Константин Калбазов - Лютый зверь Страница 52

А вот острог гудел, как растревоженный улей, и в воеводском доме свет в окошках горел. Это что же, воевода настолько окунулся в это дело, что до сих пор тут? Мало того, все еще делами занимается? Виктор ясно видел, как один стражник взбежал на крыльцо, а другой выбежал из дома с какими-то бумагами и направился в острог. Чего это он такого нарыл, что все дыбом стоят?

Опросный лист Виктора заполнял лично подьячий, тот самый ушлый мужик с умным взглядом. И вспомнилось, как этот умник расстроился в тот день, когда Волков порешил в переулке трех татей, а воевода заступился за него.

После того как была заполнена шапка, подьячий уставился на Волкова внимательным взглядом, словно рентгеновскими лучами просвечивал, и начал спрашивать. Вопросы сначала были общего характера, потом уточняющие. Как видно, хотел составить общее представление об обстоятельствах дела, и только потом начинать заносить на лист, чтобы не черкать и не переписывать.

– Стало быть, незнакомый мужичок тебе весточку кинул, а ты, не разобравшись с ходу, преступил закон, лишив воли того, вина коего доказана не была. А ведь в городе исполнение закона лежит на плечах стражи.

Понятно, честь мундира отстаивает. Пособник татей жил здесь, на его территории. А за такое попустительство можно и огрести. Выходит, Виктор перешел ему дорогу, раз вывел купца на чистую воду. Это не дело. Мало проблем, так еще и врага наживать. Лишнее это. Но как быть-то?

– Не о своей выгоде пекся, дело делал.

– То, что не о своей, еще выяснить нужно. Ты-то показываешь, что в пещере разбойной не было никакого товара. Но могло быть иначе. Ты ведь приехал без двоих человек?

– Ранены они, я их отправил в Обережную.

– А что их тут не обиходили бы? Получается, ранены не особо сильно, если самих отправил.

– Тутошним коновалам у меня веры нет, а бабка Любава – знатная лекарка, чуть не с того света людей вытаскивает. Уж лучше им потерпеть дорогу да в умелые руки попасть, чем неизвестно к кому.

– А может, они с товаром отправились, да не в Обережную, а, скажем, на постоялый двор у Приютного. А то и вовсе остались там же, у пещеры, добро стеречь.

– А ты пленных поспрошай про товар, они тебе скажут, сколько и чего там было.

– Так нет среди них атамана, убили его. Вот вызнал ты все – и убил, а ватажники простые могли и не знать ни о каком тайнике.

– Ты что, чернильная душа, напраслину на меня возводить удумал? – Понимал, что нужно спокойнее, но вот поди совладай с норовом. Да и кто выдержит, когда обвиняют не пойми в чем.

– Это не напраслина, – и не подумал обижаться дознатчик, – это дума, как оно могло быть. Например, могло быть, что ты получил указания от меня действовать так-то и так-то.

Ясно. Удачно проведенная операция, ватага не просто истреблена, а перехвачена нить, что повела дальше, вывела на чистую воду купца. Налицо обезвреженный преступный сговор. Как не примазаться к такому? Тут уж не по холке получишь, а совсем наоборот. Как же тебе помочь, сука ты такая, чтобы ты мне кровушку не пил?

– Не получится так. Коли воевода Градимир узнает, что его люди под кем еще, кроме него ходят, мне это не к добру. Полковому воеводе я все уже доложил. Начну сказывать иначе – тут уж он осерчает, почто ему неправду сказал. Так что, если хочешь примазаться…

– Ты за словесами-то следи, а то… – не дал договорить Виктору подьячий, но закончить так и не успел.

– Заткнись, – непроизвольно рыкнул Виктор, и подьячий тут же отшатнулся, впечатавшись в бревенчатую стену. – Ты, гнида, татей в граде проспал, а теперь примазываешься, начинаешь вешать на меня грехи, коих и в помине нет? Да даже если бы и был там товар, не ты, сука, там жизнью рисковал, не ты закон преступал, шею под топор подставляя, не тебе и грязью меня поливать.

– Ты бы поаккуратнее, десятник, тут тебе не лес, – довольно быстро пришел в себя подьячий. Если испуг и был вначале, то сейчас и следа от него не осталось. В Виктора уперся угрожающий и злой взгляд. – Отсюда еще выйти надо, не бряцай оружием. Или решил меня прямо тут убить?

– Вот тебе мой сказ. Коли хочешь примазаться, то знай, весть мне подал какой-то мужичок, внешности обыкновенной, ничем не выделяемой, опознать его не смогу, обычный такой, каких много. Подал весточку – и был таков. Мог он оказаться и твоим соглядатаем. Как это все обставить, сам решай, не моя печаль. Глядишь, еще и похвалят. И помни, я прохожу не по Разбойному приказу, а по Посадскому. Так что в мою сторону взор не вороти, не то на мне кровушки нынче много.

– Опять угрожаешь?

