Роман Злотников - Последняя битва Страница 54

Капитан Арамий оказался хорошим рассказчиком. У него действительно была довольно интересная жизнь, и не все грузы, которые он перевозил, были так уж безобидны. Сказать по правде, те, которые можно было считать безобидными, довольно редко бывали на борту его акки. Ибо глупо нанимать судно за цену, раз в пять превышающую обычную, чтобы переправить на нем шерстяную ткань из Ллира на Тамарис. Так что Слуй смог изрядно удовлетворить свой профессиональный интерес. Но главное капитан Арамий рассказал в первые же полчаса их беседы…

— Ну что рот разинул, урод! — За спиной Грона послышался свист бича, и он, не оборачиваясь, быстро шагнул в сторону. Бич хлестнул по дороге, подняв тучу пыли, воспользовавшись которой Грон двинул ногой и аккуратно наступил сандалией на самый кончик бича. Из-за стены пыли послышалась ругань возницы, собиравшегося чувствительно наказать нерадивого пешехода, а затем возница рванул бич обратно, чуть не вырвав зажатый под сандалией конец. Из пыльного облака послышался новый взрыв ругани, Грон едва заметно усмехнулся и приподнял сандалию. Следующий рывок был призван высвободить зажатый конец бича, но, поскольку он и так был свободен, рывок этот привел к тому, что конец бича попал по его владельцу. Куда именно, Грон не увидел, поскольку не стал оборачиваться, но вопль и последовавшие за ним глубокие исследования возницей его, Грона, родословной, показали, что удар был достаточно чувствителен. Как раз в этот момент Грон разглядел в паре шагов впереди ступени, ведущие в небольшую таверну, коих всегда много вблизи ворот, рынков и портов, и шагнул к двери. Внутрь он вошел как раз под громко заявленное: «А дед твой был сыном свиньи и ерша, и его мать рожала его хвостом вперед…», но никто из присутствующих не обратил внимания на эти слова. Грон остановился на пороге, осматриваясь. Да-а-а, маленький вход вовсе не означает, что помещение маленькое, впрочем, наверное, все это двухэтажное здание принадлежит одному хозяину и под таверну отдан весь полуподвальный этаж, а основной вход в таверну не с улицы, а со двора. Грон хмыкнул, вспомнив начало своего похода на Горгос, и шагнул вперед…

Сведения, которые сообщил венетский моряк Арамий, заставили их со Слуем серьезно пораскинуть мозгами. В принципе ситуация сложилась для них чрезвычайно удачно. Они узнали довольно много о расстановке фигур на доске еще до того, как был сделан первый ход. Но пока в голове крутилось больше вопросов, чем ответов. Кто та женщина, что наняла капитана Арамия? Какой у нее ранг и какую роль она должна выполнить в атаке на Корпус и Грона? Почему информаторы Слуя не сообщили о ней никакой информации? Откуда у нее столько горгосских солдат… И еще десятки вопросов, на которые у них пока не было ответа. К утру, окончательно сломав мозги, они выработали первоначальный план. Слуй должен был на «Росомахе», как это и предполагалось ранее, двигаться в Хемт. А Грон — в одиночку высадиться на побережье недалеко от Кира Его задачей было идти вдоль побережья, время от времени привлекая к себе внимание мирных обывателей, но стараясь не попасть в руки преследователей. Где-то через пару лун они должны были встретиться где-нибудь в районе Ллира и обменяться полученной информацией. И тогда уже решить, что делать дальше…

— Ты пришел жрать или пялиться в дверях, оборванец? Грон отшатнулся, отчего рыло, возникшее перед его лицом из густого смрада, висевшего над столами, немного не достало своим лоснящимся лбом до его носа (как, видно, было изначально задумано), и, улыбаясь, миролюбиво ответил:

— Конечно, жрать, хозяин.

— Ну так проходи в зал и не заслоняй вход, — рявкнул хозяин уже несколько дружелюбнее. По-видимому, реакция гостя произвела на него некоторое впечатление. Грон кивнул и двинулся к дальнему столу, за которым, как он успел увидеть, было не слишком много народу. Хозяин дернулся, будто собираясь что-то сказать, но один из тех, кто сидел за столом, к которому направлялся Грон, повернулся и бросил на хозяина быстрый взгляд, и тот сделал вид, что его ждут неотложные дела в противоположном конце зала. Грон, заметивший этот быстрый обмен взглядами, хмыкнул про себя — ну еще бы, с чего это в такой переполненной людьми таверне один из столов практически пустует. Но он всегда предпочитал в незнакомом месте сразу заручиться поддержкой самого крутого бугра, что лучше всего было сделать, как следует надрав задницу ему и его ближайшим прихвостням…

Ему дали спокойно выхлебать похлебку из овечьей требухи, что было продиктовано, естественно, не милосердием, а практическим смыслом. Во-первых, человек с полным желудком теряет в выносливости и скорости реакции, поскольку существенная часть крови оттягивается включившимся в активную работу желудком, а во-вторых, когда потенциальная жертва достает кошель, чтобы расплатиться за еду, можно прикинуть, стоит ли тратить на нее силы. Так что когда Грон, вытерев губы сухой тряпицей (что было вопиющим нарушением местных правил поведения), сделал попытку подняться из-за стола, его остановил грубый голос:

— Эй ты, сын рыбы и ящерицы, а кто будет платить за стол? Грон замер. Интересно, кто это здесь объявился такой смелый?

Хотя на шее и лице Грона уже появились старческие морщины, а голова была наполовину седой, он по-прежнему выглядел ОЧЕНЬ внушительно. Грон медленно поднялся и повернулся к говорившему. Ах вот оно что: говоривший был не один. За спиной лохматого мужика, чья выдающаяся вперед нижняя челюсть порождала сильные сомнения по поводу видовой принадлежности его отца, сгрудилось еще трое мужичков такого же звероватого вида. Все они были сутулы, грязны и лохматы. Четверо против одного — достойный расклад, впрочем, когда Грон поднялся во весь рост, четверка опасливо подалась назад. Но такое развитие ситуации шло вразрез с его планами.

— За стол? — Грон постарался, чтобы в его голосе прозвучало не только недоумение, но и нотка растерянности. Похоже, ему это удалось, поскольку все четверо тут же приободрились и вновь качнулись к нему.

— Да, урод, ты сидел за столом «крысиных волков». А подобная честь стоит немало. Так что давай выкладывай свое серебро.

— Серебро? Главарь расхохотался:

— Вы слышали, ребяты? У этого сына свиньи и угря нет денег. Что ж, тогда ты будешь работать на нас, пока не отработаешь долг. Что ты умеешь делать, раб?

Вот теперь можно было перестать притворяться (бог ты мой, как смелеет хамло, услышав нотки неуверенности в голосе). Эта ходячая куча дерьма уже успела сделать достаточно громогласных заявлений, чтобы любая попытка ретироваться стоила ей потери лица. А в уличных бандах это никому не прощается — ни главарю, ни даже самому последнему прихлебале. Потеря лица есть потеря влияния, потеря доходов, потеря возможностей к выживанию, в конце концов.