Алексей Оверчук - Тени войны Страница 6

Я на цыпочках, всячески соблюдая шумомаскировку, подкрался к двери. Мы с Колчиным переглянулись. Кто бы это мог быть? Боевики? Те не стали бы стучаться, а просто выбили бы дверь и повязали нас. Мы ощутили полную беспомощность. Оружия у нас нет. Даже приличного ножа и того нет. Звать на помощь бесполезно. Никто и не пошевелится, даже если услышит наши предсмертные вопли.

Глазка на двери, конечно же, не было. Да и на кой он нужен, если электричества нигде нет и лестничная площадка утопает в темноте!

— Кто там? — спросил я и на всякий случай сразу сдвинулся за стену, возле двери. Если начнут стрелять, то не попадут.

— Вяземский! Григорий Алексеевич! — Бодрый голос, выговор явно московский. — Хотел бы с вами поговорить.

— Не самое лучшее время, господин Вяземский.

— Вы журналисты? — уточнил голос.

— Да.

— Тогда чего бояться? Я тоже! Ну где-то… Ваш земляк, так сказать. Полагаете, москвичи страшнее боевиков?

Боевики и грабители не столь витиеваты. Я открыл дверь.

— Григорий Алексеевич Вяземский, — еще раз представился гость. — Профессор.

Пожал мне и Колчину руки и вручил по визитке. Мы остолбенели.

Он заглянул на кухню, потер руки:

— Ага! К ужину поспел!

Уселся за стол. Налил себе водочки, взял палочку шашлыка и посмотрел на нас:

— Так и будете стоять в прихожей у двери?

Он вел себя так, словно ему давно знакома наша квартира и он вернулся к себе домой.

Мы с Колчиным сели за стол. Грозный уже замер на комендантский час. То тут, то там на улицах постреливали по подозрительным теням. Но мы из опыта знали, что боевики начнут свои атаки на блокпосты после полуночи, когда ночь станет совершенно чернильной.

Мы с Колчиным разлили водку по чайным чашкам.

Григорий Алексеевич терпеливо нас ждал, держа свою порцию на весу:

— За знакомство?

Мы выпили, и наши руки забегали по столу, как по роялю. Закуска быстро таяла.

— Чего поделываете в Грозном? — спросил я.

— Изучаю народы Кавказа. Я, вообще-то, ученый. Приехал сюда консультировать наших военных переговорщиков. Генералы ведь толком не знают, с кем имеют дело. Полная безграмотность в местных обычаях!

— Ну, не скажите. Кое-чего они все-таки понимают.

Профессор хмыкнул:

— Это в чем же они понимают? Как деньги делать? Или как общаться с чеченскими полевыми командирами?.. Наши генералы не доверяют аборигенам. И этим все сказано. Кроме того, они не доверяют и нашим ученым! Вот таким, как я… Ну как можно о чем-то договариваться, если не веришь ни противной стороне, ни своим консультантам?

— А ОБСЕ?

— ОБСЕ они тоже не доверяют.

— Тогда к чему все эти переговоры?

— Военным приказывают сверху, — Григорий Алексеевич ткнул вилкой в потолок, — они эти приказы выполняют — в силу своих возможностей. Ну, а боевики… живут по своим законам.

Будто в подтверждение, звонко стукнуло за окном. Граната из РПГ-7, шипя, пролетела где-то рядом. Повинуясь дурному любопытству, мы выглянули из окна. Граната ударилась со всей дури в бетонную плиту блокпоста. Воздух вокруг мгновенно выгорел ярким шаром. Еще через мгновение ударил по окнам звук разрыва.

— Ну, за мир во всем мире? — предложил профессор.

Мы поддержали тост. Колчин затушил свечу на столе. Теперь только луна освещала кухню. Впрочем, справлялась с этим неплохо.

Профиль профессора то проступал бледным пятном в лунном свете, то прятался в тени. Чего пришел? Звали мы тебя?

Григорий Алексеевич безошибочно отыскал в нестойком свете луны наши чашки и, как опытный выпивоха, разлил на слух, по булькам.

— Странноватая война, — продолжил. — Все друг друга мочат нещадно, а бензовозы с нефтью так шныряют в Дагестан и Ингушетию, словно и боевых действий никаких нет. Еще ни один бензовоз не подорвался на фугасе, а военная техника подрывается постоянно.

— Аллаху акбар! — неожиданно заорали под самыми окнами, и черное брюхо ночи распороли автоматные очереди.

— Весело у вас тут, — прокомментировал профессор обыденным тоном. — И что, так каждую ночь?

— Ага. Каждую ночь.

— Рисковые вы ребята.

— Ага. Вот дверь зачем-то вам открыли.

— Ну-ну, — снисходительно простил недвусмысленный намек профессор. — Ну-ну.

— А вы где, собственно, живете, профессор? — снова не без подтекста спросил Сашка.

— У военных. В комендатуре.

