Саймон Кларк - Кровавая купель Страница 5

Теперь мы уже не знали, куда идем. Может, мы просто инстинктивно искали какие-нибудь признаки нормы. Это же был город, который мы оба знали семнадцать лет. Знали кажцую лавку, улицу и переулок. И сегодня у него был очень нормальный вид. Нет отбросов на улицах. Машины аккуратно припаркованы у тротуара. Только людей нет.

Мы прошли мимо кафе, где гудел вентилятор. Нормальный, красивый звук. Даже запах теплого масла и лука от предыдущего вечера.

– Что случилось, Стив? Отчего это люди такое делают?

Он пожал плечами, не глядя на меня.

– Ты сказал, что думаешь, будто родители убивают своих детей.

– Главным образом.

– Когда я сказал, что хочу найти родителей… Ты сказал, не беспокойся. Что они наверняка сами меня найдут. Что ты имел в виду?

– Что я имел в виду. Ник? Я имел в виду, что видел матерей и отцов, обычных людей, которых знал всю жизнь, и эти люди убивали своих детей. Рвали их на части. И я это видел. А зачем и почему они так делали – видит Бог, я не знаю.

Подозрение взорвалось у меня в голове динамитом.

– Ты думаешь, это мои родители убили Джона?

– Я думаю… блин, а ну-ка глянь туда!

Я посмотрел туда, куда уставился он.

На Хай-стрит были люди. В данный момент они ничего не делали.

Ничего – только наблюдали за нами. Нас разделяла почти сотня ярдов, и потому я не испугался. Физически в них ничего страшного не было. Группа из тридцати или более прихожан, собравшихся на внеочередное собрание. Детей с ними не было.

Старшие вам скажут, что проведенное в ночных клубах время ничему не учит. Это не так. Вот чему оно учит: начинаешь понимать язык тела. А в семнадцать лет умение понимать язык тела может уберечь целостность вашей морды. Когда кто-то к тебе идет, ты уже инстинктивно понимаешь, то ли ты ему до лампочки, то ли он хочет поздороваться, то ли полезть в драку.

Когда группа жителей Донкастера повернулась к нам, по ним прошла рябь. И отчетливо, как будто это было написано, я прочел эту враждебность – и намерения.

– Сейчас они пойдут на нас, – сказал я.

Стив кивнул.

– Оттуда им нас не достать. Ладно, пойдем.

Мы повернулись.

Откуда взялись эти, я не знаю. Наверное, просочились из переулков. В десяти ярдах нам перегородили дорогу с дюжину мужчин и женщин возраста от двадцати до восьмидесяти с хвостиком – какой-то старикан со слуховым аппаратом и тросточкой. В нормальной ситуации эта группа не привлекла бы внимания.

Но в их глазах читалось иное.

Они горели ненавистью. Лицевые мышцы этих людей напряглись, натянув глаза и губы. То, что изменилось у них в головах, вызвало изменения на лицах. Такого выражения лица никто на этой планете до сих пор не видел.

– Беги, Ник! Беги!

Люди перед нами не двигались. Но ощущалось нарастающее напряжение их сведенных мышц. Постепенно у них стали приподниматься плечи.

Меня толкнули в бок:

– Ник, проснись! Беги!

Я побежал, протолкнулся между двумя поставленными вплотную автомобилями и бросился через дорогу.

Стива за мной не было. На той стороне я остановился и обернулся.

Он не успел. Я видел, как он пытается вырваться. Светловолосая голова замоталась из стороны в сторону под ударами кулаков, чьи-то руки обхватили его грудь и плечи.

Я рванулся обратно, и теперь только чья-то припаркованная машина отделяла меня от схватившей Стива толпы.

– Стив!

Он вывернул голову в мою сторону, и кровь текла у него из глаз, как слезы.

– Беги, Ник! Беги!

В его голосе была смертная мука – они его убивали.

Я залез на крышу машины и замолотил кулаками по металлу, будто пытаясь отогнать стаю диких собак.

Что же еще я мог сделать?

Как Стиву удавалось оставаться на ногах, я не знаю. Женщины обвивали его руками, будто хотели целовать, но они впивались в него зубами. На щеках Стива зазияли дыры.

– Ник, Бога ради! Ник, бе…

– Оставьте его, оставьте, оставьте… – вопил я.

Они не замечали.

Мимо меня через машину пронеслось что-то большое – какой-то жирный бросился на груду тел. Стив свалился.

Они все навалились на него. Курган из бьющих, кусающих, рвущих людей.

Их интересовало только одно – убить Стива. Даже на меня они не обращали внимания, хотя их тела так впечатывало в автомобиль, что меня чуть не стряхнуло. Каждый хотел урвать свою долю уничтожения.

Вот так. Они рвали моего друга на мелкие куски, как обманутая невеста рвет фотографию коварного изменника.

Я спрыгнул с машины и побежал.

