Борис Сапожников - Звезда и шпага Страница 6

— Времени не хватает, — качал головой комбриг Кутасов. — Катастрофически. У нас всего один полк «нового строя» да и тот неполного состава. Мало унтеров и толковых офицеров.

— Как это не хватает? — удивился тогда полковой комиссар Омелин. — Вы же с собой привели десять человек офицеров, да и мои политруки тоже вполне могут сгодиться на роль унтеров, в крайнем случае.

— Андрей, — потёр ладонью лоб комбриг, — вот ты вроде и военный человек, а ничего не понимаешь. Надо готовить офицеров из местных кадров. Мои люди не смогут заменить весь комсостав армии Пугачёва, ни старший, ни, тем более, младший. Мы можем только готовить их. Я и так пошёл на огромный риск, разделив своих людей. Малейший конфликт с казаками в Сеитовой слободе или Сакмарском городке — и пять офицеров ничего не смогли бы поделать.

Комиссар подумал, что десять офицеров даже во главе с лихим комбригом смогли бы поделать немногим больше пятерых офицеров. Но говорить этого не стал.

— Я давно рекомендовал тебе, Владислав, — вместо этого напомнил он, — передать мне офицера посмышлёней, чтобы тот отбирал потенциальных офицеров с унтерами из казаков и рабочих с крестьянами. Вроде военспеца, как в Гражданскую.

— Да нет у меня людей для этого! — вскричал Кутасов, хлопая кулаком по столу. — Самому не хватает, а ты себе человека просишь!

— Сам же видишь, не справляются мои политруки с этой задачей, — пожал плечами Омелин. — Не для того их готовили.

И, действительно, почти половину отобранных в потенциальные офицеры казаков и рабоче-крестьян приходилось отправлять обратно по тем или иным причинам. Первой из них числилось хроническое неумение толково командовать и особенно подчиняться и нежелание учиться военной науке.

— А с политруками из местных как? — спросил Кутасов, чтобы сменить неприятную тему.

— Легче, — ответил Омелин, — но тоже скверно, если уж честно говорить. Приходится воспитанников из монастырей и бурс забирать, они хоть мало-мальски грамотны и способны воспринимать ту информацию, что мы им преподаём. Но их не так много соглашается с нами идти, у многих мозг уже основательно заштампован поповскими бреднями и они ещё плохо воспринимают идеи марксизма-ленинизма. Но работу мы ведём по деревням и особенно на заводах. Опираемся на рабочий класс, как завещал нам великий Ленин.

И вот теперь пришли чёрные времена для пугачёвского восстания. Бездарного генерала Кара, трусливо бежавшего в Москву, сменил энергичный и талантливый полководец Бибиков. И в подчинении у него был не жалкий корпус, а десять полков пехоты и кавалерии, гарнизоны городов и крепостей, лежавших на пути следования армии и остатки корпуса Кара. Разделив армию на две бригады и подчинив их Голицыну и Мансурову, Бибиков, можно сказать, взял армию Пугачёва в клещи. Города и крепости, занятые пугачёвцами, падали один за другим. Снята долгая осада Оренбурга. Пугачёв терпит поражение в Татищевой крепости и лишь ценой гибели полка атаман Овчинников отходит обратно в Берды. Правда, сам атаман сумел-таки вырваться с тремя сотнями казаков и закрепился в Нижнеозёрской крепости.

Чесноковки — второе по тяжести поражение, где не помогли впервые использованные войска «нового строя». В этом страшном бою сгинул победитель Кара — Зарубин-Чика, немногим позже попал в плен лихой атаман Хлопуша. Но гибнут не только пугачёвцы. В Татищевой крепости убит батальонный комиссар Каменков. Умер от ран старший политрук Васильченко. Бахмутские гусары зарубили под Самарой политрука Черкасова, вроде бы дальнего родственника популярного киноактёра, и пять младших политруков из пугачёвцев. Лихой казак капитан Малахаев, ветеран Первой конной, лично знавший товарищей Ворошилова и Будённого, сгинул в бою под Алексеевском. Старший лейтенант Юнусов, взявший негласное шефство над башкирами Юлаева, погиб под Чесноковками, нанизанный на пики луганских улан, точнее зовутся они ещё пикинерами. Там же был убит вместе с батальоном солдат «нового строя» майор Рыжков. Подполковник Сваржинский захвачен вместе со многими офицерами Зарубина-Чики двумя днями позже. Сам комбриг Кутасов едва спасся из Сеитовой слободы, после длительного боя его неполный полк «нового строя» вышел из осаждённой крепости, а самого комбрига, раненного, буквально, вынесли на руках.

