Роман Глушков - Побег Страница 5

— Интересно, что может быть для него серьезнее угрозы бунта? — хмыкнул Обрубок. — Разве что надвигающееся на атолл цунами. Но здесь я вам тем более не помощник. Тот парень, что может остановить цунами, живет в Голливуде и его зовут Брюс Уиллис.

— Ничего не знаю про цунами. — Скарабей был не расположен к шуткам. Угроза быть смытыми в океан беспокоила сегодня островитян в любой части света. — Зато мне точно известно, что кто-то осушает на «Рифте» затопленные уровни. И этот «кто-то» — явно не из наших, потому что осушение уровней производится без включения помп.

— Ишь ты! Воистину, загадка! Прямо как в той сказке: «Кто-то в поле стал ходить и пшеницу шевелить. Мужики такой печали отродяся не видали», — пробормотал Обрубок.

— Извини, брат, но я не говорю по-русски, — напомнил из-за двери собеседник. — Что ты сказал?

— Я спросил, есть ли у ван Хейса догадки насчет этого чуда природы. И все еще не врубаюсь, какое отношение это имеет ко мне? — Обрубок не стал переводить британцу процитированные им строки Ершова, так как болтать о поэзии было неподходящее время.

— Есть одна догадка, — подтвердил Багнер. — И чтобы ее проверить, директор велел мне подыскать несколько надежных ребят. Таких, которые не якшаются с группировками и умеют держать язык за зубами.

— Насчет языка ничего не обещаю. С годами я стал настолько болтлив и сентиментален, что порой сам себе бываю противен.

— Как раз тебя берут в команду не по этой причине, — усмехнулся Скарабей. — Вернее, по этой и по другой, которая важнее первой. Идею насчет твоего участия выдвинул сам ван Хейс, и если ты откажешься, он будет огорчен. Чертовски огорчен, понимаешь, о чем я?

— Понимаю, да не совсем, — пожал плечами Обрубок. — Если я нужен директору, почему он не велел притащить меня к себе в кабинет, а сообщает об этом через тебя? Да еще в обход охраны?

— Если тебя приведут к ван Хейсу для разговора, Рошон, Абу Зейдан и Штернхейм узнают об этом, прежде чем ты выйдешь из директорского кабинета. И захотят выяснить, о чем же сокровенном вы там шептались. А каким образом они выбьют из тебя эти подробности, ты догадываешься. То же самое случится, если директор самолично посетит тебя в изоляторе. Неужели ты все еще не в курсе, что на «Рифте» над нами стоят две власти: директор Ян ван Хейс и начальник охраны Штефан Ковач? Полномочия каждого из них четко определены, но оба они — крайне амбициозные типы. И оба любят соваться в чужой монастырь со своим уставом. Поэтому частенько устраивают друг другу каверзы, используя для этого нас. А мы в итоге огребаем по шее и от того, и от другого. Думаешь, получали бы Дикие Гуси дополнительные сигареты и пайки, если бы у ван Хейса не было на воле связей с братством военных наемников? Думаешь, стали бы Синие Одеяла так наглеть, если бы их не покрывал сам Ковач? Думаешь, тот носорог позавчера просто так на тебя набросился?

— И в чем же я провинился перед Мачори и его братвой?

— Этого я не знаю. Но я знаю, что как только на подводных уровнях тюрьмы начались странности, ван Хейс сразу поднял из архива твое досье. О чем наверняка было доложено и Ковачу. Но, поскольку директор запретил охране туда спускаться, Ковач затаил на него очередную обиду. И решил, что раз ты ему срочно нужен, то почему бы тебе вдруг не издохнуть и не испортить тем самым директорские планы.

— Вот как, значит? Ладно, благодарю за политинформацию — полезная вышла лекция. Так по какой же причине директор затребовал мое досье, и с какой стати я должен идти с вами?

— Слушай, брат, времени у меня в обрез, поэтому буду краток, — забеспокоился Харви, видимо, услышав в коридоре шаги возвращающегося охранника. — Ван Хейс утверждает, что на самом нижнем уровне «Рифта» есть некая черная аномалия, загадку которой ты мог бы ему объяснить. Он говорит, это одна из тех аномалий, которые сегодня наблюдают по всему миру. И вокруг которых якобы творится всякая чертовщина. Знакомо тебе это дерьмо или нет?

— Я слышал на свободе о черных кляксах. Но почему директор так во мне уверен? Я ведь не эксперт по паранормальным явлениям.

— Проклятье, ты что, действительно не въезжаешь, что ван Хейсу от тебя надо? Если нет — тогда я зря трачу здесь свое время. И без тебя разберемся, что там к чему. Счастливо оставаться, брат! Забудь об этом разговоре — считай, что его не было…

Кальтеру очень не хотелось ввязываться в сомнительную авантюру, участие в которой грозило испортить ему отношения и с директором тюрьмы, и с начальником охраны. Однако упоминание о черном разломе заставило его забыть на время об осторожности. Это была первая найденная им серьезная зацепка, способная пролить свет на то, как он здесь очутился. И, возможно, помочь ему найти выход из западни. В конце концов, сбежать отсюда без риска для жизни было невозможно в принципе. Так почему Обрубку не начать рисковать прямо здесь и сейчас, ведь другого шанса докопаться до истины ему может и не представиться.

— Погоди, Скарабей! — попросил он. — Ты прав: мне кое-что известно о черных аномалиях. Возможно, даже больше, чем кому-либо еще из зэков. Поэтому передай директору: я согласен. Пусть вытаскивает меня из карцера, и давай, так уж и быть, займемся настоящим делом.

— Вот это другой разговор! — отозвался Харви. — Давно бы так, Кальтер! Полагаю, завтра вопрос с твоим досрочным выходом из ШИЗО будет решен. А ты за это время постарайся не издохнуть, если Ковач надумает устроить тебе свидание с Синими Одеялами.

— Легко сказать «не издохни» тому, кто и так сидит в могиле, — проворчал Обрубок, окинув взором узкий железный колодец, который был его сегодняшним домом. И который он с легкостью променяет на мрачные отсеки и коридоры нижних уровней, хотя вряд ли они окажутся веселее карцера. Но как бы то ни было, там у него будет чем заняться. И, вероятно, с пользой не только для начальства, но и для себя. Ведь если черный разлом привел его на «Рифт-75», то, вероятно, этот же разлом может стать ключом к его свободе…

Глава 3

Прежде Константину Куприянову, Кальтеру, бывшему оперативнику-дезертиру из русского военно-разведывательного Ведомства, не доводилось сидеть в тюрьмах. Вот почему за год пребывания на «Рифте-75» его прошлая жизнь стала казаться ему такой далекой, словно он проторчал здесь как минимум в десять раз дольше.

Кальтер не жаловался на дырявую память, которая его по-прежнему не подводила. Просто все случившееся с ним в последние годы — и в частности прошлогодние события — было покрыто странным налетом давности. Куприянов ничего не забыл… или, вернее, думал, что не забыл. Но в то же время он не мог предельно отчетливо вспомнить свое ближайшее прошлое, как только ни напрягал свою тренированную память.