Илья Стальнов - На острие иглы Страница 6

– Здесь вас вряд ли кто тронет… Разбойный люд шалит в основном вне городов, на больших дорогах.

На улице задул пронизывающий, гнавший отсвечивающие в свете луны серебристо-желтые облака. На крыльце Густав порывисто обнял меня, и я увидел в его глазах пьяные слезы.

Слуга дал мне фонарь со свечой внутри. Я пообещал отдать его завтра.

– Прощайте, Эрлих!

– До завтра.

– До завтра, – вздохнув, кивнул он и вернулся в дом.

Я шагнул в темноту вечера, и по спине моей поползли мурашки. Когда за мной задвинулся тяжелый засов, я вдруг почувствовал себя одиноким и беззащитным, как тогда, на торговом паруснике, терпящем бедствие близ острова Родос.

– Эх, лекарь, ты тоже стал мнителен, – подбодрил я себя шепотом. И бодро направился вперед.

Я шел по дощатому настилу улицы, подсознательно стараясь держаться на середине. Я всегда любил добрые вечера с достойными людьми, легкий разговор и хорошую еду. Мне в общем нравился Бауэр, как нравились многие люди, встречавшиеся на моем пути. Некоторые уходили, оставаясь лишь в памяти, иные навсегда оставались друзьями и могли перед Господом засвидетельствовать, что Фриц Эрлих не такой уж дурной человек и всегда старался жить с людьми по-хорошему. Вот только почему меня так давит тревога?

Шаги за собой я услышал метров через двести от дома Бауэра. Наконец размытое ощущение тревоги оформилось в резкий укол – я ощутил реальную опасность, как ощущал ее всегда каким-то мистическим чувством. За годы странствий я привык к опасностям и тревогам и побывал во многих переделках, в которых меня не раз выручало обостренное чутье.

Резко обернувшись, я увидел две тени, слишком быстро скользнувших за сплошной забор и растворившихся где-то в кустарнике. Кто они? Случайные прохожие? А может… Ох как мне не хотелось в этот вечер думать о плохом…

Пройдя еще метров пятьдесят, я окончательно уверился, что меня преследуют. Кто? Зачем? Разбойники, душегубы, злодеи? Может быть…

Я сжал рукоять длинного, очень дорогого, не тупящегося кинжала толедской стали, доставшегося мне как плата за то, что я вытащил с того света знатного испанского гранда. С этим кинжалом я будто сроднился, не расставался ни днем, ни ночью, и он не раз помогал мне в самых опасных ситуациях, выручал даже тогда, когда помочь казалось не мог никто и ничто.

По телу прошла холодная волна. Мне вдруг захотелось очутиться отсюда подальше, там, где трещат поленья в очаге, где тепло и безопасно… Так всегда бывает перед боем. Главное, не поддаться этому чувству, не впустить в душу страх. Негоже бежать от опасности – выживает тот, кто смело встречает ее.

Я широко улыбнулся, ощущая, как вслед за холодом по телу прокатывается жар, как сердце колотится сильнее, туго гоняя по жилам горячую кровь… Хорошая драка – что еще нужно после сытного ужина?!

Я обернулся. Меня в лицо ударил холодный порыв ветра, будто ветер был заодно с таинственными злоумышленниками, встал посредине улицы и вызывающе крикнул по-русски:

– Выходите, коль честь и благородство еще живы в вас! И сразимся лицом к лицу!

Будто ожидая моего вызова, из темноты вынырнули Двое. Один высокий, сутулый, резко взмахнул рукой, и я увидел, как тускло блеснуло в свете появившейся на миг луны лезвие топора. Второй, широкоплечий, с невероятно кривыми ногами, в короткой руке сжимал эфес слишком длинной для него шпаги. Лиц их я не видел, одежду рассмотреть внимательно не мог, но, по-моему, они были закутаны в темные, будто стремящиеся слиться с чернотой ночи, плащи.

– Идите сюда, – усмехнулся я, хотя мне вовсе было не до смеха. – Молились ли вы перед своей бесславной кончиной?

Я поставил на землю фонарь и приготовился к драке.

Они безмолвно, не нарушая тишину ни руганью, ни жадным сопением, отличающими людей жестоких и необузданных, коим жажда крови и смерти застилает свет, двигались ко мне. Бесшумные, словно призраки ночи Они были уверены, что мне не отпущено ни единого шанса выжить в будущей схватке. Но я считал по-другому. Фриц Эрлих, врачеватель и скиталец, никогда не станет легкой добычей презренных грабителей. Ибо кто, как не он, сражался с варварами в песках Сахары и с разбойниками в гористых лесах Шотландии! Чья рука славилась своей твердостью во время битвы при осаде русскими Нарвы в 1700 году, правда, на стороне короля шведского Карла Двенадцатого! И кого, как не его, обучал владению оружием великий боец мсье де Ла Мот. И ничего, что из оружия у меня только кинжал – в умелых руках и трость не хуже пистоля.

