Сайфулла Мамаев - Ледяная птица Страница 56

– Виктор, скажи-ка мне, – начал Мохов, пристально глядя в глаза прапорщика, – только от души скажи, не по обязанности, а по правде, как чувствуешь… Если б тебе сказали: выбирай, останешься ты простым спецназовцем, прапорщиком, командиром взвода… но простым, не «мобилизованным», или сделаешься големом, что бы ты ответил?

В глазах Тараненко зажглось удивление. Он ожидал услышать что угодно, но только не это. И от кого? От того, кто все это время рассказывал, как будет здорово, когда они все поднимут свой статус, какое они все получат могущество, какую власть над остальными людьми. Да что там говорить, не кто иной, как сам ротный следил за тем, чтобы каждый боец получил свою дозу «Авиценны».

– А кем мы будем без наших покровителей? – Виктор дернул подбородком, указывая куда-то за спину. – Без них? Ну представьте сами, что все это сон, что мы проснулись и оказалось, что нет Чистильщика, нет Бронзовых, нет големов. А есть война с Чечней, есть нищая… зарплата, да и ту не платят, есть перспектива, что получишь пулю и сдохнешь как обычный человек. А еще хуже, станешь калекой и уйдешь на нищенскую пенсию… Есть пьяные, плохо одетые и давно не евшие досыта бойцы родом из неблагополучных семей, частью наркоманы, частью дистрофики… Нет уж, по мне лучше порядок. Установленный чужой планетой, чужой цивилизацией, но порядок, чем такое… чем такая… Товарищ капитан, а почему вы спросили?

Валентин ответил не сразу. Он так и не понял, действительно ли прапорщик говорит то, что думает, или, как это уже почти столетие водится на Руси, то, что от него хочет услышать начальство. Впрочем, это было бы естественно – сколько раз сам Мохов себя ловил на том, что поступает точно так же. Чутьем улавливал, куда дует ветер, и, поедая глазами начальника, выдавал мысли его, этого самого начальника, за свои собственные. Или выступал с речью перед бойцами, зная, что целая армия стукачей тут же сообщит кому следует, что он говорил и какое при этом у него было выражение лица. С верой ли говорил или по обязанности. Надо было верить, непременно! И действительно верили. Ибо это умение «верить» в то, что нужно в данный момент, генетически передалось от тех, кто спасся, уберегся и не попал в число не умеющих «верить».

– Да потому, Витя, что выбор еще есть. Пока. – Валентин вздохнул. – Но только до той поры, пока големы не захватят всю Землю. Вот уж тогда никто ни у кого спрашивать не будет. Вот тогда начнется настоящий порядок. Не мы, а они будут решать, что нам есть, что носить, кого любить, с кем детей делать. И детей наших не мы будем воспитывать, а они, вернее, те из нас, кого они поставят воспитывать наших детей так, как считают нужным. И держать людей на Земле они будут столько, сколько им надо. Достаточно для добычи минералов в нужном количестве – стоп, хватит размножаться! А нет, не хватает рабочих рук, становись бабы в позу и получай массовое оплодотворение! Или, еще лучше, как мы коров – шприцем, семенем одного производителя. А остальных, дабы гормоны на башку не давили, в мерины. В волы. В кастраты.

– Тов… товарищ капитан… – растерянно забормотал Тараненко. – Зачем вы это мне говорите? Что вы от меня хотите?

– Я, Витя, хочу, чтобы ты еще раз подумал, с кем ты – с людьми или с… теми, кто поможет людям стать волами. – Мохов прекрасно понимал, что поставил себя в полную зависимость от прапорщика. Но он знал Тараненко, не раз ходил с ним на задания, а потому был уверен, что тот, даже если и не поймет его, то и не предаст. – Давай, время у тебя… у нас еще есть. Только мало его. А пока поднимись наверх и проконтролируй там наших ребят. Пусть держатся в стороне от всего, что будет… что может произойти. Я хочу успеть переговорить с ними… но позже. И еще. Не как командир, как друг прошу… если кто-то будет сюда идти, дай знать!

– Как всегда, три нажатия, потом два? На вашей частоте?

– Знаешь, давай сменим сигнал! – Мохов улыбнулся, стараясь хоть как-то разрядить напряженность. – Лучше два, затем три.

– Хорошо, командир! – Тараненко быстро подошел к стене и открыл проход. – И… я подумаю над тем, что вы сказали. Обязательно подумаю.