– Упреждаю, чтобы глупости не творил. Я не тать, а волчара битый, так что порву, как овцу, только клочья полетят. Просто забудь, что есть такой Добролюб на свете, на том и разойдемся. Я на границе – ты в граде. Все, записывай опросный лист. Не ночевать же здесь.

Показания подьячий все же записал. Поскрипел зубами в тон перышку, но долг свой исполнил. Нечего и сомневаться, не держи это дело на личном контроле сам полковой воевода, не остановили бы его никакие угрозы, Виктор уже был бы в железе. И неважно, какой крови это стоило бы. Волков внимательно прочитал написанное. Ничего лишнего, никаких особых подробностей, кратко и лаконично, все уместилось на одном листе. Поставив свою подпись, он поднялся и направился к выходу. Однако в дверях остановился и глянул прямо в глаза подьячему:

– Я тебе показал, как можешь выгоду свою поиметь, там и думу думай. А ежели решишь дать приказ меня спеленать, просто помни, что взять меня, как барана, не получится. Понимаю, не тебе вязать, не тебе и шкурой рисковать. Да только не один я, вся моя бывшая ватага нынче на службе у великого князя. И по закону мы только-только жить начали, привыкнуть еще не успели. А мои парни – это тебе не подзаборная городская шваль, они Гульдию на уши поставили да солдат ее лучших, как курят, резали. Так что подумай, прежде чем шум подымать.

– Нешто за дурака меня держишь, Вепрь? Ты иди с миром, служи, да помни, что я у тебя за спиной. А чтобы так благостно у тебя на душе не было, знай, моих рук и до границы достанет, было бы желание. А оно появилось.

– Бывай здоров.

– И тебе не хворать. Тебе здоровье в пыточной еще ой как понадобится.

– Так уверен, что спеленаешь?

– Ты же волчара тертый, а волк собачью пищу вкушать и сидеть на цепи никак не сможет. А я охотник, коего терпение должно отличать, так что подожду.

На постоялый двор Волков вернулся за полночь с намерением убраться на следующий день восвояси. Нечего им делать в городе, их место на границе, подальше от глаз начальства. Да и после посещения острога он ясно осознавал, что наломал дров выше крыши. Вроде и не мальчик, и жизнью битый, куда иным, а так подставился. Теперь каждый приезд в город для него – как прогулка по минному полю. Подьячий – человек не глупый и злопамятный, а потому будет под него копать усердно. Да и жизнь на границе от этого пристального внимания не избавит. В крайнем случае достаточно весточку кинуть в Гульдию о постоялом дворе. Это лишь обыватели вертели головой и понять ничего не могли, а подьячий знал точно, где, что и как. Так что, быть может, Виктор волчара и опасный, но этот – точно охотник, и куда опаснее. Волков читался, как открытая книга. Вон вспылил как! Но этот четко сечет ситуацию и видит, что противник нынче у властей в фаворе. Он куда лучше представлял себе, какие перемены начнутся для купцов, и насколько происшедшее на руку Смолину. Сам великий князь приказал утеснений купцам никаких не чинить, дабы они развивали торговлишку, крепли и дела западников перетягивали на себя. А тут такая вот незадача. Без реакции такое оставлять нельзя. Так что полномочий у воеводы поболе станет, уж в Звонградском уезде точно, и никто Смолину на то пенять не будет.

Но не вышло у Виктора уехать сразу поутру. Сначала решил дать людям отоспаться. Столько в походе, да еще и почти трое суток без передыха на ногах, плюс бой. Одним словом, парням нужен отдых. А тут еще и воевода вызвал к себе на подворье. Пробыв в трудах праведных весь остаток дня и почти всю ночь, на следующий день он продолжил празднество, так внезапно для него закончившееся. И то! Не так часто навещает его давний друг и соратник, да еще и повод какой! Осуществилась их давняя мечта породниться. С детьми не сладилось, у обоих сыновья, так хоть внучку свою за младшего сына Вяткина отдал, тоже ведь родная кровиночка.

У подворья боярина картина была один в один, что и вчера, разве только пьяных под забором прибавилось. Но сегодня можно, пусть дрыхнут. А как оклемаются, опять за чаркой потянутся. Оно и к добру, чем больше народу выпьет за здоровье молодых, тем те счастливее будут. На этот раз никто его останавливать не стал, наоборот, сразу же провели за ограду. Как же, ждем, проходи, мил человек, да прямиком на задний двор. А если быть точнее, то в сад.

Основная свадьба отгуляла еще вчера. Сегодня народ похмелялся, поэтому столы расставили в тени деревьев, чтобы голову не напекло и чтобы ветерок овевал захмелевших гостей. Да-а, если это похмелье, то совсем скоро все опять будут на рогах. Собрались-то лишь ближники, да только вино и мед льются рекой. И все в рот, лишь чуток проливается по уголкам губ. Нет, с такими темпами уж точно совсем скоро наберутся. Вон и Градимир, не доводилось его таким видеть. Пьян и весел.