Михаил Михеев - Крепость Страница 52

Однако Того никогда не стал бы адмиралом и не смог бы командовать самым мощным за всю историю существования Японии флотом, если бы позволял панике взять верх над разумом. Всего несколько секунд — и он понял, что еще не все потеряно. Как минимум, сейчас возможно хотя бы локализовать местонахождение русского корабля, за которым адмирал упорно и безрезультатно охотился все последнее время. Характеристики русских броненосцев-рейдеров ему были отлично известны, а командир "Асамы", Якиро, опытный и грамотный офицер. Стало быть, он вряд ли допустит потери своего корабля. Более того, возможно, он сумеет его если не уничтожить, то затормозить, и тогда любой броненосец — а их в распоряжении Того целых четыре — имеет все шансы догнать и утопить этого доставившего им столько неприятностей наглеца. Дальний это, конечно, не вернет, но хотя бы позволит ценой незначительных потерь обезопасить коммуникации. Хотя, конечно, вопрос о незначительности потерь остается открытым — русские уже не раз доказали, что с ними необходимо быть предельно осторожными. И все равно, это был шанс, и надо было действовать, причем немедленно.

Японский флот не зря много плавал, воевал и учился. Больше, наверное, чем любой флот мира, считая британский. Даже сейчас, когда экипажи двух броненосцев были утомлены походом, а часть моряков и вовсе находилась в увольнении на берегу, подготовиться к выходу в море удалось в кратчайшие сроки. Один за другим подминающие океанскую волну своими чудовищными, окрашенными в шаровый цвет телами, японские броненосцы выходили в море, чтобы, построившись в кильватер, направиться на перехват противника. "Микаса", "Сикисима", "Асахи", "Фуджи" и, замыкая линию, "Ниссин" и "Кассуга", новейшие броненосные крейсера, построенные на итальянских верфях и, в нарушение всех международных конвенций, уже после начала войны переданные Японии. Следом за ними устремились четыре легких крейсера и два отряда миноносцев. Вся эта армада полным, насколько позволяли изношенные машины, ходом устремилась наперехват русскому рейдеру, и адмирал Того мог быть уверен, что на этот раз он не уйдет от возмездия.

"Рюрик" vs "Асама". Район порта Дальний

"Асама" первой открыла огонь — японцы не собирались ждать, и начали пристрелку с максимальной дистанции, памятуя о том, что она для них максимально выгодна. Однако начало боя оказалось явно не в их пользу — фонтаны от падения снарядов встали далеко позади русского корабля. Каждый артиллерист, наводя орудие, вынужден учитывать очень много факторов, но основными являются расстояние до цели и взаимная скорость перемещения кораблей. Вот здесь-то у японских артиллеристов и вышла промашка — "Рюрик" шел заметно быстрее, чем они рассчитывали.

Первоначально Якиро даже не понял, что произошло и, выругав в душе своих косоруких артиллеристов, внешне остался спокоен. Не к лицу самураю показывать свои эмоции… Однако когда второй залп лег точно так же, как и первый, и он, и его старший артиллерист синхронно поняли, что что-то пошло не так. Однако если артиллеристу приходилось отвечать только за свои орудия, то командир "Асамы" вынужден был решать еще и другую, куда более важную проблему. Крейсера сближались слишком быстро, и невооружённым глазом было видно, что буквально через несколько минут рейдер обрушит на "Асаму" всю мощь своих десятидюймовых орудий. И в этот момент Якиро совершил ошибку, которая стала роковой.

Инертность мышления — штука неприятная и чрезвычайно коварная. От нее не застрахован никто, и командир "Асамы" не стал исключением. Да, он только что, своими глазами, наблюдал, как снаряды с его корабля опаздывают за целью, и пришел к абсолютно правильному выводу о том, что противник быстроходнее, чем предполагалось изначально. Вот только действовал он на рефлексах, в точности согласно одному из тех вариантов, которые просчитывал до начала боя. И сейчас он начал разворот, одновременно вводя в действие кормовую башню и ложась на курс, позволяющий удерживать дистанцию. И абсолютно не учел при этом, что вражеский корабль, обладая преимуществом в скорости, сумеет за подаренное ему время сократить дистанцию, а сам он, напротив, скорость на несколько минут потеряет. И как раз в этот момент "Рюрик" открыл огонь.