И вот теперь Пугачёв исходил яростью в своих «царских палатах» в Бердах и требовал к себе «полковника нового строя», а Кутасов лежал в той же избе, где сидел сейчас у окна полковой комиссар Омелин. Раны комбрига были слишком серьёзны, и как бы тот не порывался встать и идти с докладом к Пугачёву, сделать этого не мог. А, как любил говаривать покойный ныне старший лейтенант Юнусов, если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе. Поэтому визиту Его императорского величества казацкого царя Петра Третьего Романова, он же Емельян Иванович Пугачёв, полковой комиссар Омелин ничуть не удивился.

Пугачёв не вошёл и даже не ввалился, а, буквально, ворвался в дом, впустив поток свежего холодного воздуха. При нём был его небольшой двор из «думного» дьяка Почиталина и секретаря военной коллегии Горшкова. Впрочем, последние держались за спиной «казацкого царя», чтобы ненароком не попасть в его поле зрения, ибо Пугачёв был в ярости. Он с размаху хлопнулся на лавку у длинного стола, за которым собиралась большая семья вдовой казачки. Мокрой шубы не снял, так что на пол вокруг него потекли струйки грязной воды — на улице шёл сильный дождь.

— Ну и где мой «полковник нового строя»?! — тут же вскричал Пугачёв. — Отчего не вышел к своему государю?!

Манера речи «казацкого царя» была довольно забавной. В ней мягкое южнороссийское «гэ» смешивалось с нарочитым волжским «оканьем», делая речь Пугачёва смешной. Однако сейчас вскочившего на ноги Омелина смеяться совершенно не тянуло.

— Кутасов болен, — ответил он, опуская обращение «ваше императорское величество», не пристало такое комиссару РККА, — и с постели подняться пока не в силах.

— Ну, что же, я хоть и царь, да не горд, — усмехнулся Пугачёв, сбрасывая мокрую шубу прямо на пол. — Веди меня к нему в светёлку.

— Идемте, — кивнул Омелин, которому так и хотелось добавить сакраментальное «гражданин Романов».

Комбриг Кутасов лежал в отделённом от общей комнаты занавеской углу, вроде бокса в больничной палате. Ран на его теле бригврач Чернышёв около десятка, и человек не с таким железным здоровьем давно умер бы, однако Кутасов жил и даже пребывал в сознании, не давая бригврачу колоть ему морфий для облегчения страданий. А то, насколько они велики, видно было невооружённым глазом.

Вид Кутасова произвёл впечатление даже на разъярённого Пугачёва. А уж когда комбриг попытался подняться с постели, при этом лицо его исказило такое страдание, что Омелин невольно скривился, «казацкий царь» аккуратно положил ему руку на здоровое плечо и мягким движением вернул обратно в постель.

— Не надо, не надо, — смягчившись, сказал он. — Довольно тебя жёнкины холуи отделали, не буду усугублять. — Он при случае старался вставлять «умные» слова, что слышал от офицеров и комиссаров РККА. — Но ответ тебе, всё одно, держать передо мной придётся! Довольно ждал я, покуда ты в себя придёшь. Пора тебе ответ держать, — повторил Пугачёв.

— Готов за всё ответ держать, — прохрипел Кутасов, и Омелин в который раз подивился его актёрскому таланту. Как ловко он, сын военспеца, царского офицера не малых чинов и потомственного дворянина, перевоплощался в некоего «народного элемента», как называл про себя эту комбриговскую маску — одну из многих — полковой комиссар. — За каждое слово и каждое дело.

— За слова не сужу, — покачал головой Пугачёв, — а вот за дела… Ты, полковник, обещал мне победу над карабинерами этого жида Михельсона. И где она, твоя победа? Солдат твоих перебили под Чесноковками, Сеитову слободу сожгли. Это твоя победа?

Омелину отчего-то вспомнился роман польского автора Генрика Сенкевича, который он читал в Академии, назывался он «Огнём и мечом» и представлял собой, в общем-то, гнусную реакционную клевету на восстание запорожских казаков и украинского крестьянства под руководством Богдана Хмельницкого. Однако был там момент, когда в битве у Жёлтых вод татарский мурза Тугай-бей кричит на предводителя народного восстания: «Где твоя победа? Где добыча? Ты обещал мне победу, а не поражение!», или как-то так. Нынешний допрос, учинённый Пугачёвым Кутасову, очень напоминал эту сцену из романа.

— Лёгкой победы, я тебе и не обещал, — покачал головой комбриг. — Мне докладывали о поражении при Чесноковках. Не разбегись твои казаки под напором царицыной конницы, батальон Сваржинского не потерпел бы поражения. Ведь батальон «нового строя» — это всего три с лишним сотни солдат, их недостаточно для победы над кавалерийским полком, да ещё и усиленным кирасирами, драгунами и пикинерами. Более того, — перешёл в наступление Кутасов, всегда считавший, что лучшая защита — нападение, — башкир разогнали двумя эскадронами пикинеров. Это ли не позор?