Анна Тьма - Клинок Белого Пламени Страница 56

– Умница, маленький! – обрадовался демон, забыв о еде. – Умный малыш! Только он – большой Арох, а ты – маленький. Понял?

Волчонок несколько раз быстро кивнул.

– Тому, кто еще хоть раз назовет ребенка отсталым, шею сверну, – в сердцах пообещала воительница, отщипывая кусочки мяса от жареной птицы. – А то по усадьбе слухи уже ползут один глупее другого…

– Какие? – заинтересовался Волк.

– Всякие, – ответила Алина. – Начиная с того, что малыш – очередной и самый неудачный выродок Лаэторриониса и твой брат, заканчивая тем, что он твой незаконнорожденный сын. Они и о тебе всякое говорили.

– Да плевать, пусть что хотят, то и болтают, – махнул рукой бог-волк. – Ты бы слышала, как меня грязью поливали, когда я тут жил. Мне все равно.

– А мне не все равно, что говорят о тебе. – Воительница злобно фыркнула, бросила обратно на тарелку оторванное от тушки крылышко. – Ты мне такой же брат, как Альтис. Поэтому пришлось провести воспитательную беседу. – Прищур и жесткая улыбка вышли у нее совсем как у Альтиса.

– Спасибо тебе за это, Линка, – благодарно улыбнулся в ответ Арох. – Малыш, иди за стол! Поешь, потом будешь дальше шкодить.

Мальчик охотно подчинился, тем более что еда вкусно пахла, а он успел проголодаться.

– Интересно, сколько мало́му лет? – поинтересовалась Алина, погладив по голове Волчонка, оказавшегося между ней и Арохом.

Арох взял в свои руки ладошку мальчика, заставил сжать кулак, потом распрямить пальцы, согнул в локте, распрямил, посмотрел.

– Судя по строению руки – не больше четырнадцати, – ответил Волк. – Как раз формируются две дополнительные мышцы, становятся более эластичными связки и меняются суставы. Видишь, локоть в обратную сторону немного выгибается, а ладонь назад отогнута больше, чем под прямым углом? Даже, я бы сказал, лет тринадцать. Совсем дите.

На всех лицах была одна четкая мысль – убить любую тварь, которая косо посмотрит на эльфенка, росшего в рабском ошейнике. Нельзя допустить, чтобы он, такой маленький, вновь испытал страх, боль и унижение.

– Кто ребенка сегодня спать укладывает? – поинтересовался в пространство бог-змей.

– Я, – вызвался Пламенный. – А завтра ты.

– Вот хитрая рожа, – хмыкнул Траэллита. – Завтра мы, скорее всего, ночуем под открытым небом.

– Вот тебе стимул под ним не ночевать, – сообщил наглый демон.

После ужина Альтис повел мальчика гулять.

Закатное летнее солнце золотисто освещало сад на заднем дворе. Альтис сидел под деревом и смотрел, как играет Волчонок Арох. Пальцы сами по себе плели затейливый венок из тоненьких стебельков разных полевых цветов. Руки требовалось привести в норму. Доплетя венок, Пламенный скептически посмотрел на получившееся корявое безобразие. Непослушные пальцы работали плохо, и плетение получилось не таким идеально ровным, чтобы стебельки и лепестки с цветочками были один к одному, как хотел демон.

Малыш подбежал к демону со сломанной веткой в руках и радостно продемонстрировал сидящую на листочке занятную букашку. Нет, не эльфийский это мальчишка! Эльфята не ломают веток и не радуются возможности что-нибудь разбить и разрушить. Альтис повосхищался насекомым, потом надел на голову ребенка получившийся венок.

– Ну-ка, малыш, посиди спокойно, – попросил демон, доставая блокнот и уголек для рисования.

Эльфенок послушался, но спокойно сидел недолго, тут же найдя себе какое-то интересное занятие. Альтис поглядывал на играющего мальчика и рисовал легкими штрихами. Любой маг должен быть певцом, художником, музыкантом и каллиграфом. Боевой магистр обязан достичь высот во многих дисциплинах. Опытом и умениями Белого демона не обладал ни один смертный волшебник.

Мальчик на бумаге выходил на диво хорошеньким. Тонкий, гибкий, изящно сложенный и легкий мальчишка в венке из полевых цветов. Закончив набросок, Пламенный снова скептически скривился. Недостаточно твердая рука и неуверенный штрих. Тем не менее страница была перевернута, а не выдрана и сожжена. Взглянув на снова усевшегося перед ним ребенка, демон поймал момент и сделал новый набросок, на этот раз работая более тщательно и стараясь сдержать дрожь в руке.