— Неплохо… А вот нас туда не пускают… Можно, правда, ночевать в Территориальном управлении. Под охраной и обороной. Но там столько журналистов сейчас! Все друг у друга на головах спят, сидят и едят… В комендатуре небось просторней? А, профессор?

Нет, профессор напрочь отказывался понимать намеки:

— Просторней, просторней. Да скучно, знаете ли, стало. Вот приметил вас возле дома переговоров, решил познакомиться поближе. Это, кстати, не вы ли сделали интервью с командующим группировки?

— Мы. А что? Неужто читали?

— Конечно! В комендатуру поставляют свежие газеты. Ну, относительно свежие, конечно. С задержкой в неделю… Вот тут племянник еще мой, Василий, — сменил тему Вяземский, — тоже в командировке.

— Тоже профессор? — подначил Сашка.

— Нет, скрипач. Дает концерты местному населению. Ну, и вообще хороший человек…

Похоже, подначка за подначку! Профессор и скрипач — вот, оказывается, чего не хватает в нынешней Чечне!

Я демонстративно повернулся к Сашке, игнорируя профессора. Каждому — свое!

— Саш, завтра улетаю поближе к горам. Офицеры из штаба группировки разрешили смотаться туда, где работают мотострелковые подразделения. Обещали показать, как там у них соблюдается перемирие… А к десантникам, понятно, я больше ни ногой!

— Еще бы! — поддержал Колчин. — К десантникам — ни-ни!

Профессор снова встрял: дескать, чем нам вдруг десантники не угодили?!

А тем и не угодили! Я в сердцах экспрессивно пересказал ему историю с «расстрелом». Ну что, профессор, этим военным тоже приказали сверху?!

Вяземский наконец-то хоть чуть-чуть стушевался.

Под нашими окнами боевики в бессчетный раз пели свою излюбленную песню «Аллаху акбар!» и аккомпанировали себе автоматными очередями.

6

Вертолет все-таки домахался своими лопастями, и его утащило в небо. Дверь не закрывали. Боец выставил в проем пулемет на откидной раме, дернул затвор и приготовился к стрельбе. Все, кто сидел в салоне, без команды передернули затворы автоматов, распихали в подствольники гранаты, откинули иллюминаторы, и вертолет со всех сторон ощерился стволами. Даже под хвостом машины была снята половина рампы, и теперь там сидел пулеметчик, обложенный со всех сторон бронежилетами.

Вертушка все выше и выше уходила в небо. Потянулись внизу ниточки дорог и серебряные ленточки рек. Пузырчатые лоскуты «зеленки» перемежались пустыми полями, которые уже который год никто не вспахивал, кроме снарядов и мин. Впереди наплывали горы.

Вертолет вдруг приостановился, подозрительно стукнул винтами и устремился в поросшее лесами ущелье. Мы падали несколько секунд. Когда земля оказалась уже пугающе близко, машина стремительно ушла вбок.

Тут что-то грохнуло за бортом и вспыхнуло до того ярко, что перебило своим светом солнце. Сердце у меня зашлось и упало куда-то в желудок. В нас попали?!

Военный поймал мой взгляд, улыбнулся:

— Не дрейфь! Это отстрелы.

Вертолет через равные интервалы отстреливал по обоим бортам горящие шашки, чтобы уйти от ракет теплового наведения.

Замелькали зеленые верхушки деревьев. Внизу распласталась широкая река с полосами отмелей. Вертолет снижался. Уже различалась щебенка в русле реки. Видны были волны проворной речки, которые прыгали через валуны и, толкаясь, летели дальше. Казалось, мы не летим, а несемся на воздушной подушке.

Машина встала на дыбы, несколько секунд шла стремительно вверх, потом зависла на вершине невидимой горки и снова повалилась на бок.

Мне представилось, как рядом, посвистывая крыльями на виражах, летят наши ангелы-хранители.

— Опять приключений ищешь? — спрашивают они меня, ернически хихикая.

— Это моя работа, — отвечаю угрюмо. — Я должен все видеть своими глазами.

— А ты никогда не задумывался, — язвят они, — что увиденное тобою на фиг никому не нужно?

— Чушь! Мои статьи расскажут людям, что здесь происходит на самом деле. И они поймут…

— Да? Ты сам-то веришь в эту чушь? Ну, представь, открывает человек за утренним кофе газету, читает твою статью и узнает, что — ПОЛНАЯ ЖОПА ТВОРИТСЯ, ТОВАРИЩИ! Настроение испорчено на весь день. Ему страшно. С досады он плюет прямо в газету!

— А мне что, не страшно, по-вашему?! Вот здесь и сейчас!

Ангелы начинают хохотать с каким-то металлическим лязгом. И в следующее мгновение я понимаю, что это лупит наш пулемет.

— Блядь! — орут в салоне. — По нам работают!

Машина заваливается куда-то вниз и выписывает новый вираж. Все начинают бешено лупить в «зеленку».