Игорь Недозор - Гарнизон Страница 58

Как раз в эти часы харчевня «Свиная ножка» пустеет. Тихо становится, спокойно. Зал полупустой. Завсегдатаи, люди серьезные и деловые, рассаживаются за столами и вполголоса беседуют о своих важных делах. Чем и удобна «Свиная ножка» — помещение так обустроено, что в пяти шагах и не расслышишь ничего толком. Иногда завсегдатаи подходят к стойке выпить кружечку пива доброго или вина дорогого из особого кувшина, да перекинуться словечком с хозяином о том о сем.

В общем, приличное и серьезное место.

Серебро и золото обычно носят люди серьезные. И для них желательно место тихое, с соответствующей репутацией. Вот, например, как трактирчик Сутара.

Достойнейшее заведение: полы чистые, столы вытерты. Пиво здесь разносят симпатичные чистые девицы — не шлюхи, каких в других кабаках принято заваливать в кладовке. Если чего хочешь, так договаривайся, и после работы — милости просим. А чтобы лезть к ним под юбку в заведении, так это ни-ни.

Солидные и степенные люди, сюда приходящие, визгу да беспорядка не любят. И за это Сутару платят, не скупясь. За порядок и спокойствие.

Да, странные чужаки тут вроде как ни к чему.

Выпереть их?

А если не пойдут добром? Скандалы да дебоши тоже здесь ни к чему.

Вдруг у них тут дела какие? Как ни крути, неприятно выходит. Дела… Но с кем?

Точно, «серый»!

«Серый». Одежка-то на нем странная: штаны худые да сандалии, но свитка хорошая — такую материю простые воришки или мелкий ночной люд не таскает.

Сутар подманил старшую служанку, Рону. Та подскочила к стойке, выжидательно уставилась на хозяина.

— Ты этих беломордых, которые в капюшонах, раньше не видала?

— Нет, — помотала головой красавица, — первый раз вообще вижу. И не узнать, какого рода-племени…

— А вот того? — быстрым движением глаз указал на «серого».

— Не сказать, чтобы… Но видела я похожего у старых ворот… Там еще Хумуро вертелся.

Взмахом руки отпустил Рону и выразительно посмотрел туда, где сидел, ожидая поставщиков краденого скота, барышник Хумуро.

Поманил его пальцем.

Тот, шаркая кривыми ногами бывшего конника, подошел, принял наполненную крыжовниковым вином кружку, предложенную хозяином.

— Извини, Хумуро, — пробормотал вполголоса Сутар, — не знаешь, что за люди?

Еле видный кивок в сторону чужаков.

— Что за люди, не знаю, — ответил барышник. — А вот парень, что с ними гужуется, попадался. Седмицы две уже у нас что-то выискивает… Я его, кстати, вчера видал у ворот. Он чего-то шел к Храму Костей.

— Занятно, — озабоченно почесал подбородок трактирщик. — Храм уж годков двадцать как брошен, а вот вишь как… Не знаешь зачем?

Хумуро передернул литыми плечами:

— Раз шел, значит, надо ему было…

Сутар не стал расспрашивать дальше. Барышник, конечно, свой человек, но особо доставать его не стоит.

Мысленно выругался. Да чего он, в самом деле, дрейфит, как проститутка молодая перед первым клиентом?! Да и было бы из-за чего? Положим, гости не очень приятные. Однако ж люди вроде тихие, и плохого от них пока не видно. Частенько здесь останавливаются всякие человечки, платят исправно, и сверху не забывают добавить.

Он вот иных по многу лет знает, а даже имен не спрашивает.

Опа!

Вот «серый» встал и пошел к стойке.

— Здрав будь, хозяин! — бросил он, подойдя. — Не нальешь ли винца?

— Здоров и ты, коль не шутишь. — Что-то поплыло внутри у Сутара, хотя он точно видел, что незнакомец спокоен и расслаблен — так не стоят, когда готовятся бить или нападать.

Демонстративно взял самый дорогой кувшин, налил терпкой пенящейся жидкости. Пододвинул.

— Малый серебреник, — обронил, всем видом показывая, мол, бери, пей и убирайся.

— Сдать будет чем? — парировал в ответ с улыбкой «серый», кинув на стойку старый имперский золотой.

Позади него, за его широкой спиной неслышно встали трое чужаков.

И тут Сутар понял: вот оно и все…

Скользнув, разошлись они вокруг стойки, одним движением распахивая плащи. У одного в руках был двухдужный арбалет, у другого — короткий тугой кавалерийский лук с наложенной стрелой. От входа ринулся было Роун, да и замер…

Лук конный стреляет недалеко, хотя бьет сильно — удар стрелы кавалерийский доспех пробивает, загоняя древко по самое оперение.

