Иван Петров - Повелитель войны Страница 50

Упорство китайских генералов наводит на две мысли сразу. Первая. Оптимисты или склеротики. Вторая. Знают закон больших чисел: раз вероятность их разгрома не абсолютная, а нашего – исчезающе мала, то когда-нибудь им это удастся. Может быть. Но не в этой жизни.

Дальше пошла привычная китайская армейская рутина. В штабах началась паника, склеротика Ин Цина убили собственные офицеры, выпихнувшие на его место из своих рядов вяло сопротивлявшегося полководца Илдуху. Илдуха все делал правильно, старательно укреплялся в Дацине. Не помогло. Подошла Черная Армия, и после недолгой осады город сдался. Китайцы сделали китайцев, что и требовалось доказать. Мы поставили генерала Уэро главой местного гарнизона. Других изменений производить не стали, двинулись опять в сторону столицы. Взяли города Шуньчжоу, Чэньчжоу, Инчжоу, Тунчжоу и прочие чжоу, неохота вспоминать. Провинция Ляоси в очередной раз была покорена.

Волна наших войск целеустремленно катилась к столице Цинь, где с начала прошлой осени и до сих пор продолжалась ее блокада китайским корпусом Миньгана и столичной гвардией. Длина окружающей город стены – примерно сорок километров, в ней двенадцать ворот. Ворота действительно заблокированы, а за стеной не уследили. Золотой мальчик, самопровозглашенный Верховный правитель Цинь, ощутил дискомфорт, предал всех, кто ему поверил, и скрылся в ночи. Поиски ничего не дали. Кстати, население не в курсе, это данные моей разведки и поисковиков.

В этом году сижу в степи у озера Долон-нор, с нашей стороны Великой стены, общаюсь депешами, окучиваю информацию. Даже во взятую столицу Цинь въезжать на белом коне не собираюсь. Видеть ее не могу, обрыдла.

…Мухали с оставшейся у него дивизией перезимовал в столице Железной империи киданей и, по свистку распрощавшись с императором Елюем, ободрив его, пожелав всего хорошего, отправился как и все к столице Цинь. Непобедимый китайский полководец Пусянь Ваньну, отсидевший зиму в Цзюлянчэне и умело избежавший любых соприкосновений с Мухали, тут же занял Ляолян – столицу Железной. Могу предсказать, что Мухали опять возьмет город «хитростью», один в один повторив прежний прием. Китайцы скажут, что их снова обманули. Девичья память – четвертый раз берем. Император Елюй мог бы все-таки менее старательно изображать из себя нашу марионетку. Ему уже сопротивляться без нас лень. Придут монголы и вернут город. А мы там жить не собираемся. В конце концов, это его империя, могу рассердиться.

Хоть что-то сделал бы, убил Пусяня, например. Или на заборе ему нарисовал и оставил. Я бы оценил. А то – ведет себя, как Польша и Прибалтика. Что страны, что люди – характер один.

…Очаровательная блондинка, из тех, что догадались, куда девается свет, когда его выключаешь в комнате. Открой холодильник и – вот он где!

Какая страна ассоциируется с таким образом? Чтобы всем с нормальными мужскими наклонностями хотелось. Здоровая реакция организма, что мужского, что государственного. Знаю похожую шатенку в Европе… Блондинки не вспомню. Так жаль…

Россия? Раньше – Родина-мать с плаката времен войны. Наверное, каждый властитель привносит в характер, в восприятие державы что-то свое. Даже не властитель, а та прослойка, что его окружает. Министр иностранных дел, голышом купающийся в присутствии журналистов во время официального визита, президент, писающий на колесо своего самолета в зарубежном аэропорту… Как-то в середине девяностых во Франкфурте средних лет челночница, сидя на груде пузатых клеенчатых сумок, во весь голос орала, что из-за таких, как я, нас здесь за людей не считают. Свободу почувствовала, расслабилась, позволила себе, а рейс-то прямой, без пересадки. Отсюда вылетим, туда прилетим… Выглядел я, как турецкий бандит, чего, собственно, и добивался, имея цели в той поездке. А по-нашему – новый русский. Рыкнул, не выходя из образа. Еле-еле даму успокоил мой коллега, одетый как аглицкий принц. Минут пятнадцать ей объяснял, что за великий человек скрывается под устрашившим даму черным кожаным прикидом, сколько он сделал для России. Поверила, закрыла свисток. Но товарищ всерьез говорил.

