Александр Сивинских - Имя нам – Легион Страница 5

Удовлетворенные тем, что внезапно одолевшая новобранца падучая с успехом побеждена, пришельцы (а вернее, хозяева) продолжили дружескую беседу. Она частенько прерывалась раскатами вполне человеческого смеха.

Не исключаю, что смеялись как раз надо мной.

Я встал, стряхнул налипший сор, подобрался к ним поближе и принялся разглядывать крепление оружия на корнеобразной ручище инопланетного калеки. Гигант скоро заметил мое любопытство и, широко улыбнувшись, продемонстрировал принцип действия. Процесс впечатлял: пистолет оказывался в руке практически мгновенно, так же мгновенно возвращаясь на место. Я восхищенно покивал головой, но не забыл напомнить себе, что старина Гаррисон придумал похожую оружейную систему лет сорок назад. А то и больше. И не запатентовал ее, оказывается, совершенно напрасно. Сгребал бы сейчас галактические кредиты прямо лопатой и в ус не дул.

Новоявленный «медведь – липовые ноги» тем временем снял с пояса прибор, похожий на рацию, и потыкал в клавиши скрюченным толстым пальцем. Створки ворот мягко скользнули в стороны и вверх. Кусок сферы, скрывавшийся под ними, покрылся светящимся узором ядовито-желтого цвета с горчичными пятнами, начал таять, утончился до черной прозрачности и лопнул, как брюхо протухшего хариуса.

Эстетика прободения желудка. Бр-р! Силовые поля, ребята, штука, оказывается, мало аппетитная. Не зря, значит, входную мембрану спрятали за обычными дверьми.

Чтобы привратника не тошнило.

Игорь Игоревич предложил мне занять место в «УАЗе», я тяжко вздохнул и полез в тесные недра ободранного межгалактического крейсера. Автомобиль задергался, фыркнул, скакнул и неуверенно поехал, спотыкаясь на каждом метре.

Изнутри купол был прозрачным. «УАЗ» медленно катил по светящейся дороге к голубоватым огонькам, все яснее различимым вдали.

Я просунул голову в кабину и бодро поинтересовался, будут ли еще неожиданные сюрпризы. А главное, когда же мне растолкуют, наконец, что к чему. И, если уж на то пошло, любопытно было бы узнать вдобавок, где мы находимся.

Игорь Игоревич повернулся вполоборота и заметил, что язвительность моя безосновательна. Скажи он правду сразу, я, чего доброго, принял бы его за придурка и дела с ним иметь не стал бы. («Само собой!» – подумал я.) Сейчас же все на мази, мы – там, где надо, можно расслабиться, ибо жизнь продолжается. А как бы дело сложилось дома, на Земле, еще вилами по воде…

Закончив краткую речь, Игорь Игоревич глубокомысленно замолчал.

Водитель, похоже, вообще не знал простой человеческой речи или был нем. Или соблюдал субординацию.

Посему я вполне уяснил, что объяснения будут даны в том объеме и в то время, которые сочтет необходимым мое новое командование. Мне оставалось только грустно вздохнуть и повалиться на свое вытертое креслице.

Огоньки приблизились и оказались фонарями на столбах – точными копиями обычных городских фонарей. Они освещали два ряда небольших приземистых строений, которые я принял за казармы. Возле одного дома машина остановилась. Игорь Игоревич вылез первым. Я подхватил сумку и спрыгнул на стриженую травку, отделяющую дорогу от широкого дощатого деревянного тротуара. Тротуар вызывал мое искреннее восхищение: таких уж лет десять и в деревнях-то не сыщешь.

Ведомый все так же глубокомысленно молчащим Игорем Игоревичем, я вошел в приют безродных и бездомных наемников.

Дневальных, дежурных и прочего обязательного для земной казармы служивого люда вроде «молодых», трудолюбиво «пидарасящих взлетку», не наблюдалось. На пушистом ковре, закрывшем весь пол тонущего в полумраке коридора, лежала лохматая собачонка. Беспородная, но чистенькая и ухоженная. Она подняла на нас мутный спросонья взгляд, лениво повиляла коротеньким хвостишкой и заснула опять.

– Это Бобик, наш талисман, – сообщил наконец-то обретший страсть к общению Игорь Игоревич. – А это ваша комната. – Он распахнул передо мной одну из десятка однообразных дверей, выходящих в коридор. – Отдыхайте. Завтра получите все объяснения, униформу, аванс и возможность позвонить домой. До встречи!

На этом его коммуникативная страсть стремительно угасла.

Он повернулся и, завывая протяжно под нос что-то вроде колыбельной для дитя-людоеда, отбыл.

