Кирилл Партыка - Эпицентр Страница 55

Я негромко рассмеялся.

– Ну да, не могу я тебе всего рассказать, – продолжала она. – Не имею права. Да, я и мои спутники не совсем те, за кого себя выдавали.

Я рассмеялся громче. Она прикрыла мне рот ладошкой.

– Профессора разбудишь… Ты мне нужен, понимаешь. Был нужен для дела. А теперь еще и просто нужен.

– Я же тебе говорил, что втемную не играю. Откуда ты узнала, что я могу СЛЫШАТЬ!

– Догадалась, наблюдая по ходу.

– Вранье!

– Допустим. Но ты хочешь, чтобы Чума прекратилась? Чтобы Зона перестала быть Зоной?

– Мало ли чего я хочу! Но при чем тут я?

– Разве ты не понял, что очень при чем. Тебе Пророк ясно сказал: ты Меченый. Ты можешь. И ты должен…

– Ну да, а кто может, но не хочет, тот подлец. Как в анекдоте. Никому я ничего не должен. Объяснила бы наконец, откуда столько про меня знаешь, и что вообще все это значит? Ты что у нас, этакая альтруистичная Мата Хари? И ввязалась в эту кашу исключительно, чтобы избавить человечество от Зоны? Не буду смеяться, а то Профессора разбужу.

– Извини, я на твои вопросы не могу ответить. Не имею права, – помедлив, сказала Ольга. – Но, поверь, есть шанс, что в Зоне многое изменится. Это тебя устраивает?

– Меня бы устроило, чтоб ее вообще не стало.

– Всякое может произойти. Если мы положим начало.

В голову полезли привычные мысли о том, что в большом мире меня никто не ждет и в нормальной жизни мне, теперешнему, места может просто не найтись. Но эту шелуху будто ветром сдуло. Конечно, я хочу, чтобы Чума и Зона стали кошмарным воспоминанием, не более. Даже не для себя хочу. А для Профессора, Чокнутого Полковника, Директора с его Работягами. Для тех, кто ютится в развалинах и трущобах города, кто выживает на хуторах. Для всех, кто не хочет убивать и грабить. А таких в Зоне немало.

Я приучил себя к мысли, что я Ездок и ничего более. Но выходило, что Ездок-то Ездок… Нельзя притворяться перед самим собой бесконечно. До Чумы у меня была совсем Другая жизнь. И я был другим. Самого себя не сотрешь, как карандашный набросок резинкой. Если я действительно что-то могу… Я тот, прежний, действительно должен, что бы ни думал по этому поводу я нынешний. Хотя бы ради того, чтобы прах жены и сына покоился не в зачумленной земле. Чтобы можно было прийти на могилы, принести цветы и не быть принятым за сумасшедшего. Или не получить пулю в спину в удобный для кого-то момент. Я должен рискнуть. Ольга – ненадежный партнер, она ведет свою игру. Но больше мне опереться не на кого. Она профессиональная разведчица. Я Ездок и в прошлом тоже профессиональный разведчик. Вместе вероятнее всего добраться до цели. А там будет видно. Я переигрывал очень изворотливых и опасных противников. А Ольга в каком-то смысле даже и не противник. По крайней мере, не по долгу, а по бабьей душе.

– Скажи честно: знает кто-нибудь, что там, в этом чертовом Эпицентре? И что с этим делать? – спросил я.- И что я должен сделать там?

– Достоверно никто не знает. Я не вру. Есть лишь гипотезы и предположения.

– А вдруг там сидит дракон? Ты скормишь ему меня в качестве лакомой жертвы?

– Перестань. Там действительно, кажется, кое-что сидит.

– Так отчего не долбануть его ракетой?

– Нет никаких гарантий успеха.

– А мы с тобой сотворим молитву, пустимся в ритуальные пляски и гарантии появятся?

– Приносить жертвы, молиться и плясать мы не станем. Мы посмотрим. Обрати внимание, я продолжаю не врать. Не знаю, в чем твоя роль. Мне не объяснили. Мне сказали: я должна сделать так, чтобы ты попал в Эпицентр. Если все сложится так, как они предполагают, об остальном они позаботятся.

– Очень хотелось бы знать, кто такие они. И что именно они предполагают.

– Ты ведь кое о чем сам догадался. Большего я сказать не могу. А в остальное, повторяю, меня просто не посвятили.

Разговаривать в таком роде было бессмысленно. Конечно же я не узнаю, кто стоит за всей этой затеей и чего он добивается. Но пока наши с Ольгой цели совпадают, лучше держаться вместе.

