Дэн Абнетт - Легенды Ереси Страница 55

В самом центре освященной ниши стояли бронзовые часы, металл которых давно потускнел, а стекло, закрывавшее циферблат, пошло трещинами. Рядом покоилась толстая книга в кожаном переплете, обставленная с шести сторон незажженными лампадками. Урия неторопливо поднес к каждой из них тонкую свечу, и вскоре храм озарился долгожданным светом.

Если не считать прекрасно оформленного свода, внутреннее убранство не отличалось ни богатством, ни роскошью: длинный неф да по обе стороны от него — простые деревянные скамьи и отгороженный занавесом алтарь. К хорам поднимались ступени, начинаясь в северном и южном трансептах, а просторный притвор образовывал галерею, по которой посетителям приходилось пройти, прежде чем оказаться в самом храме.

Внутри стало светлее, и Урия печально усмехнулся, увидев, как огоньки свечей отражаются в черном металле циферблата часов. Хотя стекло и потрескалось, но позолоченные, украшенные перламутром стрелки повреждены не были. За небольшим оконцем у основания часов можно было разглядеть их механизм, но шестеренки давно остановились, и застыл навеки бронзовый маятник.

Будучи наивным, глупым юношей, Урия много путешествовал и во время очередной поездки стащил эти часы у эксцентричного мастера, обитавшего в серебряных хоромах в горах Европы. Все роскошное жилище того человека было заставлено тысячами необычных и удивительных часов. Хотя к этому времени, конечно же, серебряный дворец уже давно погиб в огне бесчисленных баталий, охвативших континент, когда огромные армии схлестнулись в боях, а люди даже не задумывались о том, каких восхитительных вещей их навсегда лишает безжалостная буря войны.

Насколько мог догадываться Урия, эти часы были столь же неповторимы и удивительны, сколь и его собственный храм.

Когда будущий священник бежал из дворца, мастер неожиданно возник в окне и, осыпая вора проклятиями, закричал, что часы отсчитывают время, оставшееся до Судного дня, и что они должны пробить начало конца света. Тогда Урия лишь посмеялся над сумасшедшим стариком и вскоре подарил часы удивленному отцу. Но когда Гадуар утонул в крови и пожарах, Урия забрал часы из разрушенного дома, некогда принадлежавшего его семье, и перенес их в храм.

С той самой минуты остановившиеся часы не издали ни единого звука, но священник продолжал бояться однажды услышать их бой.

Задув принесенную свечу, он опустил ее в небольшую чашу, стоящую на алтаре, и, вздохнув, положил ладонь на мягкую кожу книжного переплета. Как и всегда, коснувшись Священного Писания, он испытал умиротворение и погрузился в раздумья над тем, что же на самом деле мешало прийти сегодня тем немногочисленным горожанам, кто еще хранил веру в своем сердце. Правда, храм был воздвигнут на плоской макушке горы и подняться сюда было не так уж и просто, но прежде это не останавливало его изрядно сократившуюся паству.

В далеком прошлом гора эта являла собой неприступный пик, возвышавшийся на терзаемом штормами острове, вечно окутанном туманом и связанном с континентом сияющим серебряным мостом. Но в результате чудовищных войн большая часть воды океана испарилась, и остров превратился в скалистый мыс, выдававшийся в море из материка, чьи жители, как гласили легенды, некогда властвовали над миром. Скорее всего, именно то, что храм был построен в столь уединенном месте, и позволило ему уцелеть под натиском бури, именуемой «научность» и пронесшейся по планете волею нового повелителя Терры.

Проведя пальцами по облысевшей голове, Урия ощутил, насколько иссохла его покрытая старческими пятнами кожа, и нащупал длинный шрам, тянувшийся от уха до затылка. За дверями послышался шум, раздались тяжелые шаги и чьи-то голоса. Старик повернулся лицом к входу.

— Самое время, — отметил он, вновь покосившись на неподвижные стрелки часов: они замерли, показывая без двух минут полночь.

Высокие двери широко распахнулись, впуская внутрь порывистый холодный ветер, пронесшийся над аккуратными рядами скамей, перетряхнувший запыленный шелк и бархат хоругвей, свисающих с хоров. За дверным проемом священник увидел сплошную завесу ливня и изрезанное молниями ночное небо. Донеслись раскаты грома.

Прищурившись и вглядываясь в проход, Урия плотнее запахнулся в шелковую рясу, пытаясь защитить от холода сведенные артритом суставы. В дверях появился силуэт высокого мужчины, чье лицо было скрыто капюшоном ниспадавшей с плеч длинной алой накидки. За спиной незнакомца Урия разглядел оранжевое зарево факелов, освещавших целое войско темных фигур, остававшихся снаружи. Но как священник ни пытался всмотреться в них, его старым глазам не удавалось различить что бы то ни было еще, кроме того, что пламя факелов порой выхватывало блеск металла.

