Иван Петров - Повелитель войны Страница 55

…Эти кара-китаи потому так называются, что государство их образовано беглыми из Китая киданями. Образовали новое государство, стали всех вокруг воевать, и так успешно, что даже хорезмшахи им дань выплачивали. Сильнейшая страна получилась. Круче всех стояла, пока Мухаммад в гору не попер. Он им корни и подрезал. Правящая верхушка в державе, кара-китаи – так называемые неверные, а население в основном мусульманское. На этом все и построилось. Мухаммад дважды ходил освобождать единоверцев. Первый раз девять лет назад – неудачно, был разбит и сам попал в плен, но Самарканд до этого у них оттяпал.

Из плена бежал, долго занимался возникшими в его отсутствие проблемами. Подчинил Хорасан, взял Герат, почти уничтожил государство Гуридов и казнил его султана. И тут к нему кара-китаи за данью приехали, по привычке не помня зла, причиненного другим. У нас в этом мире все такие. Да и в том. Кто деньги любит. Налоговую инспекцию порубили на куски, у этих ребят всегда наглость зашкаливает. А кара-китайскую армию, отправленную кара-китайским гюрханом Елюем наказать злостного неплательщика, защитники истинной веры, при полной поддержке поголовно мусульманского населения раздолбали вдоль и поперек. Живые попали в плен. Вся область Мавераннахра отошла хорезмшаху, приказавшему разрушить многие города вокруг Ферганы. Это случилось шесть лет назад. Мухаммад после победы присвоил себе титул – «Второй Александр Македонский». Вот так невзначай узнаешь, что здесь и первый был.

И тут на сцене появляется наш дорогой Кучлук. Великолепный пловец, можно сказать – разрядник и бывший комсомольский работник, подобный тем, которые осваивали богатства одной страны после ее развала. Распада? Путаюсь. И – просто красавец! Явив свои прелести гюрхану Елюю и его дочери, он женился на них. На ней. Неважно. Со своей найманской бандой грабит подыхающую страну, пользуясь отсутствием разгромленной Мухаммадом армии – нет никого, чтобы дать ему в морду. Грабит не по-комсомольски, а на коне и с мечом, поскольку университетов не кончал. Но результат от этого не изменился, Кучлуку удалось захватить почти все владения гюрхана. Формально гюрхан остался на престоле, фактически страной владеет и правит его советник Кучлук.

Посмотрел на все это Мухаммад и потребовал у Кучлука выдать ему гюрхана, а также – всю казну государства. А мусульман своих пусть пока себе оставит. Знал, что попросить, но не учел – у кого. Гюрхана-то не жалко, но тот как раз умер, а вот деньги отдать? Только что наворовавшемуся – нереально. Кучлук предложил разделить подвластные ему земли, и Мухаммад сделал еще шажок к нашим границам. Было это в прошлом году.

И какой из этого вывод? Остался шажок. Кто и когда его сделает? К этой зиме Мухаммад полностью подчинил себе персидский Ирак, Мазандаран, Арран, Азербайджан, Ширван, Фарс, Керман, Мекран, Мангышлак, Кеш, Сиджистан, Гур, Газну и Бамиан. Фу-у-ух! Дальше – мы? В походы берет четыреста, иногда даже – шестьсот тысяч воинов. В следующем году собирается пойти на Багдад, хочет добиться, чтобы его признали султаном ислама. А потом надо искать и бить неверных – нас. Слонами топтать будет. Ловим мышей?

Последнее тихое лето перед бурей я проведу с семьей. Кто как готовится к грозе. Бегают, суетятся. К чему это, когда все решено. У нашего государства есть характер, мой характер. Мужчина не должен склоняться перед грядущим ударом судьбы. Посмотреть еще раз в глаза дорогим людям, полюбоваться красотой жен, послушать заливистый смех сына. Нам этого достаточно. Наверное, потому мы и монголы. А смерти нет.

Глава 21

Все бы ничего, если бы не был Мухаммад маменькиным сынком. Папаша у него был лихой мужчина, а маменька – так вообще. Ей бы пивом в розлив торговать, да по вечерам, да у проходной. В результате: сидит мамаша в прежней столице, а Мухаммад в Самарканд перебрался. Не получается у него рядом с ней командовать. Народ постоянно к маме бегает, переспрашивает. С ним поссоришься – есть еще шанс в живых остаться, ежели у мамы – в родственниках числишься или в фаворе. А с мамой – без шансов, даже если ты шахский лепший друг. Были примеры. Мама у нас из степняков, из кипчаков. Помню, у Яна читал – такая мегера! В моем мире ее Чингисхан в конце жизни на цепи держал, титул себе присвоила – самой главной женщины мира. А смысл? Старуха уже. Даже, может быть, старше, чем я. Меня сколько на цепи ни держи – характер и взгляды не поменяю, поздно. Сдохну и все. Может, в этом и смысл?