На протяжении всего пути где-то глубоко внутри я ощущал некую не то вибрацию, не то гул. Но это пустые слова. Невозможно передать, что я ощущал и каким органом чувств. Где-то находилось нечто, резонировавшее во мне. О природе этого резонанса я понятия не имел и не задумывался до поры. Но неслышный гул с каждым днем нарастал, не замечать его становилось все труднее. Но я старался не замечать. И мне это почти удавалось, хотя по ночам я порой просыпался в испарине от мощи неведомой волны, которую принимал мой организм. Волна не несла в себе ни информации, ни эмоции, она просто рокотала, как отдаленный непрерывный гром.

Я догадывался, что это такое. Но только сейчас, раскинувшись на жестком ложе, понял окончательно: рокот, тревожащий меня и постепенно нарастающий, – не что иное, как голос Эпицентра. Он не перекрывал других «волн», которые я улавливал. Он существовал над ними, сам по себе, в другом диапазоне, словно рев гиганта над визгливым хором пигмеев. Волосы зашевелились у меня на голове при мысли о том, ЧТО могло передавать такой сигнал. Тем более выходило, что моя встреча с этим НЕЧТО неизбежна.

Я не боялся смерти. Но какой-то атавистический ужас вспухал во мне, ужас первобытного человека перед Всемирным потопом или обрушением плоской Земли с поддерживающих ее китов. Я все отчетливее слышал голос Эпицентра, но не мог в нем разобрать ничего. Абсолютно ничего. Как в реве водопада или грохоте извергающегося вулкана. Так что все разговоры о какой-то моей особой роли, о том, что я Меченый, показались мне абсолютной и бесповоротной чепухой. То, чей сигнал я улавливал, обладало потенциалом, который отказывался постичь мой разум. Быть может, этот потенциал вообще непостижим для человечества. Или не предназначен для постижения. И что я смогу с этим сделать?!

Также, как надвигающийся гул Эпицентра, я все время чувствовал близкое присутствие Кошек, их возрастающее внимание ко мне. Их я тоже почти не понимал. Все это вместе грозило просто свести с ума. Но такую роскошь: впасть в счастливое безумие – я не мог себе позволить.

Чтобы избавиться от наваждения, я притянул Ольгу к себе. Она застонала: замучил! – но не воспротивилась.

По броне вездехода шуршал незаметно начавшийся мерный осенний дождь.

Часть третья. СЕРДЦЕ АДА

.

ГЛАВА 1

Я отшвырнул горячую трубу гранатомета – зарядов все равно больше не оставалось. На разбитом асфальте трассы лениво догорали три мотоцикла. Два были искорежены взрывами – в них угодили мои гранаты. Третий изрешетила из «калаша» Ольга. Помимо подбитого мотоцикла на ее счету была и пара застреленных Диких Байкеров. Она стояла невдалеке, все еще напряженная, с оружием на изготовку. Но опасность уже миновала, хотя моя боевая подруга этого еще не знала. Она оказалась настоящим бойцом. Когда за поворотом дороги мы наткнулись на Диких Байкеров и их жертв, я не успел сказать ни слова. Она мгновенно оценила ситуацию: они нас заметили, и спасти теперь могла только внезапность. Ольга, сбросив с плеча автомат и припав на колено, как на стрельбище, ударила короткими очередями. Стреляла она отменно. Решение было принято, и мне ничего не оставалось, как пустить в ход гранатомет.

Из кювета выбрался Хуторянин, шикнув на своего спутника-подростка, чтоб тот пока не высовывался. Хуторянин покрутил головой в поисках своей подводы, но, как только загремели первые выстрелы, лошади рванули с места и понесли. Придется вознице теперь побегать за своим экипажем.

С земли поднялся Профессор, держа в одной руке автомат, а в другой пустой магазин. Профессор тоже стрелял: выпустил весь «рожок» в белый свет, как в копеечку, двумя очередями. Краем глаза я видел, как он пытается перезарядить оружие: вставить в гнездо второй магазин, примотанный к опустевшему изолентой. Но боец из Профессора, понятно, был никакой. Он вертел спаренные «рожки», словно не понимая, что надо делать. Слава богу, что сам не пострадал.

Ольга забросила оружие за плечо и направилась к одному из трупов, валявшихся на дороге, приподняла черно-зеркальное забрало шлема. И невольно отступила на шаг. Конечно, она не ожидала того, что увидела. На ее лице отразилась гримаса отвращения.

Прежде все Байкеры были одинаковыми. Потом некоторые стали меняться. Они менялись так, что даже их собратьям в конце концов становилось невтерпеж. Отринутые отщепенцы понимали (сперва, наверно, понимали, пока еще могли), что в одиночку им не выжить. Они находили друг друга каким-то чутьем и сбивались в собственные стаи. Я знал о существовании по крайней мере трех, но сколько их появилось на самом деле, неизвестно. Если обычные Байкеры ездили человек по двадцать – тридцать, то гадко изменившиеся изгои насчитывали в группе не более пяти – семи. Их было несравнимо меньше нормальных наездников.