Михаил Тырин - Желтая линия Страница 50

Я хотел бы любой ценой вырваться, схватить ружье и перестрелять всех ублюдков до единого. Но — увы! — мое оружие сейчас держал в своих лапищах и обнюхивал обезьяноподобный обитатель болот.

Меня били так остервенело, будто сводили личные счеты. Я скрипел зубами и молил, чтобы ульдры поскорей выдохлись. Кажется, пару раз меня кидали в костер, но это уже не имело большого значения. А что творили со Щербатиным, я просто не мог видеть.

Помню еще, я громко хохотал, словно от щекотки. Наверно, я просто ненадолго сошел с ума…

— Беня… — услышал я обреченный стон. — Беня, они уже ушли?

Я что-то промычал, так и не открыв глаза.

— Беня, лучше бы они нас добили, точно?

— Наверно.

— Я думал, они пришли нас спасать, я думал, что кончились наши мучения. А они еще и не начинались!

Я уперся здоровой рукой в землю, перевернулся. Небо было темным, лес тоже тонул во мраке. При каждом моем вдохе в груди что-то похрустывало и кололо изнутри.

Я начал подниматься, и тут к горлу подкатила тошнота. Шумная струна блевотины, смешанной с кровью, извергнулась на куртку, распространяя кислый запах.

Во рту было что-то не так. Я пошевелил опухшим языком: так и есть, не хватает четырех передних зубов. Водавийские болота жрали меня по кусочкам — сначала рука, теперь зубы. Недалеко и до головы…

Я все же смог подняться. Некоторое время стоял, покачиваясь и прислушиваясь к себе. Ничего, жить можно. Только тошно.

— Странно, — сказал я. — Похоже, кроме зубов, ничего не сломано. Правда, ребра что-то хрустят. Остальное цело.

— Это потому, что ты легкий. Тебя бьют — и ты летишь.

Костер едва-едва тлел. Я опустился на четвереньки и несколько минут ползал, собирая хворостинки. Занялся небольшой огонек. И вдруг — о чудо! — я увидел свое ружье. К великому счастью, союзникам еще не растолковали, что такое плазмовое оружие. Они решили, что это просто кривая бесполезная палка.

Потом я нашел обрывки своего рюкзака. Там было пусто. Совершенно пусто. Щербатин наблюдал за мной, скосив глаза. Он увидел, с какой злостью я швырнул ранец в костер, и сказал:

— Не расстраивайся. Зато теперь тебе не надо тащить еду. Только меня. — Помолчав немного, он усмехнулся: — Ну и рожа у тебя. Восставший из ада, часть последняя.

— Еще слово, и повешу тебя на шест — отгонять злых духов.

— Ладно, не печалься. Сейчас утешу. Иди-ка сюда…

Он указал глазами на примятый куст. Там, зацепившись какой-то деталькой за ветку, висел мой магнитофон.

— Как видишь, Беня, судьба к нам благосклонна. Самая необходимая вещь уцелела.

Я рассвирепел. Я захотел размахнуться и зашвырнуть эту штуку подальше вместе с ивенками, их песнями, а заодно ульдрами и цивилизаторами, вместе взятыми. Но если бы все было так просто…

Успокоившись, я сунул магнитофон в карман.

— Беня, надеюсь, мы не отправимся в путь немедленно? Я хочу отдохнуть и поспать.

— Спи, сколько хочешь. Я только дров еще наберу.

Мы уснули рядом. Я положил Щербатина под бок, словно маленького беспомощного ребенка, которого нужно уберечь от ужасов водавийской ночи.

Едва сомкнулись глаза, я услышал его вопль.

— Убери их с меня! Скорее, убери их!

— Что? — Я вскочил, ничего не видя в темноте. Щербатин вертелся и стонал.

— По мне кто-то ползает. Они меня кусают, убери их!

Я раздул тлеющую деревяшку и поднес к Щербатину. На его мешке извивались полосатые черно-оранжевые червячки размером с сигарету. Я смахнул их пучком травы, но потом заметил, что и по моей одежде ползут несколько штук. Похоже, мы уснули на их гнезде.

Избавившись от червячков, я перетащил Щербатина на другое место и свалился рядом. Больше я не просыпался до самого рассвета.

Это было худшее утро моей жизни. Боль и голод можно было стерпеть, от них никуда не денешься. Но безнадега просто сковывала руки. Да, можно собраться с силами, взвалить на плечи Щербатина и тронуться в наш скорбный путь. Можно до бесконечности идти, проваливаясь в трясину, задыхаясь от испарений и теряя последние силы шаг за шагом.

Но чем кончится эта мука? Наткнемся ли мы на своих, заметит ли нас пилот случайного реаплана или же мы закончим дни на острие ивенкского клинка? Или просто сдохнем от голода?

