Андрей Лестер - Москва 2066. Сектор Страница 6

– Там восемь спален! Ты представляешь? Спален, а не комнат.

Чагин ничего не сказал на это, хотя по окраинам Москвы несложно было найти неплохой дом для семьи из трех человек, и он даже когда-то предлагал Вике переехать из панельного дома, но она не захотела, потому что это была квартира ее родителей, и это хоть как-то связывало ее со старым, допереворотным миром. «Где они сейчас? – подумал о родителях Вики Никита. – И где мои старики? Живы ли?»

– Давай только, я поеду вначале один, осмотрюсь, приготовлю все, – сказал он. – А дня через три-четыре и вас заберу. Согласна?

– Хорошо, – сказала Вика, постепенно успокаиваясь.

Она села, спустила ноги на пол.

– Пора ужин готовить, – сказала она. – Как я? Страшная? Все поразмазывалось, да?

– Терпимо, – улыбнулся Чагин, поднимаясь. – Пойду, приведу дела в порядок.

– А ты заметил? – остановила его в дверях Вика.

– Что?

– Ты заметил, какие замечательные у него духи? – сказала она, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

Адамов

Еще ночью воинские части, расположенные в данном районе, были приведены в состояние боевой готовности. По окончании допроса Саши Попова прошло короткое совещание, и сразу после него тщательно отфильтрованная информация была передана в разведуправление, руководству страны и совсем уже в усеченном виде – в МВД. Улей зажужжал. Неясно было, как долго мы сможем скрывать произошедшее от населения, но пока решили на подъездах к складам с «керамикой» выставить простые милицейские посты, а на объект отправить небольшую ударную группу.

В десять пятьдесят две, проехав Орехово-Зуево насквозь, мы подъезжали к восточной окраине этого разросшегося поселения ткачей. Было холодно, минус десять, не меньше. Падал редкий и мелкий снег.

То, что я увидел еще издалека, мне не понравилось. Дорога была перегорожена специальными пластиковыми конусами оранжевого цвета. Перед этой полосой заграждения, с нашей стороны, стояли: рейсовый автобус, бортовой ЗИЛ, маршрутка номер 215, и за ними несколько легковушек. Несмотря на мороз, двигатели всех автомобилей почему-то были заглушены. Приехавшие люди покинули свои транспортные средства, толпились на дороге и явно волновались. Хотя это не совсем точно сказано. На самом деле, мне еще никогда не доводилось видеть такую реакцию толпы. Приблизительно половина мужчин, женщин и детей бегали туда-сюда и кричали, в то время как другая половина, наоборот, стояла как вкопанная и молча глядела куда-то выше голов, на восток.

В этом направлении, на переднем плане, метрах в тридцати с той стороны оранжевых конусов, видны были зеленый милицейский УАЗик и бело-синие «Жигули» ДПСников. Менты, в отличие от высыпавших на дорогу гражданских, почему-то плотно засели в машинах, вокруг бегал только одинокий толстый сержант в милицейском бушлате и в шапке с отвернутыми ушами.

Метров за сто от скопления людей и техники наш «Лексус» внезапно дернулся, что-то словно ударило в днище, в коробку передач, колеса заклинило, и нас понесло. К счастью, асфальт еще не успело как следует присыпать снежком, и мы, немного покрутившись, остановились поперек дороги почти у ног толпившихся. Стоило нам справиться с заносом и замереть на месте, как толпа разразилась ликующим криком. Они показывали на нас, подпрыгивали, поворачивались друг к другу, и мне показалось, что смысл их подпрыгиваний можно было перевести как: «Я же вам говорил!» Сержант с толстой харей бежал к нам.

– Он смеется? – спросил Бур, сидевший на заднем сиденье, и снял автомат с предохранителя.

Похоже, сержант действительно смеялся на бегу. Ноги в сапогах разлетались в стороны, болтались уши зимней шапки, руки тянулись к нам, а рот кривился. Мы опустили стекла и воочию, если можно так выразиться, услышали этот немного жуткий смех. Это не был смех российского милиционера. Это был смех Галилео Галилея, которому инквизиция поверила, что Земля вертится.

– Стоять! – крикнул я, и сержант споткнулся, взмахнул руками и упал на одно колено.

Мы с Буром вышли из машины. Двое остались внутри прикрывать нас. Сержант встал, на коленке у него расплывалось пятно снега с грязью.

– У вас двигатель нае…улся? Так? Нае…улся? – В лице его испуг замечательным образом сочетался с восторгом.

Толпа у автобуса шумела.

– Ко мне! – скомандовал я сержанту. – Быстро. Отвечай, в чем дело. Пять секунд.

Бур тем временем рыскал глазами вокруг.

– Фенька! Фенька нае…улась! – выдохнул запыхавшийся сержант.

– Какая еще Фенька? – возмутился Бур.