Более совершенные, дальнобойные и, соответственно, точные орудия русского корабля выплюнули в сторону "Асамы" два снаряда, которые легли точно по целику, но с приличным недолетом. Старший артиллерист, лично взявший на себя управление носовой восьмидюймовой башней левого борта, хладнокровно ввел поправку, и второй залп лег заметно ближе к цели. Третий залп перелетом — вилка! Сразу после этого русский крейсер открыл беглый огонь, задействовав все три носовые башни.

Первых попаданий они достигли практически одновременно, но японцы попали восьми-, а русские — десятидюймовым снарядами. "Рюрик" тряхнуло, палуба ударила по ногам, броневая плита, принявшая на себя удар снаряда, лопнула, но практически полностью поглотила энергию взрыва, и серьезных проблем он не вызвал. "Асаме" досталось сильнее. Русский снаряд был почти вдвое тяжелее и намного мощнее, броня японского крейсера просто не рассчитывалась на противодействия таким "чемоданам", поэтому и результат попадания оказался соответствующим. У крейсера просто вырвало кусок палубы и борта. Угольная яма, по счастью для японцев, полная, приняла на себя часть энергии взрыва, и потому жутковатые на вид повреждения не были критичными. Однако этого было достаточно, чтобы Якиро сделал выводы и, на их основании, еще одну ошибку. Его крейсер продолжил разворот в тщетной попытке оторваться, и в результате оказался развернут к русским кормой. Одна башня с двумя восьмидюймовыми орудиями против четырех восьмидюймовок и двух десятидюймовых стволов — это несерьезно.

С тщательно скрываемым ужасом японцы наблюдали, как огромный, вдвое больше "Асамы", корабль неспешно и, в то же время, неумолимо накатывается с кормы, раз за разом извергая многометровые снопы огня из своих орудий. И каждый раз спустя несколько секунд возле "Асамы" с ревом проносились тяжелые снаряды, заставляя японских моряков вжимать головы в плечи. Разумеется, своего снаряда не услышишь, но инстинкты подавить сложно… А вот когда эти снаряды врезались в броню "Асамы", испугаться никто попросту не успевал — ни те, кто уцелел, ни, тем более, те, кто исчезал в жаркой вспышке взрыва. И попадания следовали одно за другим.

Вдребезги разлетелся кормовой мостик. Надстройки украсились рваными дырами. Вся кормовая часть была охвачена огнем, от чего за кормой "Асамы" растекался дымный шлейф, а кормовая башня временно прекратила огонь — ее артиллеристы просто не видели цели. Вместо свежего воздуха вентиляторы с хриплым, как у астматика, ревом затягивали в недра машинного отделения жирные, вязкие клубы, от чего задыхались и топки, и люди. Верхнюю часть кормовой трубы оторвало взрывом, и она, прокатившись по палубе и сметя оказавшихся на пути людей, заклинилась между вздыбленными от взрывов листами палубы и замерла.

Несмотря на все это, "Асама" пока что сохраняла ход и сдаваться не собиралась. Внизу, у раскаленных топок, сновали туда-сюда кочегары — никому не требовалось объяснять, что от того, сохранит ли корабль ход, зависят их жизни, и они, казалось, не чувствовали усталости. Время от времени, когда аварийным партиям удавалось немного сбить пламя, глухо ревели башенные орудия — и не всегда впустую. Штиль нивелировал преимущество "Рюрика" в качестве более устойчивой артиллерийской платформы, а дистанция уже сократилась, благодаря чему процент попаданий закономерно возрос. Бахиреву даже пришлось немного сбросить ход и слегка отстать, чтобы не получить лишних повреждений. И все же риск для закованного в практически непроницаемую для японских фугасов броню "Рюрика" оказался невелик.

Примерно через полчаса после начала боя "Асама" начала, наконец, замедляться. К тому моменту огонь распространился почти до носовой части корабля, стремительно растекаясь по палубе. Начался пожар в угольных ямах. Температура пламени в них была столь велика, что плавился металл. Уцелела только одна труба, воздухозаборники были смяты, превратившись в изорванные и перекрученные куски металла, и тяга, а вместе с ней и давление в котлах, упали. С треском взрывались поданные наверх снаряды для шестидюймовок, калеча людей и выворачивая наизнанку бортовые казематы. Как ни странно, кормовая орудийная башня не пострадала, но вести огонь ей было уже нечем — из-за пожара в трюме пришлось затопить погреба. Прямым попаданием раскололо перо руля, и теперь японский крейсер был практически лишен управления. Любые попытки сманеврировать при помощи машин и ввести в дело носовую башню легко парировались, и русский крейсер удерживал стратегически выгодную позицию. В боевой рубке "Рюрика" Эссен, глядя на агонизирующий корабль, мрачно сказал: