Dragon Marion - Не люби меня Страница 6

— Это уладим. Главное — объяснить парням, что память Микки священна и нерушима.

— Но Эндрю, когда-то ведь придётся его заменить.

— Только не надо пытаться объяснить им это сейчас.

— Я и не собираюсь объяснять это им. Я с тобой разговариваю.

— Джон, я сам не могу пока представить себе никого на его месте.

— Эндрю, мне ведь тоже нелегко. Ты знаешь, я относился к Микки не хуже, чем ты.

— Ладно, мы говорили про Генри, по-моему.

— Точно. Есть рациональные предложения?

— Нет. Они должны сами его узнать, понять, кто он такой. Ты только объясни ему, что его щупают, чтобы он не повёл себя неправильно.

— Он не дурак, Эндрю.

Тем временем в «гостиной», как они её называли, завязался неторопливый разговор. В него явно приглашали Генри.

— Ходил вчера к психологу, — неспешно начал Роб, — он сказал, что мне пора в отпуск.

— Если слушать всех психологов, — мрачно заявил Коул, — то нам всем пора в отпуск. — И, повернувшись к Генри: — Ты знаешь его?

— Колса? Конечно. Мужик умный, но больно уж флегматичный.

— Ага, — лениво вставил Эрик, — он так о нас всех заботится, что иногда забывает, что нам дело делать надо. А как начнет вопросы свои дурацкие задавать… «Зачем ты сюда пришел?» Не знаешь, что и ответить. Вот ты, например, зачем сюда пришел?

— Я? — Генри задумался и, тщательно подбирая слова, сказал: — Я живу в КЗБ. Про нас говорят, что мы сами и есть преступность, но никто не защищает нас, кроме нас самих, а когда мы защищаемся, обвиняют нас в противозаконных действиях. Мой брат оказался бессилен против воли тех, кто богаче и, значит, сильнее. В полиции нас не стали даже слушать. Едва научившись ходить, я познал, что такое ненависть, но так и не смог понять

ее. Причины, конечно, есть, но сейчас… Столько лет прошло… Но они не

могут принять нас. Мы должны сами заявлять про себя и отстаивать свои права. Но мы никогда не сможем этого сделать, пока больше половины преступников будут иметь тёмные волосы. И оттого наша первая задача — справиться с этим. В КЗБ меня научили ненавидеть, но ни к кому я не питал большей ненависти, чем к тому парню, который убил моего брата. И поэтому я здесь. Я не хочу, чтобы подонки убивали людей. И я не хочу, что слово «подонок» ассоциировалось у всех с нами.

— К сожалению, с подонками не так уж легко справиться, — сказал Джим.

— Но это не значит, что вовсе нельзя.

— Не значит. Но многим из нас это стоит жизни. И почти всем — семьи.

— Когда я пошёл в спецназ, — сказал Патрик, — мои родители сказали: «Если ты не уйдёшь, можешь с нами распрощаться». Ну, я не ушёл. Понимаешь, когда я был малой, нас выгнали из КЗБ. Один богач хотел открыть в нашем доме ресторан, и однажды к нам пришли три здоровых бульдога и сказали: «Вам разрешили жить в разных районах города, и катитесь отсюда». Поломали мебель, заявили, что если через неделю мы ещё будем здесь, то пожалеем об этом. Мы уехали. Мне пришлось пойти в обычную школу. С тех пор я всё время ходил в синяках. Через год пошёл в спортивную секцию на борьбу, стал отбиваться. Когда предложили идти сюда, ухватился руками и ногами. Отец считал, что драться-не профессия и что я могу найти много других способов убиться. Мать хотела, чтобы я стал врачом, даже заставила поступить в институт и

дрожала за каждый день моей учебы там, но я все равно на третьем курсе

бросил. Слез было… А через неделю я ушел сюда. Ещё через неделю Брайан помог мне снять квартиру. С тех пор я своих не видел. А Стив так и вообще своих из-за работы потерял.

— Это было, когда меня в первый раз подстрелили, — неохотно отозвался Стив. — Мать схватил инфаркт, до больницы не довезли. Отец прожил без нее месяц…

— А теперь Микки, — добавил Тим.

— Да, Микки… — Патрик вздохнул, и его разговорчивость исчезла самасобой.

— Он был особенный, — раздался голос Эндрю от двери. — Не такой, как все. Тебе этого не понять, ты его не знал. Но он… связующее звено, которого мы лишились. Его невозможно заменить, и в то же время нужна какая-то нить, которая бы сшила разорвавшуюся ткань.

— И этой нитью должна стать месть. Чем больше нас будет, тем меньше парней будет умирать. И не только спецназовцев, которые присягнули отдать жизнь, если понадобится, но и самых обычных людей, которые никаких клятв не давали. Сколько можно тратить людей, молодых, полных жизни, только приготовившихся испытать искушения молодости и научиться исправлять ошибки? Никто не сможет занять ничьё место, кто бы он ни был. Каждый человек уникален, и его место останется незанятым всегда. Наша задача — сделать так, чтобы было как можно меньше пустых мест, правильно я говорю?

— Правильно, парень, — сказал Брайан, положив ему руку на плечо. — Не кипятись. Ты прав. Мы все это тоже понимаем, просто… расклеились. Нюни пустили. Не можем пока в себя придти после его смерти. Это пройдет, только надо побольше таких, как ты. Чтобы встряхнули, знаешь.

Гаральд пришёл в половине одиннадцатого.

— Итак, юноши, — сказал он, словно Генри тут и не было, — вот план дома нашего друга. Как видите, тут три подземных хода. Один из них выходит в лес, другой — в центр города, третий — в подвалы банка, в котором он работает. Ходы охраняются, поэтому в них заходят одновременно по пять человек наших и по пять «Соколов». Ещё пять наших ребят идут внутрь. Коваль — парень реактивный, успех зависит от неожиданности. Внутрь идут Джон, Эндрю, Стив, Патрик и Роб, остальные делятся на своё усмотрение.

— Ты не передумал? — спросил Брайан у Генри.

— Нет.

— Тогда иди со мной.

Юноша кивнул.

— Я тебя прикрою, если что, за это можешь не беспокоиться, а ты попробуешь себя в настоящем деле.

— Ты о себе беспокойся, если тебя из-за меня продырявят, мне будет неприятно.

— В последний раз меня продырявливали, когда я был таким желторотиком, как ты.

Генри улыбнулся.

Перекрывать подземный ход оказалось вовсе не так скучно, как думалось вначале. В течение первых же трёх минут им пришлось отбрасывать штук двенадцать парней, решивших, что на входе сюда обязательно надо предъявить пропуск. С Генри были Брайан, Тим, Рой и Тед, ребята как на подбор высокие и серьёзные. Дрались они замечательно и действительно прикрывали его. Правда, самого Генри это раздражало, он считал, что может сам справиться, но парни заявили, что у них есть кроме силушки немеряной ещё и опыт и поэтому он должен слушаться.

То, что они делали, было совсем непохоже на то, что показывают в фильмах, в первую очередь потому, что они никуда не прорывались, а защищали ход, и ещё потому, что тех плохих парней учили не только математике, а и немножко драться. Оказывается, только герои боевиков умеют разбрасывать десятки дюжих парней, как котят. И хотя для Генри это было не таким уж откровением, ему было неприятно, что из дела он вышел изрядно потрёпанным.

Однако, оказалось, что за ним продолжали следить. Когда они вернулись в штаб, чтобы привести себя в порядок, Брайан бросил ему:

— Не нервничай, всё в порядке. Вон Коулу руку прострелили. Ты же не думал, я надеюсь, что те ребята нас испугаются и убегут?

— Не думал.

— Так и успокойся. Всё в порядке, парень! Из тебя ещё выйдет толк.

После душа к нему подошёл Джон.

— Ну, что ж, боевое крещение будем считать состоявшимся.

— Ты так тут все для меня подготовил…

— Да уж, наверное, не просто так привёл. Мы с Гаральдом на тебя такое досье собрали, что знаем о тебе больше, чем ты сам. Тебя приняли раньше, чем увидели, просто им надо было понять, с чем тебя едят.

— А это разве не было написано в досье? Вообще-то больше всего я уважаю соус провансаль, а к сладкому-ромовый.

— Генри, не злись. Ты хоть понимаешь, куда попал? Это сливки общества, люди, про которых не пишут в газетах, но которые ногой открывают дверь в кабинет министра внутренних дел и на «ты» с королём. Пойми, в конце концов, ты находишься в обществе, о существовании которого большая часть человечества и не подозревает. Разве так уж удивительно, что сюда пускают не каждого? Мне кажется, ты недооцениваешь спецназ, потому что никогда о нём не слышал. Однако, по-моему, это ты когда-то говорил, что лучший товар не нуждается в рекламе. Мы каждый день рискуем жизнью, а если наши физиономии будут висеть на доске почёта, нам останется только разойтись, но всё равно в течение недели нас всех перестреляют, что бы мы ни делали. Нас всех может отправить на тот свет один человек, и для этого ему не надо быть крутым, достаточно только передать нашу коллективную фотографию в центральную газету. В деле мы частенько прикрываем друг другу спины; сегодня моя жизнь может зависеть от Коула, завтра — от Эндрю, послезавтра — от Стива, а послепослезавтра — от Джона Буля. Поэтому мы хотим полностью доверять друг другу и не оглядываться.