Наемники, явившиеся в храм в расчете на поживу?

А может, и кто другой…

Скрывающийся под накидкой мужчина прошел в храм и затворил за собой двери. Он двигался неторопливо и почтительно, и двери закрылись плавно и бесшумно.

— Добро пожаловать в храм Камня Молний, — провозгласил Урия, когда странный человек повернулся к нему. — Я как раз готовился приступить к еженощной молитве. Быть может, ваши спутники тоже пожелают присоединиться к нам?

— Нет, — произнес незнакомец, отбрасывая капюшон с головы и открывая взгляду священника суровое, но совершенно не злое лицо — удивительно обыкновенное и абсолютно не вязавшееся с военной выправкой этого человека. — Мои друзья не захотят этого.

Огрубевшая и загорелая кожа на лице посетителя говорила о долгих годах жизни под открытым небом. Темные волосы путника были забраны в короткий хвост.

— Какая досада, — посетовал Урия. — Мои ночные проповеди довольно популярны в этих краях. Вы действительно уверены, что они не захотят послушать?

— Уверен, — подтвердил незнакомец. — Им хорошо и без этого.

— Без чего именно? — усмехнулся Урия, и лицо его гостя озарила улыбка.

— Среди людей твоего сорта редко доводится встретить человека, обладающего чувством юмора. Обычно такие, как ты, угрюмы и жестокосердны.

— Такие, как я?

— Священники. — Незнакомец выплюнул это слово так, словно пытался избавиться от случайно попавшего в его рот яда.

— Боюсь, не те вам священники попадались, — заметил Урия.

— Можно подумать, будто существуют «те».

— Несомненно. Впрочем, служителю Божьему по нынешним временам и в самом деле непросто сохранить добрый нрав.

— И вправду, — кивнул гость, неторопливо вышагивая по нефу и проводя пальцами по деревянным скамьям.

С тяжелым сердцем Урия спустился от алтаря и заковылял навстречу нежданному посетителю, интуитивно чувствуя, что за внешним спокойствием этого человека, подобная бешеному псу на гнилой веревке, таится великая угроза.

Это был воин, привычный к насилию, и пускай он не пытался угрожать, но Урия чувствовал исходящую от гостя опасность. С трудом выдавив из себя улыбку, священник протянул ладонь:

— Урия Олатейр, последний хранитель храма Камня Молний. Могу ли я услышать ваше имя?

Улыбаясь, незнакомец пожал протянутую ладонь. На долю секунды Урии вдруг показалось, что он что-то вспомнил, но образ ускользнул прежде, чем его удалось поймать.

— Не имеет значения, как меня зовут на самом деле, — ответил посетитель. — Впрочем, если ты полагаешь необходимым как-то ко мне обращаться, то можешь называть меня Откровением.

— Какое удивительное имя для того, кто только что заявил, что не любит священников.

— Может, и так, зато оно как нельзя лучше отвечает моим целям.

— И что же это за цели такие? — спросил Урия.

— Для начала я собираюсь побеседовать с тобой, — ответил Откровение. — Мне надо узнать, почему ты остаешься здесь, когда весь мир восхваляет разум и научный прогресс, отказываясь от веры в богов и небесные силы.

Откровение поднял взгляд, рассматривая чудесный свод храма, и на сердце Урии немного полегчало, когда он увидел, что лицо гостя смягчилось при виде прекрасных картин.

— Фрески работы великой Изандулы, — заметил священник. — Божественный труд, верно?

— О, они великолепны, — согласился гость, — но божественны ли? Сомневаюсь.

— Думаю, вам следует разглядеть их получше, — сказал Урия, тоже подняв глаза к потолку и, как и всегда, ощутив, что его сердце забилось быстрее при виде восхитительных фресок, созданных тысячу лет назад легендарной Изандулой Вероной. — Примите их красоту всей душой, и сами ощутите в себе дух Божий.

Роспись полностью покрывала весь свод, и в каждом ее фрагменте изображалась отдельная сцена: нагие фигуры, танцующие в волшебном саду; взрывающиеся звезды; золотой рыцарь, сошедшийся в схватке с серебряным драконом; бесчисленное множество подобных удивительных картин.

Ни минувшие века, ни дым свечей не смогли причинить вреда фрескам. Насыщенные яркие цвета, изящные пейзажи, с анатомической точностью прописанная мускулатура персонажей, динамичные жесты, плавные переходы оттенков и выразительные лица сохраняли такую свежесть, что казалось, будто Изандула только вчера отложила кисть, смирившись с неизбежностью смерти.