А Монголия? Это я. А еще – тот веселый молодой парень в синем халате, что-то шепчущий на ухо своему гнедому. С саблей в потертых ножнах – наверно, еще дедов клинок. Или вон тот, усатый, с поразительно красивым актерским лицом. Героическим. Местный Тихонов. Увидел бы на Земле – сказал бы, что школьный учитель…

…Наконец к середине весны императорский двор в изгнании смог выработать хоть что-то, кроме обычного… Он выработал план для прорыва кольца блокады вокруг столицы Цинь – города Жунду. Экономненький такой планчик, это не по четыреста тысяч войск за раз в никуда бросать. В первую очередь планировалась доставка продуктов, обозы с провиантом вверили генералу Ли Ину и для их прикрытия выделили сорок тысяч солдат. Еще два корпуса отправили для непосредственного участия в прорыве. Войска областей Чжуншань и Чжэньдин под командованием генерала Юн Си насчитывают около девяноста тысяч, а сборный корпус из Дамина и прочих юго-западных регионов составляет всего двадцать девять тысяч солдат. Командует им генерал Ухури Циншоу. Все эти воинства должны были соединиться у столицы и прорвать блокаду. Почему «прорвать» – не понятно. В лучшем случае – смогли бы соединиться.

Сначала хотел повелеть пропустить обоз, но, вспомнив, чем кончается мой гуманизм, приказал атаковать. Чем быстрее прекратится это все – тем лучше. Думаю, летом прекратится, кончится блокада. Генерал Ли Ин, прикрывающий обоз, был смертельно пьян во время нашей атаки. Смертельно – надо понимать буквально. Убили его. Почему пьянице поручают такое дело? Элита такая. Сама себя элитой определила и пьет дальше. Сопровождение обоза уничтожили. Два других корпуса развернутым строем бежали к местам прежней дислокации. Наши их не преследовали, разве что – китайцы, кто хотел.

Случались и накладки. Перебежавший к нам в начале года военачальник из Цзинчжоу в провинции Ляоси – Чжан Цин – получил под свое командование десять бригад, сразу сформированных в провинции, и приказ двигаться на юг. Не монгол, порядков наших не знает, в Китае вельможи на паланкинах передвигаются, а у нас галопом верхом. Промедлил с выходом и был казнен. Вельможа – это работа, здесь тебе не Китай. У казненного остался младший брат, Чжан Чжи, и он обиделся. Брат предателя, сам предатель, а туда же, обижаться решил, уважения захотел. Вельможей назначим, а уважение – зарабатывать надо.

Взбунтовался Чжан Чжи, захватил фамильную резиденцию Цзинчжоу и еще несколько городов в Ляоси. Послали корпус такого же свеженазначенного Уэра, отвоевали все города, заперли Чжан Чжи в Цзинчжоу. Некогда, потом добьем. Действительно, некогда.

…В начале лета китайцы из корпуса Минганя взяли свою бывшую столицу. Сама сдалась, узнав о судьбе обоза. А пропустил бы?.. В предчувствии неминуемого голода и прочих прелестей войны столичный свет охватила привычная паника. Свеженазначенный комендант Ваньян Фусин доказал всем, что он настоящий Ваньян, и покончил жизнь самоубийством. К несчастью, на наш век Ваньянов еще хватит, не последний. Его преемник поступил проще – сбежал из города со всей семьей. А мы никому не мешали: из города можно, в город нельзя. У кого здоровье плохое и диета противопоказана – встал и вышел. Если монголов не боишься. Генерал пропаганде не верил, сам для народа сочинял, поэтому встал и вышел через стену со всей семьей – и ничего! Ушли куда-то.

Столица, по сути, включает в себя четыре города, разгороженных стенами, так что – не все гладко, бои внутри были. Большой город, даже гигантский парк разбит недалеко от летнего императорского дворца. Императору летом гулять в тишине и одиночестве. Подожгли большой императорский дворец – наши или местные китайцы, не разобрать. Мухали держал внешнее оцепление за стеной, чтобы разбегающиеся горожане не разворовали казну. Забыл: выходить – можно, а выносить – нельзя. Что и сгорело – не пропало, красть не давали. Жертвы были, но после взятия столицы обошлось без эпидемии, хоть и лето, жара. Не так уж много погибло. Потом в город вошли войска Мухали. Архай и Шиги занялись описью, у них свои кадры. А Мухали поддержал отряды наших канцелярских и обозных крыс надежным мужским плечом.

…Когда они приехали ко мне с отчетом, обогнав растянувшиеся обозы, мы поговорили вчетвером: Шиги, Архай, я и Хадай, бывший казначей императора. Двое очень удивились такой встрече.

После штурма Хадай предложил взятку Архаю и Шиги, выкуп за свою жизнь. Шиги отказался, дрожащий Хадай получил пинок под зад и полетел на свободу.

Через два часа Архай заблевал мне всю юрту, а через час все вернул. Вопрос: кто удивился встрече, если это не Хадай? Второй вопрос: почему Архай заблевал мне всю юрту, если я его пальцем не тронул? А Шиги я сразу отпустил – молодец, брат.