Остановился я тогда, когда бежать было уже некуда. Я добежал до верха многоэтажной стоянки по пандусам, соединявшим уровни.

Через двадцать минут, когда сердцебиение замедлилось почти до нормального, я оглядел Донкастер. В солнечном свете он выглядел как всегда. Рядом с художественной школой высилась церковь святого Георгия, похожая на готический свадебный пирог. Железные дороги блестели на солнце, как следы проползшей улитки. Поездов не было. Мост Норз-Бридж, река и канал были абсолютно пусты.

Мне были видны улицы, магазины, торговые ряды. И безмолвное перемигивание светофоров. Красный, желтый, зеленый.

Все было нормально. Никто не сошел с ума. Вот оно что. Это я сошел с ума. Я, Ник Атен. Или это Слэттер – кто же еще, как не этот подонок? – подсыпал мне вчера кислоты в пиво. У меня галлюцинации.

Ради всего святого, Атен, вылезай из этого! Вытрави эту гадость из своего организма! Пей, ешь, ссы – вытрави! Эти мысли ползли у меня по извилинам, но не замыкались ни во что ясное. Я вцепился в мысль, что меня опоили. Глубоко дыша, я пошел по пандусам обратно в город.

Он обезлюдел.

Я шел по улицам. Не зная, куда иду, только надеясь, что гадость, которую мне подсыпали, перестанет действовать. Один раз я видел спящих у порога детей. Только глубоко внутри я знал – по их виду, по их раскинутым рукам и ногам, что они не спят.

Около “Макдональдса” я замедлил шаг. Там за стойкой было какое-то движение. Я прошел мимо стеклянных панелей, стараясь не проявлять особого интереса к тому, что там делается.

А там не делалось ничего необычного. Две девочки-подростка в униформе накладывали гамбургеры на подносы.

Одна из них приподняла корзину чипсов и высыпала на поднос. Я учуял запах рая.

И вошел в дверь.

А внутри пахло еще лучше. С потолка свисали мобили с рекламой особых завтраков для детей и игрушечный Рональд Макдональд.

– Чего желаете, сэр?

Улыбка девочки была для меня уколом чистого противоядия. Мир снова был нормален и прекрасен.

– Пожалуйста, биг-мак.

Я вытащил деньги.

– С жареной картошкой, сэр?

– Да, пожалуйста.

– Пить что-нибудь будете?

– Большую колу… спасибо.

И тут я посмотрел не на приветливую улыбку, а в глаза.

И это было худшей из моих ошибок. Из-за улыбающегося лица на меня глядели глаза перепуганного ребенка. Этот секундный взгляд сказал нам обоим больше, чем если бы мы вели часовой разговор за столом.

Все было правдой. Кошмар стал действительностью. Кровь стояла на гудроне. Лежали в кроватях мертвые дети, загрызенные ночью мамами и папами. Она тоже это видела.

Она отвела глаза, выбивая кассовый чек. Я отдал ей деньги, но глаза мои уставились на поднос.

– Спасибо вам – кушайте на здоровье.

Вторая девочка смотрела на меня из-за полок с гамбургерами. Она ждала от меня слов: “Что мы тут делаем, черт побери? Там, на улице, геноцид! Почему мы делаем вид, что ничего не случилось?”

Единственный человек, которому вы можете хорошо соврать, – это вы сами.

В “Макдональдсе” было пусто, если не считать этих двух девочек из персонала. Все было так нормально, цивилизованно. Я взял поднос наверх, чтобы поесть среди того, что могло бы быть декорацией рая с мрамором колонн, цветами, лианами и чувством покоя.

Закончив есть, я автоматически сбросил мусор в контейнер и пошел в туалет. Дверь мужского туалета открылась только на несколько дюймов – что-то ей мешало. Что-то мягкое. Я толкнул сильнее и заглянул. Рибоковская кроссовка на ноге.

Я тут же бросил дверь, будто она вскипела. И стоял столбом – мне хотелось поссать, а я не знал, что делать.

Наконец я сообразил заглянуть в женский туалет. Розоватая пустота. Ощущая какой-то глупый стыд, я зашел и вышел как можно быстрее, застегивая джинсы на ходу.

Две девочки смотрели, как я спускаюсь, расширенными от ужаса глазами. Я никогда не видел, как вцепляется утопающий в спасательный круг, но уверен, что он не мог бы хвататься сильнее, чем схватилась одна из них за автомат, разливающий кока-колу.

Выходя в дверь, я чувствовал у себя на спине их взгляды. А что я мог сделать? Что сказать? Я и сам был в шоке. Мозг в черепе стал черным свинцом. Мне надо было им помочь – это же были просто перепуганные дети.

Я этого не сделал.

Выйдя на улицу, я не знал, куда иду, но шагал быстро. Если идти как будто с целью, может быть, и цель появится. Мысль, куда идти.

В полицию?

Нет. Когда вы в последний раз видели копа-тинэйджера?