Щербатин еще спал. Я смотрел на догорающий костер и размышлял, как быть дальше. Еды нет, а значит, силы будут таять, как этот огонек на углях. Долго не протянем. Кажется, мы ехали на вездеходах через лес около часа. Но при этом сильно петляли, значит, прямая дорога должна быть гораздо короче. Если так — мы выйдем к реке довольно скоро.

Там начинается степь, далекие горы в тумане, но не это важно. На берегу реки мы сможем лишь остановиться и запастись терпением. Нужно научиться как-то добывать пищу, нужно соорудить какую-нибудь хижину из веток. И ждать.

О том, как прокормиться с одной рукой на двоих, я боялся даже гадать. Взглянув на обрубок, я подумал, что все могло быть куда хуже. Плазменный луч отрезал руку и сам же прижег рану. Если б не это — давно залезла бы в меня какая-нибудь зараза, заколотила бы лихорадка или бы просто тихо вышла вся кровь. И умер бы я под печальную музыку болотных пузырьков.

— Пора идти, — громко сказал я Щербатину.

Он что-то пробормотал, просыпаясь, изогнулся, как маленькая гусеница, и наконец разлепил глаза.

— Куда спешить? Завтрака не будет, так давай хоть выспимся.

— В дороге выспишься.

— Ага, с тобой поспишь. Скачешь по кочкам, как горный козел.

— Ну, ползи сам.

Закидывая на спину мешок со Щербатиным, я едва сдержался, чтоб не заорать от боли. Некоторое время пришлось просто стоять с закрытыми глазами, пока не утих свист в ушах. Я успокаивал себя тем, что идти недолго, что дорога лежит через лес, а не болото. А там река, уютный берег…

Но я не ожидал, что лес кончится так быстро. Я прошел не более сотни шагов, когда увидел, что деревья впереди редеют. И там нас ждет, увы, не река, а самое что ни на есть гнусное болото — матово блестящее, прикрытое вонючей дымкой.

Я встал как вкопанный и несколько минут не двигался, тупо глядя перед собой. По голове звонким молотом била одна-единственная мысль: куда принесли нас мои дурные ноги? Где я мог сбиться с пути, в каком месте? Ведь здесь должна быть река, просто река, откуда вылезло это чертово болото?!

Щербатин за спиной беспокойно зашевелился, покашлял и, наконец, спросил:

— Почему стоим? Ты забыл дорогу?

— Нет, — отозвался я не своим голосом. — Не забыл. Все нормально, я просто прикидываю, как нам дальше лучше…

Щербатин промолчал, и я понял, что он мне не поверил. Не хватало только нам обоим впасть в панику. Сколько прошли, сколько промучились — и оказались не там!

Я продолжал стоять и хлопать глазами, словно ждал, что с неба упадет географическая карта с описанием маршрута и пожеланием доброго пути. Впрочем, и от карты было бы мало толку. Я не умею ходить по картам.

«Если не знаешь, куда идти, — размышлял я, — значит, нужно идти, куда нравится. В болото мне идти не нравится. Стало быть, пойду по лесу».

С этой мыслью я развернулся и уверенно зашагал вдоль края болота. Щербатин прокомментировал это горестным вздохом. Думаю, в эту минуту он видел меня насквозь со всеми моими мыслями и соображениями.

Идти по лесу было легко, но легкая жизнь не может продолжаться слишком долго. Вскоре сухая земля стала перемежаться пятнами сырости, участками, где ботинки выдавливали сквозь траву мутную жижу, обширными грязными лужами. Затем поредели деревья, сменяясь на стелющийся бледно-зеленый кустарник, и снова перед нами заблестела поверхность болота. И куда ни кинь взгляд — везде был этот ненавистный матовый блеск.

Я молча и спокойно, как автомат, выломал себе шест и шагнул в грязь. И даже не вздрогнул, когда холодная жижа сомкнулась вокруг ног. Щербатин виновато кряхтел за плечами — он бы охотно мне помог, но как?

Мир все бледнел и мерк вокруг меня, пока я вовсе не перестал его замечать. Все сократилось до небольшого пространства, в котором я сейчас существовал — выдергивал ноги из трясины, пробовал ее шестом, хватался за ветки, отплевывался от вонючей воды, снова выдергивал ноги… И уже давно исчезло ощущение, что я куда-то двигаюсь, мне казалось, что я просто толкусь в одной точке и в этом отныне мое жизненное предназначение.

Если б мне пришлось описывать последний круг ада, я знал бы, о чем и как писать.

— Слышишь? — Щербатин нервно зашевелился на спине. — Вроде как гудит что-то… Или нет? Гудит! Беня, это реаплан!

Туман не позволял нам видеть далеко. Да и пилот не разглядел бы нас, даже если бы пролетал прямо над нашими головами.

Я бросил шест и судорожно полез в карман за радиостанцией. Однако она развалилась у меня в руках на три части. Видимо, в свое время приняла на себя удар кулака или ботинка наших союзников.