Первый успех пришел после первого часа работы. По правде говоря, искал он в это время совсем не то, что нашел, но от этого ценность находки не уменьшалась. А получилось все так. Резонно рассудив, что код рабской подчиненности големов должен быть как-то защищен, продублирован, а скорее всего, даже многократно обеспечен резервом надежности, Толик стал искать повторяющиеся наборы групп команд. Обнаружив такие, он стал внимательно разбираться, как кытмирские ученые реализовали процедуру зависимости… и вдруг понял, до чего же гениальны чужие программисты. Кем они были, страшными поработителями или такими же рабами еще более гениальных существ, сказать невозможно, но вот плоды их труда были удивительны. Рыков мог поспорить, что ни один из землян еще не додумался создать такой код. Программный генератор! Да-да, самый настоящий генератор энергии. Многократно повторенный, а потому почти неуязвимый извне, внутренний источник питания.

Анатолий ошарашенно смотрел на дисплей и не верил своим глазам. Это же просто… невозможно! Это нонсенс! Это противоречит закону сохранения энергии! Это вообще противоречит всему… что известно земным ученым. Земным! Кроме того, что им известно, есть ведь еще и неизвестное! И совсем не обязательно, что кажущееся незыблемым на Земле давно уже не опровергнуто на другой планете…

– Толик, что случилось? – донесся до него встревоженный голос Валерии. – Ты такой бледный! Тебе плохо? Толик, ты меня слышишь? Да очнись ты!

– Что? – Рыков вздрогнул и посмотрел на нее непонимающими глазами. – Что ты говоришь?

– Я спрашиваю, как ты себя чувствуешь? – Лера перевела глаза на ноутбук. – Ты сильно побледнел… и мне показалось… Ладно, извини, я, наверное, зря тебя отвлекла.

– Да нет, все в порядке, – пробормотал Анатолий и вновь повернулся к дисплею. – Я скоро. Вот только одну штуку отыщу… и вы такое… увидите! А потом… начнем программирование. Вот только сейчас… кое-что…

Продолжая что-то невнятно бормотать, Толик вновь погрузился в работу. Он позабыл обо всем на свете, кроме компьютера и того, что в нем находилось. Голод, неудобства, усталость – ничего не было. Были только он и дисплей. И бесконечно интересная задача! Такая, по сравнению с которой все остальное казалось бесконечно малым и далеким. Даже возвращение разведчиков-добытчиков.

А зря, зрелище было еще то! Увешанные оружием почище Арнольда Кононовича Коммандос, они еле протиснулись друг за другом в просторный проход, похожие на некие фантастические существа в круглых шлемах с антеннами и пластиковыми забралами, с торчащими за плечами стволами. Они несли столько груза, что просто не верилось, что человек способен столько унести. Автоматы, пистолеты, ножи, гранаты, бронежилеты, шлемы и вещмешки, наполненные упаковками с сухим пайком и пластиковыми бутылками с водой… Кажется, ничто не было забыто. Додумались захватить даже комплекты запасного обмундирования. Правда, при комплектовании склада как-то само собой разумелось, что бойцы роты крепкие ребята, других в «краповые береты» не берут, поэтому для Леры размера не нашлось. Но прочный бронежилет из прессованного нейлона и шлем-каску для нее захватили.

– Ну что, друг клавишный, как успехи? – довольный Герман подошел к Толику и протянул ему бутерброд, сделанный Лерой. – Возьми, подкрепись. И не забудь переодеться. Здесь, – Герман показал вещмешок, – форма и броник. Понимаю, что не очень хочется надевать камуфляж, но зато он свежий и чистый. А в шлеме найдешь радиостанцию, частоты уже настроены, осталось выбрать позывной. Кем будешь?

– Стэном! – не задумываясь выпалил Толик, мгновенно вспомнив своего верного друга-полуволка, который погиб во время взрыва, устроенного големами. – Мой позывной будет «Стэн», – повторил Толик.

– Отлично! А мой будет «Небожитель». – Александров присел рядом с товарищем и посмотрел на монитор. – Панама так и будет – Панама, Леру решили назвать Ларой Крофт. Это Гарун придумал. Его же самого «Горцем два» зови. Я предлагал «Дунканом Маклаудом», раз бессмертный, да «Горец один» не согласен.

– А Мохов, наверное, Мох? – улыбнулся Толик, жуя бутерброд и запивая водой из пластиковой бутылочки. Он был недоволен задержкой в работе, но разве можно было отказаться от еды?

– Он решил «Ренегатом» назваться. – На лице Германа выразилось сочувствие. Спецназовец нравился ему, и он не понимал своих друзей, которые все еще продолжали на того коситься. Хотя, с другой стороны, их, наверное, можно понять, ведь Германа, в отличие от них, не арестовывали, в каменный мешок не бросали, не унижали. – Он этот позывной сам выбрал, а мы не стали его отговаривать.

– Все никак в Джеймсов Бондов не наиграетесь?

– Так это же на всякий случай! Вдруг пригодится? Не сейчас, так потом. Мало ли какая ситуация сложится! Ну да ладно, у тебя как дела?