Я оглядел комнату. Ничего себе казарма, имеющая подобные апартаменты для каждого служивого! Из небольшой прихожей открывался вид на два отсека. Один не мог являться ничем иным, кроме спальни, ибо кровать в нем стояла прямо-таки вызывающе, маняще двуспальная. Другой был чем-то вроде кабинета. Книги на полках и уютное с виду кресло перед невысоким столиком. Лампа под зеленым абажуром. Обалдеть! Еще в прихожей была узенькая дверка, ведущая, как оказалось, в совмещенный санузел.

Номерок, конечно, не королевский люкс, но жить можно. В общежитии комната была много хуже, и ее еще приходилось делить с Димкой. А он ужасно храпит во сне. И любит оглушительный «трэш-металл». И не любит производить уборку. Впрочем, Ксюша у него очень даже ничего…

Я расстегнул сумку, собираясь заняться размещение вещей… но ограничился тем, что достал «мыльно-брильные» принадлежности, и опустил пакет на тумбочку. Недавно славно выспавшийся в машине, я с удивлением почувствовал новые позывы к тому, чтобы, вспоминая армейский жаргон, «придавить на массу». Приняв сонливость за последствия успокоительного укола, я не стал ей противиться. Предки, кои мудры по определению, завещали нам, что утро завсегда мудренее вечера, а тем более ночи.

Их мнение следовало уважить.

Проснулся я раненько. В просторное окно еще видны были побледневшие кольца, но густая чернота инопланетной ночи уже сменилась серенькой рассветной мутью.

На посвежевшую голову славно думалось, и я с удивлением начал вспоминать бурные события прошлого вечера. Что-то в них меня настораживало. Прежде я всегда считал себя выдержанным человеком, имел даже некоторое время прозвище «Флегма тормознутая» и теперь не мог понять: какого, извините, хрена меня потянуло на безрассудные подвиги?

В душу начали мало-помалу закрадываться нехорошие подозрения. «Игорь Игоревич» знал, как меня зовут. Он знал, где и когда меня ждать. Он знал, что я здорово влип… Он знал такое, что знать мог лишь в одном случае – в случае, если все мои неприятности были заранее продуманы и умело спровоцированы. И уж, наверное, лукавые провокаторы осознавали, что жертва в конце концов обо всем догадается… Осознавали, но не придали тому никакого значения. Вот вам и права личности!

Я попробовал воспротивиться произволу, вскочил с кровати, но кровь не клокотала, и разум возмущенный не кипел. Обескураженный очевидной нелепостью собственного поведения, я глубоко погрузился в самоанализ. И вскоре пришел к выводу, что крошечный авантюрист, дремлющий обычно где-то на задворках моего подсознания, очнулся от спячки и с радостным смехом потирает истосковавшиеся по бродяжьему посоху ладошки.

«Э-эх, будьте вы прокляты, пришельцы подлые! Изучили вы меня действительно хорошо», – пробормотал я и отправился совершать утренний туалет.

Поплескавшись вволю, вытерся захваченным из дому полотенцем, совершив тем самым маленький акт мести «пришельцам». Ибо в ванной присутствовало махровое, белоснежное, пушистое и вообще роскошное, казенное. Перед большим зеркалом, вмурованным в стену прихожей, принял атлетическую позу «двойной бицепс спереди», оскалился в агрессивной улыбке. Отметил недостаточный объем икроножных мышц, но успокоился отчетливым рельефом пресса. Прорычал: «Больше харизмы, мужчина!» и угрожающе выбросил напряженно сжатые «кошачьими лапами» кисти своему отражению в лицо.

Отражение в ужасе отпрянуло.

Я демонически расхохотался и пошел одеваться.

Для задуманной прогулки натянул любимые «бермуды», вырезанные в свое время из армейских х/б бриджей. Бриджи, в количестве двух пар, я спер на военных сборах, венчавших курс институтской военной подготовки, и до сих пор то хвалю себя за это, то презираю. В пару к шортам подобрал любимую же белую майку с провоцирующей алой надписью «DO IT!» и вышел в коридор.

Кудлатого талисмана Бобика нигде не было видно. Других живых существ тоже.

Я наугад поскребся в ближайшую дверь. В ответ из динамика, разинувшего над нею свою решетчатую пасть, послышался грозный рык. Был он схож с рыком саблезубого тигра в годы, когда сии хищники еще вольготно владели Землей и людей не воспринимали иначе, чем как легкую, но калорийную пищу. Правда, здесь можно было уловить кое-что осмысленное:

– Я три дня на полигоне, все вопросы к Бородачу! Сколько можно повторять?

Рык был настолько знаком, что я даже вздрогнул от неожиданности. (Впрочем, это могло произойти от громкости и резкости звука.) Так умел рычать только один человек на всем белом свете. И человек этот был первым, кого бы я хотел видеть рядом с собой в любой сложной ситуации. И ему здесь было самое место, если я хоть что-нибудь знаю о нем. А я знаю о нем почти все, потому что человек этот – мой кровный (так уж получилось, во мне действительно бежит около литра его крови) брат. И друг. И… впрочем, не будем разводить сантименты.