– Это они завод «Фенолит» так называют, – не спуская глаз с сержанта, сказал я.

В этот момент из милицейского УАЗика вылезли трое в форме, и один из них, в офицерских погонах со звездами, крикнул, перекрывая шум гражданских на дороге.

– Валим! На хер! – И махнул рукой.

И немедленно все повалили. Естественно, в нашу сторону. Утешало разве, что с той же стороны была и Москва. В общем, я так понял, им важно было оказаться подальше от «Фенолита». Однако они не побежали, а просто пошли, все вместе. На всякий случай мы отступили под прикрытие нашего «Лексуса». С нами за джипом оказался и сержант, которого я крепко держал левой рукой за воротник бушлата.

Когда толпа провалила мимо нас в указанном им направлении, приблизились трое ментов. Этих мы не могли пропустить. Мы их остановили и объяснили, кто мы такие, и что им придется немедленно ввести нас в курс дела. Надо сказать, что глаза у этих трех, в отличие от сержанта, были обыкновенные, милицейские, но при этом очень и очень озабоченные, если не сказать напуганные.

Вот так, посреди русского поля, в десятиградусный мороз, у «Лексуса» европейской сборки, развернутого поперек дороги, я услышал от капитана российской милиции, что за десять минут до нашего приезда трубы завода «Фенолит», дымившие на расстоянии примерно в километр от поста, в одну секунду исчезли, растворились в воздухе.

– Что значит исчезли? – спросил Бур. – Взрыв был? Звук, толчок, вспышка, дым, пламя?

– Да просто нае…улись! – начал сержант, и мы попросили закрыть ему рот.

Капитан выполнил нашу просьбу, но тут же горестно сказал:

– А ведь он в чем-то прав!.. Не знаю, как вам объяснить. Ну вот, посмотрите туда, видите?

– Ничего не видим, – сказал Бур.

– Вот и мы так. Вначале стояли, спорили с пассажирами автобуса, они хотели проехать, вдруг, смотрю, баба одна уставилась в небеса, я тоже повернулся – глядь: трубы как бы тают. Вначале дым исчез. А потом и трубы стали таять. Ну, продолжалось это с полминуты, не больше. Они вначале стали как бы прозрачные, а потом и растаяли, исчезли. Короче…

Я понял, что капитану очень хочется продолжить, и помог ему:

– Нае…улись?

– Да-да, – с недоверием ответил он. – Так. Да. Растаяли окончательно. И как только они растаяли, стуканул наш движок в УАЗике. И тут же в «Жигуле». И в автобусе, и у мужиков, и в ЗИЛу! Одновременно.

Наш водитель открыл капот «Лексуса», поковырял там-сям и сказал, что ума не приложит, все на месте, все в порядке, но двигатель мертвый.

Мы с Буром переглянулись. Не хотелось верить во все это, но чего-то подобного мы ожидали, ведь мы слышали час назад рассказ Саши Попова. И тут мы как по команде достали наши мобильники. Так и есть! Дисплеи были не живее двигателя.

– А у вас? – спросили мы ментов. – Что с мобильниками?

– Не фурычат.

– Рации?

– Тоже, – ответил капитан.

– Оставайтесь здесь, – сказал я ментам. – Никого не пропускать. Пост не покидать. А мы – туда, посмотрим, что там, с Фенькой.

– Мы же замерзнем, – сказал капитан.

– Не замерзнете. Если через час мы не отрапортуем в штаб, здесь будет достаточно людей, чтобы сменить вас. Приказ выполнять! Будет холодно, жгите костры. Разрешаю снять резину с УАЗика. Под мою ответственность.

Капитан покосился на наш автомобиль. Я знал, что на языке у него вертится: «А почему бы не с “Лексуса”?» Однако было не до капитана. Мы вчетвером двинулись рысью в сторону «Фенолита», в четырехстах метрах северо-восточнее которого раньше находились склады 3114 и 3117.

Минуты через две стало жарко. Понятное дело, на бегу разогреваешься. Но не настолько. С каждым шагом окружающая температура повышалась и еще через некоторое время явно перевалила на плюсовую. Впереди стала видна довольно четкая граница между белым полем снега и голой коричневой землей.

– Вот ОНО! – крикнул загадочно Бур и махнул рукой лейтенанту Федорову по кличке Химик.

Федоров остановился, стал на колено, снял рюкзак и сделал заборы воздуха.

– Порядок! Чисто, – сказал он.

Счетчики Гейгера тоже молчали. Расстегнув воротники, мы двинулись дальше. Еще через несколько десятков шагов я снял шерстяную шапочку и вдруг услышал пение птиц. Громкое и отчетливое, как в солнечный майский день у меня на даче. Бур, наверно, тоже услышал. Он странно посмотрел на меня и повернулся к Федорову.