Самый Красивый Гном - Харитон Байконурович Мамбурин Страница 51

я попаду острием — нулевые, но на данный момент это единственный отвлекающий фактор у меня под рукой. Пригибаясь, тот уворачивается от здоровенного ножа, но это дает мне почти целую секунду движения. Достаточно, чтобы подняться на ноги, уловить точку опоры с качающейся палубы, рвануться на носках вперед. Опасность, что кровь сейчас зальет ступню, усложнив мне перемещение, отметаю как несущественную в ближайшие две-три секунды.

Рывок удачен, от предпоследней пули я почти сознательно уклоняюсь, видя движение пальца на спусковом крючке стрелка. Еще раз прожать он не успевает, так как моё тело врезается в него, а пальцы левой руки сжимают и выкручивают пах. Мы падаем на пол, и через долю секунды я уже уверенно впиваюсь зубами в горло человека. Сжать покрепче челюсти, запуская руку туда, где видел рукоять самого обычного ножа, используемого при любой оказии.

Удар-удар-удар-удар-удар. Тычу в туловище бандита со скоростью швейной машинки, но тот в отчаянии всё-таки успевает сделать гадость — жестко тычет пятерней в лицо. От боли сжимаю челюсти куда сильнее, чем вообще представлял себе возможным, слышу хруст. Поле зрения сузилось, боль, на лице непроизвольная гримаса. Вывод — у меня что-то с глазом.

Неважно.

Дверь сзади распахивается, демонстрируя ствол и напряженное лицо отправленного к собакам Горто, что-то услышавшего сквозь их лай. Он не представляет для меня особой опасности, так как я уже подобрал выпавший из рук его подельника револьвер. Попасть из незнакомого оружия по мужику в другом конце полутемной каюты, да ещё и с нарушенным зрением — подвиг не для меня. Зато я вполне могу попасть в пузатую лампу, просто задрав ствол вверх.

Бандит делает несколько выстрелов почти вслепую, а затем начинает торопливо пятиться. Времени достаточно, чтобы поднять старрх и вырвать из холодеющей руки покойного Мыря револьвер. Горто везет — он получает пулю в солнечное сплетение, тут же ничком падая на пол и начиная заливать его кровью. Собаки бесятся вовсю, превращаясь из надежного шумового прикрытия в тревожный фактор, способный привлечь ко мне внимание. Разум это холодно отмечает, а затем я… останавливаюсь, как сломанный механизм.

«Боевой режим» мне ничего не дал, совершенно. Он просто забрал лишнее. Эмоции, мысли, сомнения, он позволил мне действовать по прямым линиям там, где полноценный разум попытался бы проложить кривые. Но сейчас перед ним встала задача куда сложнее прямого конфликта — планирование. Требуется прекратить кровотечение, покинуть плавучее средство, добраться до берега, найти врача. Невозможно — дырки в спине, невозможно покинуть корабль — кровоточу, невозможно добраться до берега — текущих сил не хватит для преодоления водной преграды, невозможно найти врача — множество непреодолимых обстоятельств, включая сам Векину. Город с недавних пор ненавидит Должников.

Выхода нет. Я стою посреди залитой кровью каюты, в которой начинает одуряюще пахнуть бойней. Какой вкусный запах…

Что?!

Оглядываю трупы, тут же приходит понимание — это ресурс. Поглощение в краткосрочной перспективе даст телу возможность полностью остановить кровотечение, в долгосрочной же запустит процессы самоисцеления, очень быстрые, особенно если я найду возможность поспать. Но у этого ресурса крайне короткий период пригодности, через несколько минут он превратится в вкусное и даже теплое, но совершенно обыкновенное мясо. Следует немедленно…

Нет. Я стоял, шатаясь, шепотом разговаривая с собой. Каннибализм? Нет, я принадлежу к другому виду. Жизненная необходимость? Да, иначе покойник, без вариантов. Правое легкое быстро заполняется кровью. Поедание разумных? Они уже не разумны, это даже не они, а просто мясо. Я скорее сдохну, чем буду жрать человечину! Ты просто не пробовал ее на вкус. Да и какие они люди? Даже называть их так тошно. Исключено. Но они отрезали ногу ребенку! Отрежь себе тоже ногу! Вон ту, она почище.

Я. Скорее. Сдохну.

Прокусить себе щеку оказалось невероятно легко. Вспышка боли ослепила меня, едва не заставляя потерять разум, но навязчивая идея, желание, требование… отступили, прекращая сгибать сознание в податливый желейный ком. Стоя в который раз на четвереньках, я вновь начал слышать звуки. Скрип корабля, плеск волн, лай.

Лай? Пёсики. Я люблю песиков.

Иногда в жизни все решает чистое везение. Сегодня ты безработный, с последней сотней в кармане и без перспектив, а завтра внезапно берут сторожем на стройку, деловито отслюнявливая ошалевшему от привалившего счастья тебе аж девять полноценных красных бумажек по сто рублей. Вчера ты не знал, пойдешь ли ты вскоре подавать на развод, но пара случайных фраз рождают неловкий диалог с женой, в ходе которого выясняется, что ваши подозрения и страхи надуманны. Потея от ужаса перед аудитором сегодня, завтра ты лучишься от счастья, видя, как полиция пакует в уазик визжащего от ужаса исполнительного директора, запускавшего руку в бюджет по хитрой схеме.

Я всегда считал, что самое большое везение — это когда тебе не мешают.

Здоровенная тварь бросилась грудью на решетку клетки, задирая пасть к моей просунутой под потолком её узилища левой руке. Аргумент воткнулся в необдуманно подставленное горло, раздирая хищными пилообразными зубьями рану на обратном движении. Позволив бобику елозить, хрипя и лягаясь ногами, по полу, я крадучись отправился дальше. Совсем недалеко, силы таяли буквально с каждым ударом сердца, боль и слабость подступали со всех сторон, но загасить немногочисленные лампы было слишком важным для выживания.

Впившись в теплое парное мясо животного зубами, я ощутил небывалый прилив… нет, не сил. Эйфории, жадности, может быть, даже смысла жизни. Совсем не понимая, что испытываю, я жрал собачью ляжку, едва ли не урча от удовольствия. Небрежно вскрытая шкура мешалась, скулеж соседней собаки слегка отвлекал, но в остальном жизнь казалось мне прекрасной, удивительной, обещающей множество чудесных моментов.

Вроде этого.

Первым вновь начал видеть глаз. Затем утихла обжигающая и дергающая боль в пятке, сменившись тупым могучим нытьем. Я несколько раз глухо закашлялся, выплевывая свою кровь на трапезу. Нужно было съесть ещё. Можно было съесть ещё. Сейчас вот вспорю брюхо и попробую отдать должное печени. Во многих книгах пишут, что она чрезвычайно полезна. Действительно, принадлежавшая когда-то Богу-из-Машины и встроенная в меня система показывает, что печень и сердце обладают высокой ценностью.

Через несколько секунд, приложив чуточку усилий, понимаю, что и вкус у них тоже хороший.

Сознание, в том виде, к которому я привык, возвращалось неохотно. Пробудившийся чужой инстинкт, едва не принудивший меня к каннибализму, теперь не менее мощно требовал, чтобы я срочно нашел себе спокойное тихое место для переваривания сожранного. Как-то этот инстинкт мог взаимодействовать с разумом, поэтому постепенно отступал, давая мне возможность оценивать, планировать, действовать.

Время было на исходе. Диалог с