Итак, они приближались ко мне, медленно и уверенно, а я пятился назад, сжимая кинжал. Мой каблук наткнулся на жердь, и я ловко подобрал ее левой рукой. Теперь я почувствовал себя увереннее. Нападавшие пытались обойти меня с двух сторон, но я отступал и не давал окружить себя. Из-за туч снова выглянула луна, и я смог разглядеть под плащом одного из врагов богатый камзол. Простолюдины здесь такие не носят. А дворянам или служивым зачем грабить ночных прохожих? Что же все-таки нужно от меня этим людям?

Детально обдумать этот вопрос мне не оставили времени. В свете слабо горящего фонаря блеснул топор, который по замыслу душегуба должен был раскроить мне голову, но попал в пустоту. Я довольно ловко успел отскочить в сторону и рукояткой кинжала ударить длинного по голове. Тот со стоном – первый звук, который он издал, – повалился на землю, а я тем временем палкой отбил направленный мне в грудь удар шпаги. Я не столько рассмотрел в темноте клинок, сколько ощутил его приближение. Это чувство не раз спасало меня. Лезвие соскользнуло, легко задев мне бок. В пылу схватки боли я не почувствовал. Не теряя времени даром, я прыжком кинулся вперед и воткнул по самую рукоять кинжал в живот кривоногого, отскочил назад. Противник, не издав ни звука, будто действительно был не человеком, а демоном, родившимся во тьме этого города, упал на колени, как падают, собираясь помолиться перед смертью…

Убрав кинжал в ножны, я оглянулся и успел заметить, что длинный очень проворно пробежал на четвереньках метра три, затем вскочил на ноги и резво бросился наутек. Поистине низость чувств и трусость идут рядом.

– Сатана тебя забери! – по-немецки процедил стоящий на коленях кривоногий.

Только теперь я ощупал свой бок. Из раны сочилась кровь. Хоть боли и не было, голова изрядно кружилась.

Я нашел в себе силы склониться над противником. Как лекарь, я понимал: ему уже ничто не поможет. Но надо было попытаться выяснить причину нападения.

– Что тебе нужно было от меня? – выдавил я. – Кто ты такой? Ты убиваешь из-за денег, заблудшая душа?

– Из-за денег! Благослови меня сатана! – страшно захохотал кривоногий, обхватив двумя руками распоротый живот. Голос у него был какой-то безжизненный, шуршащий, будто пересыпался гонимый ветром пустыни сухой песок. – Ты шутишь… Ты должен за все ответить! Пришел час возмездия, Магистр!

Он плюнул мне в лицо, и на это ушли его последние силы. Кривоногий повалился на землю, глаза его закатились. Несчастный, упокой Господи его душу, расстался с жизнью.

Я еле поднялся и, с трудом передвигая онемевшие ноги, поплелся к дому Бауэра. Мне удалось добраться до него. Окна были темны, видимо, хозяева задули свечи и готовились отойти ко сну.

Я забарабанил кулаками в дверь. Наконец из-за толстой двери донеслось шарканье ног, заскрипел отодвигаемый засов, дверь распахнулась, и на пороге возник Густав Бауэр в халате и с подсвечником в руке. На его лице плясали желто-красные блики, придавая зловещий оттенок.

– Господи помилуй! – отшатнулся он, узнав меня, и глаза его блеснули зло и испуганно.

– Помогите, Густав! Меня ранили… Я… Я умираю… – прошептал я, держась за поручни лестницы.

– О, Господи! – опять воскликнул Бауэр и сделал шаг мне навстречу.

Я оторвался от поручней и готов был обессилено упасть ему на руки, но тут дверь захлопнулась, и моя ладонь наткнулась на обитую металлическими полосами дверь.

– Густав, помогите же!… – взывал я.

– Уйди от моего дома! Сгинь, сатана! – В голосе, глухо доносившемся из-за дверей, ощущалось настоящее бешенство.

Поняв, что мне здесь не ждать помощи, я оторвался от двери и, шатаясь, поплелся к своему дому. Может, мне стоило постучаться в другое жилище, закричать, позвать на помощь, но тогда я никак не мог этого сообразить Мысли путались. Я шел, одержимый болезненным стремлением добраться до своих ворот.

Как мне это удалось?! Не знаю… Наверное, просто не оставила меня жажда жизни, которая заставляла всегда биться со смертью до последнего! И не изменил мне мой ангел-хранитель, которому всегда было со мной немало работы! Теперь бы еще открыть дверь, сделать перевязку, смазать рану живительной мазью, секрет которой я привез с берегов Африки. Только вот хватило бы на это сил…

С трудом я вновь поднялся, цепляясь за забор, устремился к двери. И в этот миг с невероятной ясностью понял, что открыть замок у меня не хватит сил и что я так и умру на этой пыльной улице, и меня похоронят на чужой мне земле. Понял бессмысленность бесконечной гонки за призраком знаний и приключениями. Смерть ставит точку всему и подводит все итоги. Земля неуклонно потянула меня к себе, призывая расслабиться, отдаться ей. Я бы с удовольствием послушался, если бы не понимал, что это навсегда. Но сопротивляться тяготению планеты уже не мог.