Рисунок был портретный. Чуть склоненная набок голова, полуулыбка на губах, немного задумчивый взгляд, темные глаза в пушистых ресницах. Каждый цветочек в венке, каждая запутавшаяся в роскошной белой шевелюре травинка были детально вырисованы.

– Восхитительно…

Пальцы дрогнули, и тень на изгибе плеча получилась кривоватой.

– Не надо говорить мне под руку, – невозмутимо попросил Альтис, исправляя тень новыми штрихами. – А то можно испортить не только рисунок.

– Прошу меня простить, командор, – сдержанно сказал император, не отрывая восхищенного взгляда от картины, обретающей новые черты под порхающей рукой. – Надеюсь, больше не побеспокою вас не вовремя.

– Ты пришел что-то узнать, Каин? – спросил демон, не поднимая головы. – Это плохая привычка – переходить на официальный тон со мной, если сделал что-то не так.

Император впал в ступор. Демон тонко издевается над ним? Или у него с головой не все в порядке и он действительно считает Тиграна – Каином, его далеким предком? И если верно второе – непростые, видимо, были отношения у предка с Белым демоном, хранителем рода. Хранителем, которого предал Тигран…

– В любом потомке живет предок, – словно прочтя мысли императора, сказал Альтис. – И в тебе живет древний Янтарный король. Каин был достойнейшим из рода, какие бы глупые легенды о нем ни ходили. Это ложь, что Каин – братоубийца и кровавый тиран. Наглая, глупая ложь и клевета. Его брат был ублюдком, рожденным матерью от любовника. Сволочью и властолюбцем, скрывающимся под маской светлой невинности. У Каина хватило воли прирезать братца, за что ему честь и хвала. И я буду обращаться к нему в тебе, потому что он не нарушал наш договор. Я не имею права его предать. Тиграна мне следовало бы убить. На Каина я никогда не смогу поднять руку.

Император молчал, сильнейшим усилием воли сдерживая бурю внутри. Слова демона вонзались подобно отравленному кинжалу под ребра.

– Что я могу сделать для тебя, Альтис? – Тигран опустился на землю, чтобы смотреть на него, как равный на равного. Хотя смертный, кем бы он ни являлся, не будет равен бессмертному. Тем более – такому…

Покосившись на монарха, демон усмехнулся уголком губ:

– Не мешать исправлять твои ошибки.

Тут эльфенок подлез поближе к Альтису, заглянул ему под руку, ткнул пальцем в рисунок и радостно сообщил:

– Арох!

– Точно, – кивнул демон и показал портрет ребенку поближе: – Смотри, какой ты красивый, малыш!

– Арох – красивый! – самодовольно сообщил Волчонок и так гордо кивнул, что Альтис не выдержал и рассмеялся.

Едва забрезжил серый рассвет, а отряд уже был в седлах, готовый отправиться в путь. Зевающий и не желающий просыпаться Волчонок сидел на собственной лошади, которую выпросил для себя еще вчера.

– Просыпайся, солнышко ясное! – Алина подъехала на своем рыжем пегасе к эльфийской кобылке и потрепала ребенка по голове, разлохматив волосы. – Да ты еще и не причесанный, чадо…

Достав из кармана гребень, Алина принялась распутывать белую шевелюру, укладывая прядку к прядке. Этим гребешком она обзавелась исключительно ради одного ламия, серебристые кудри которого ей очень нравилось расчесывать. Нравилось, в частности, потому, что этот самый ламий шарахался от расчески, как от метки проклятия.

Подъехавший с другой стороны Арох затянул шнуровку на светлой рубашке мальчика, застегнул пуговицы на легкой курточке с кольчужными вставками. Склонился и вставил ножку малыша в стремя.

– Вот так ногу нужно ставить. Вторую – так же, – сказал Арох. Волчонок послушался. – И лошадку пятками не бей, а то она быстро поскачет и ты упадешь. Понятно?

Волчонок, сонно взглянув на старшего, покивал.

Взобравшись на къяра последним, Альтис оглядел своих соратников. Люди являли собой образец бодрости и уверенности в том, что все будет прекрасно. А вот бессмертные отличались разной степенью унылости. От внимательного опытного взгляда прирожденного командора мало что укрылось.

Младший Волчонок зевал и желал подремать в седле. Этот ребенок был та еще соня, и демон мимолетно пожалел, что поддался на просьбы и до глубокой ночи рассказывал мальчику сказки. Арох беспокойно оглядывал младшего, проверяя, как тот держится в седле, затянута ли подпруга, все ли в порядке. Острая печаль на дне зеленых глаз старшего Волка таилась за этой заботой. Но Арох справится.

Стримбор глядел в светлеющее и наливающееся цветами небо. И за деланым безразличием пряталась безумная тоска по небу. Ветер, который не летает, – это мертвый ветер… И он боялся. Очень боялся больше не взлететь.