Борис Сапожников - Звезда и шпага Страница 54

Они разместились в просторном выезде и возница, лихо щёлкнув кнутом над спинами коней, направил его к Ораниенбауму, где тогда располагался двор императрицы. Екатерина пребывала печали по случаю разгрома армии Панина и мало кто, кроме самых верных слуг и камеристок рисковал подходить к ней. Иностранные послы воздерживались от визитов в Ораниенбаум, ожидая ответов на письма, отосланные на родину. Князь Потёмкин был отправлен высочайшим повелением в Малороссию, подавлять там волнения Запорожской сечи, а, по сути, уничтожать эту чубатую вольницу на корню. Любовник, которого тщательно отобрал для неё князь, боялся и близко подходить к «милой госпоже», как звал он государыню в интимной обстановке. Он, не без резонов, опасался, что гнев государыни на светлейшего падёт и на его голову. Граф Панин также сидел дома, помня обещание государыни, высказанное в гневе, но всё же, отправить его вослед брату на Камчатку. В вечную ссылку. Так что лучшей обстановки для приезда графов Орловых придумать было невозможно.

— А вот и вы, братья, — сказала им Екатерина после того, как громогласный церемониймейстер прокричал имена и титулы Орловых, трижды стукнув жезлом, помнящим ещё подлинного Петра III, об пол. — Что-то давно не заглядывали ко мне, друзья сердешные.

Сколько намёков таилось в одной этой фразе стареющей интриганки, сжившей со свету собственного супруга. Но лейтмотивом звучало: не приезжали вы ко мне, от двора отлучённые, немилые мне, и ещё сто лет не приезжали бы. Однако Григорий Орлов посмел едва ли не в открытую воспротивиться сему скрытому, хотя и не слишком хорошо, предложению императрицы убираться прочь.

— Государыня, — склонил голову гордый граф, прижимая к груди расшитую золотом треуголку. На более неформальное обращение он не решился. — Государыня, — повторил он более проникновенным тоном, — не могли усидеть дома, когда такие дела в Отчизне делаются. Самозванец и вор, именем вашего супруга почившего прикрывшийся, Москву занял, чернь к нему со всей страны стремиться, соседи наши только и мечтают, чтобы оторвать от земли русской кусок пожирнее — и в это время ни един слуга твой, государыня, от службы удалиться не может. Если он, конечно, на самом деле верный слуга, а не только сказывается таковым.

— Вот за что я всегда любила тебя, Григорий, — сказала, оттаивая сердцем, императрица, — так это за то, что всегда умеешь красно говорить.

— Слово с делом, государыня, у меня никогда не расходятся, — щёлкнул каблуками ботфорт Григорий Орлов. — Вот где нынче Григорий Потёмкин, князь светлейший? Где Никита Панин? Где брат его? Кто дома сидит да больным сказывается, чуть что, кто Малороссии, а кто и вовсе на Камчатку коня настропалил. И это верные слуги, государыня? Что бросили тебя с такой день.

— Светлейшего я сама к хохлам отправила, прочь с глаз моих, пока зла я на него, — возразила ему Екатерина, однако по самомалейшему тону голоса Орлов понял, что начинает одерживать верх. — А Паниным, и вправду, лучше мне на глаза не показываться. Пётр — вольтерьянец, но честный и достойный человек оказался, раз сам в отставку подал да на Камчатку удалился.

— Вот именно, государыня, — продолжал натиск Григорий. — Ты новых своих фаворитов отставила, так вспомни о былых, что верно служили тебе.

— Как при Чесме! — решив всё же вставить своё слово в разговор, как на параде гаркнул Алексей Орлов.

— В Фокшанах же оба подвели меня, — напомнила ничего не забывающая императрица.

— Да кто ж виноват, что турок, хоть и бит был, да столь упёрся, как, прости, государыня, за грубое слово, баран в новые ворота! — вспылил Алексей, и Григорий сжал пальцами треуголку, превращая её в фетровый ком, прижав груди, разорвав об острые края орденов, надетых непосредственно перед входом в Ораниенбаум. Однако на сей раз, он сумел обратить вспышку брата себе на пользу.

— Ведь мы и не с дипломатической миссией к Самозванцу ходить просим, но воевать против него желаем, — сказал он.

— В драке-то брат твой, Григорий, хорош, — улыбнулась Екатерина. — Но вот ты сам чего можешь в войне против marquis Pugachev мне предложить, разве только экономию свою.

— В войне, государыня, — легко нашёлся Григорий Орлов, — экономия, иной час, важней отваги бывает. Как во врага стрелять, если пуль и пороха нет? Как в штыки на него ходить, ежели самих штыков в недостатке? Про артиллерию я и вовсе упоминать не стану.

— Так, значит, желаете попытать военного счастья там, где Панин и светлейший князь Потёмкин потерпели поражение препозорное? — поинтересовалась у братьев Екатерина, но больше для виду, было понятно, что решение императрица уже приняла.

