наш архивист, уважаемый Сарк. Прошу извинить его за настойчивость.

Я кивнул Баптрису и улыбнулся старому Жардону, но не получил ничего в ответ.

— Похоже, мы с вами коллеги, брат Жардон: мы оба посвящаем себя сохранению знаний.

Он едва заметно передернул плечами.

— Я прибыл, чтобы поговорить с одним из ваших… пациентов. Возможно, он знает что-то, что поможет нам спасти миллионы жизней на Дженовингии.

Жардон закрыл книгу и уставился на меня, будто ожидая продолжения. Господин Мальтер велел нам рассказывать о пандемии как можно меньше, ибо новости о подобной катастрофе могут поднять смуту. Но сейчас мне, похоже, придется поведать чуть больше.

— Магистр войны Рингольд руководит крупной военной экспедицией в Дженовингском скоплении. Болезнь под названием Чума Ульрена поразила его солдат. Наши исследования показали, что она, вероятно, связана с другой разновидностью заразы — Терзанием, опустошившим Пиродию что-то около тридцати лет назад. Один из выживших в той эпидемии живет здесь. Если он сообщит мне что-нибудь о том инциденте, это, возможно, поможет нам найти лекарство.

— Насколько все плохо там, на Дженовингии? — спросил другой старый священник, тот, который держал кадило.

— Ситуация… под контролем, — солгал я.

Жардон фыркнул:

— Ну само собой, под контролем. Именно поэтому старший администратор проделал весь этот путь. Брат Гирод, ты задаешь глупые вопросы.

Заговорил еще один человек — старше всех, согбенный и полуслепой, с макушкой, испещренной пигментными пятнами. Широкая слуховая трубка на его левом плече цеплялась за монашескую рясу изящными механическими лапками.

— Меня беспокоит, что вопросы и изменение привычного распорядка дня могут потревожить покой здешних обитателей. Я бы не хотел, чтобы наши пациенты волновались.

— Мы учтем это замечание, брат Ниро, — сказал Баптрис. — Уверен, что господин Сарк будет благоразумен.

— Разумеется, — пообещал я.

Было уже далеко за полдень, когда Баптрис наконец повел меня вглубь хосписа. Калибан шел следом, таща с собой несколько коробок из моего багажа. Призрачные сестры в рогатых шапках провожали нас взглядом из каждого угла, из каждой тени.

Мы поднялись по лестнице в просторную, но душную залу на четвертом этаже. Ни один из нескольких десятков пациентов не обращал на нас никакого внимания. Некоторые носили просторные поношенные халаты, а иные так и не сумели расстаться со своей старой униформой. Все значки, обозначения званий и нашивки были срезаны, ни у кого не было ремней и шнурков на ботинках. Двое больных увлеченно играли в регицид на старой жестяной доске у окна. Еще один сидел прямо на голом деревянном полу и катал по нему игральные кости. Остальные бормотали что-то себе под нос или просто бесцельно пялились в пространство. Обнаженный человек, которого мы видели в атриуме, скорчился в углу и засовывал пустые гильзы в патронташ. Многие местные обитатели могли похвастаться жуткими застарелыми ранами и шрамами.

— Они… безвредны? — шепотом спросил я у Баптриса.

— Мы даем нашим наиболее стабильным подопечным свободу передвижения и возможность гулять здесь, в общей зоне. Разумеется, за ними внимательно следят. Но в целом все, кто приходят сюда, — безвредны, ибо они делают это добровольно. Конечно, есть и люди, пришедшие из-за того, что особенности их психики сделали нормальную жизнь невозможной.

Ничего из сказанного им меня не успокоило.

Пройдя сквозь залу, мы вошли в длинный коридор с палатами по обеим сторонам. Некоторые двери оказались закрыты снаружи на засов, иные — даже усилены дополнительными решетками. На каждой двери было узкое смотровое окошко со сдвижной заслонкой. Пахло дезинфицирующими средствами и экскрементами.

Кто-то или что-то тихонько и размеренно стучало по одной из закрытых дверей, мимо которой мы прошли. Из-за другой раздавалось пение.

Некоторые двери были открыты. Я увидел двух послушников, мывших губками древнего старика, привязанного ремнями к металлической кушетке. Тот жалобно плакал. В другой комнате, с открытой дверью, но запертой решеткой, на стуле сидел крупный, мускулистый мужчина и внимательно смотрел в коридор. Его кожу покрывали татуировки: эмблемы полка, девизы, цифры, обозначающие численность убитых врагов, — а в глазах плескалось безумие. Он имплантировал себе клыки какого-то зверя в нижнюю челюсть, и они торчали из-под губы.

Когда мы проходили мимо, он