— Всем сидеть на месте, и никому плохо не будет, — скомандовал «серый». — Стражу звать не нужно… Мы ненадолго. У нас дельце к достопочтенному хозяину.

Леденея, кабатчик остановил руку, тянущуюся за дубинкой. Нет, не стоит этого делать. Палица, усаженная стальными шипами, тут не поможет.

И вновь подумал, как славно, что здесь нет его домашних.

— Вам же сказано, сидите на месте, и все будет хорошо, — произнес старший, метнув ледяной взор на выскочившую на шум прислугу. — И ты будь спокоен, Сутар Хмор! Мы не хотим тебя убивать! Нам всего лишь нужно, чтобы ты пошел с нами и поведал нам все, что ты знаешь о чужинцах.

Сутар в каком-то черном отчаянии вновь потянулся под стойку и уже нашарил рукоять боевой дубинки, когда расположившийся у стойки «белолицый» резко взмахнул перед его глазами рукой, и из-за обшлага плаща в лицо кабатчику полетело облачко красноватой пыли.

Спазм рванул нос и горло бывшего старшины охраны рудника 13-го управления КГБ СССР, в голове как будто ударил гром, глаза залили слезы жгучей боли.

Затем мир завертелся в бешеной воронке и накатил мрак.

Усмехнувшись, посланник Подземного Хана обвел взглядом кабак, посетители которого напряженно замерли, делая вид, что ничего не произошло.

— Помолитесь хорошенько, — проскрипел он из-под капюшона, и многим почудилось, что на скрытом тенью лице блеснули красным вампирьи очи. — Все. Помолитесь, — повторил он. — Потом, если захотите, кликните стражу. Можете рассказать ей все. Или не говорить ничего, это неважно.

Он повернулся к своим товарищам, которые деловито выволакивали обмякшее дебелое тело Сутара из-за стойки, обхватывая поудобнее, чтобы со стороны казалось, будто друзья ведут упившегося приятеля домой.

Через мгновение они распахнули дверь и скрылись в сгустившейся вечерней тьме.

Черная бесконечная, вязкая темнота медленно, словно нехотя ослабляла свою липкую хватку, становилась все серее, а затем и менее ощутимой, постепенно теряя свою однородность. Появилось светлое пятно, которое увеличивалось в размере, становилось все ярче и ярче. В этом пятне возникли и поплыли какие-то смутные тени. Их размытые очертания плавно обретали четкость.

Скала. Она приближается медленно, с необратимой настойчивостью, пугая непонятной неизбежностью.

Чувство смертельной тоски, нежелание видеть и слышать все это резко ударило по сознанию. Появилась мысль, что так уже было, а то, что будет дальше, ничего хорошего не предвещает.

Откуда такая уверенность? Когда подобное уже было?

Глаза закрылись сами собой.

Или это та самая липкая темнота вновь уцепилась мертвой хваткой?

Тишина. Почему ничего не слышно?

Стоп! Неясный гул, какое-то стрекотание….

Все это накатывает волнами, то затихая, то усиливаясь вновь.

Непонятно…

Качает. Плавно, убаюкивающее…

Горы не могут качаться! Значит, это сон?

Но он думает, анализирует, следовательно, не спит!

Что это? Что происходит?

Открыть глаза, посмотреть! Почему для этого нужно прикладывать столько усилий?

Почему он здесь? Зачем? Отчего так трудно выпрямиться и обернуться? Но это нужно сделать!

Движение отозвалось резкой болью во всем теле. Особенно в левой части головы.

И еще в правой руке…

Увиденное многократно усилило боль, и на него вновь обрушилась темнота…

В этот раз ее хватка не была столь жестокой. Чуть погодя она позволила вспомнить то, что успели разглядеть глаза: у противоположного борта, на сиденьях, скрючившись, сидели, лежали перебинтованные бойцы, а на полу, у самых его ног находилось то, что раньше было человеком…

Горько. Больно. Страшно. Страшно не оттого, что что-то угрожает, а от увиденного и осознания происходящего.

Опять стало темно.

Темнота отпустила так же внезапно, как и захватила, унеся куда-то, где нет ничего. Может, это все-таки сон?

Нет. Во сне не бывает запахов, особенно запаха смерти. А он был тут, рядом, раскромсав, разорвав то, что было чьей-то жизнью и теперь лежало у его ног бесформенными, окровавленными кусками плоти.

Придя в себя, Глеб открыл глаза.

Нет, не сон.

Явь.

Он сидел, привалившись плечом к борту машины, а перед глазами виднелись проплывающие далеко внизу горы.

Что же произошло? В памяти всплывали какие-то хаотичные обрывки, никак не желающие складываться в цельное полотно.