— Токмо послужить тебе, государыня, желаем! — снова гаркнул, как на плацу, Алексей Орлов.

— Вот и послужите, — сказала Екатерина. — Тебя, Алексей, назначаю главнокомандующим новым, вместо Панина, а ты, Григорий, при нём генерал-кригскомиссаром по снабжению. Покажите мне свою отвагу, вкупе с экономией.

Уже в выезде, немного успокоившись, Григорий Орлов сделал несколько глотков из припрятанной в специальном ящике бутылки с вином, передал её брату и сказал:

— Ну ты даёшь, Алехан. Как грянул ты про турка, да про Фокшаны, тут думал и конец нам. Придётся бегом бежать из Петербурга.

— Да ведь так оно и было! — вскричал простоватый генерал-аншеф. — Мы им одно, они — другое. Мы новые предложения, а они — на прежних стоят, как ни в чём не бывало.

— А то я этого не сам не ведаю, Алехан, — отмахнулся новоявленный генерал-кригскомиссар. — Но для чего ты императрице нашей неудачей-то в нос ткнул, будто, прости Господи, дерьмом? Я уж думал, как начались мы, тут же и кончимся. Ну да ладно, — сменил он тему, — всё что ни делается, всё — к лучшему. Теперь нам надо подумать, кто командовать нашей армией станет.

— Это как, кто? — удивился Алексей Орлов. — Меня государыня поставила, я ей и послужу в этой должности.

— Имей мы дело с Емелькой Пугачёвым, да его казаками, то — да, — сказал на это Григорий, — лучше тебя, Алехан, не найти. Повёл бы ты армию в лихую атаку, смял-растоптал бы бунтовщиков, с грязью бы смешал копытами кирасирских коней. Да вот беда, противник наш не так прост, как из Петербурга кажется. На этом и погорел Гришка Потёмкин с братьями Паниными. На что хорош был генерал-аншеф Пётр Иванович, Фридриха бил в Семилетнюю, турка бил, а вот с бунтовщиками не совладал. Значит, эти казаки да чернь эта сильней и пруссака, и турка оказались. Надо вызнать, откуда у них сила взялась, да кто им оружье смастерил.

— Какое-такое оружье? — не понял Алексей Орлов, на самом деле, не интересовавшийся крестьянской войной, разразившейся где-то в глубине Империи. Графа всё более занимала новая страсть — коневодство.

— Я имею свои уши, которые уже золотом покрыть можно, — усмехнулся Григорий, — сколько я им плачу. Так вот, уши эти и языки имеют, и доносят мне о том, что у бунтовщиков самое настоящее войско, прямо по Регламенту. Солдаты в одинаковых рубахах тёмно-зелёного цвета и маленькие шапочки, виду невиданного, зимнее обмундирование составляют шинели, что в нашей армии для егерей учреждены. Вооружены они мушкетами стандартными, явно сработанными на уральских заводах, откуда идёт постоянное снабжение оружием их армии. Холодное оружие составляют штыки и тесаки, также стандартного производства. — В голосе его были отлично слышны экономические, как звал их Алексей, нотки. Брат его будто бы и не говорил с ним, а делал доклад на очередном собрании Вольного экономического общества. — Офицеры обмундированы сходным образом, только, как и положено, форма их сшита из сукна лучшего качества, вместо треуголок носят картузы с козырьками, а вместо шпаг вооружены лёгкими саблями, которые казаки шашками называют. Эмблемы их нам незнакомы, однако выдают их бунтарскую суть. Что это такое? — Теперь голос Григория стал более человечным, в нём прорвались эмоции — и главная среди них безмерное возмущение. — Серп и молот, пахари и работяги, это же открытый вызов всему устоявшемуся миропорядку. Всему! Они идут за своим царём, который обещает им уничтожить дворян. Это же невиданное дело! Уничтожить дворянство, цвет, элиту русского общества! Куда пойдёт страна, которой станут управлять мещане, купцы да чернь?! Её же в первые же дни разорвут соседи, растащат по кускам, словно псы!

— Это наше счастье, — мрачно заметил Алексей, — что вся Европа обескровлена Фридрихом и его Семилетней войной. Иначе уже нынче же пруссаки стояли бы под Петербургом, конечно, если бы их не опередили иные стервятники, вроде Франции или Австрии. Да и сейчас нам надо опасаться за границы российские. Я, между прочим, хотел сказать о том государыне, да ты, брат, не дал, едва не силком утащил меня.

— Тебе только дай волю, братушка, — рассмеялся заметно повеселевший от вина — они приканчивали уже третью бутылку, пока выезд медленно катился по питерской мостовой к дому Алексея — Григорий Орлов, — ты такого наговоришь, что государыня позабудет о том, что пролонгировала клятву Елизавет Петровны, да и про запрет пыток тоже. Закончился бы наш визит в Сибири, где-нибудь.