Мамаша Теркен-хатун из кипчаков, а инстинкт материнский никуда не делся. Сыночку помочь завсегда готова. А тут в степь кипчакскую вывалились все гады, которых мы из Монголии повыгоняли. Приняли их, поддержали, да с умом. Лучших проводников и следопытов, знатоков лазеек для прохода в Монголию – не найти. Основная масса беглецов – меркиты, но там всех родов всякой твари по паре найдется, и моих родственников в том числе. Не в национальности дело, а в характере и воспитании, ну да ладно. У меня родной сын меркит наполовину и что? Получают у кипчаков не только кров и подачки, а и вооружение, к походу на нас готовятся. Я вначале думал – обычный набег, опять в речке искупаем. Нет, под контролем ребята, сигнала ждут. Есть у меня накладка в понимании ситуации. Гнали мы их к кара-китаям с Кучлуком, потом разведка сообщала, что они дальше, к куманам ушли. Так не пойму: кипчаки и куманы – это одно и то же или разные племена? Куманов трогать бы не хотелось, а отщепенцев наших надо добивать. Мне здесь батальон «Бранденбург» или «Нахтигаль» не нужен. Гнать от местного Алтая до здешнего Урала, если он есть. Чтобы духу их поблизости от нас и Мухаммада не было.

…Собутай получил одну дивизию. Свою. После прошлогоднего разгрома это лучшее для нас решение. Для обоих. С ней он отправится на северо-запад, в долину Иргиза, на земли кипчаков, народа матери хорезмшаха, и найдет там меркитов. Тех, кто вместе с Кучлуком бежал от нас в последней битве на Западе. Тех, кто ждет возвращения на землю своих отцов, чтобы принести мщение, кровь и слезы. Тех, кто ждет Мухаммада. Не дождутся. Сыновья Тохтоа не должны больше увидеть нашу степь. Не будет у Мухаммада поддержки в степи, не будет проводников, не будет будущих полицаев, «пятой колонны», ничего не будет. Не только они, но – их дети и дети их детей должны запомнить, что здесь для них земли нет. Нет земли для предателей своего народа. Собутай должен догнать каждого и каждому объяснить, даже если придется скакать за ними несколько месяцев. Никто из них не должен вернуться. А всем встреченным племенам предлагать нашу руку и дружбу, если они не встанут на сторону беглецов. Тогда дружбы не будет. Но Собутай должен привести свою дивизию назад. Потерь мы себе позволить не можем. На каждого нашего воина у хорезмшаха приготовлены пять, а наш равен двум шахским. Хотелось бы думать, что трем, но это будет неправда, а новый Кайфын или Пиньян мне не нужен.

Думал ли я, отправляя Собутая и давая приказ – как он поймет меня? Что значит – догнать каждого? Как пройти тысячу километров или больше, преследуя врага и уговаривая его никогда (никогда!) не возвращаться? Думал. Собутай меня правильно понял. Что он объяснит своим командирам – не важно, но с этой стороны Монголия удара может больше не ждать. Другое меня беспокоит. Хитрый Чжирхо всегда найдет лазейку и превратит врага в друга. Собутай просто убивает врагов, думать для него – работа. Только в одном он превосходит людей моей эпохи: в умении воевать, а считать последствия не умеет. Десять тысяч монголов не могут победить народ кипчаков или куманов. Если там еще окажутся войска самого хорезмшаха, то Собутая я могу не дождаться. Стоит ли истребление потенциальных предателей такого ослабления нашей армии перед битвой?

Понял ли меня Собутай? К осени узнаем.

С Чжирхо приятно работать. Конечно, приказ выполнит, но при обсуждении планов кампании – дал более десятка очень удачных предложений. И это с ходу, а я-то голову ломал. Если Собутай – Жуков, мясник, конечно, но надежный, как топор, то Чжирхо – Рокоссовский, тонкая, интеллигентная рапира. Итоги те же, а крови не видно, узкий разрез. Захват остатков империи кара-китаев он мог бы провести без меня, достаточно было отдать приказ и указать рукой направление. Результат был бы тот же. У обоих установка на сбережение людских ресурсов, но Чжирхо прекрасно понимает, что десяти тысяч враги боятся вдвое больше, чем пяти, и дорожит каждым своим воином. Собутай тоже это чувствует, но при случае идет на размен, выполнить приказ для него важнее. Да и врагов не щадит, просто за людей не считает.

У монголов еще до меня сложилось национальное правосознание, что смерть на войне естественна и за удаль в бою не судят. А пока монгол на коне и саблей машет – он на войне и ведет бой. Когда это понимаешь, все становится на свои места. Хочешь без жертв у гражданского населения – давай четкий приказ, за нарушение которого – смерть. И, по концу битвы, изволь срубить головы всем, кто не подчинился. Прямо там, в окружении населения только что взятого города, подбадриваемый криками возмущенной жестокостью захватчиков толпы. Они тебе в ладоши похлопают, правозащитнику. Потом посмотри в глаза своих воинов и детей тех, кого приказал казнить. И воюй дальше, сволочь.