Алексей Резник - Стеклянная любовь. Книга 1 Страница 6

– Мразь проклятая! – гордо пророкотал Илья, вкладывая булаву обратно в специальную петлю на богатырском поясе.

Даждьбог никак не прокомментировал очередную богатырскую выходку, лишь ускорил шаги.

Славянские «покои» находились почти в конце коридора неподалеку от просторного нужника.

– Совсем вас опустили, братцы…, – горько и невнятно пробормотал Дед Мороз. И печально кивнувший в знак согласия Даждьбог, постучал условным стуком в низенькую закопченную дверь. А Акапист до того, как дверь открыли изнутри, теперь уже внятно и с хорошо слышавшейся яростью произнес:

– Я понял, что за запах так сильно беспокоил меня в этом коридоре!..

– И что это за запах, дедушка?! – с живой заинтересованностью спросила Снегурочка.

– Так дурно могут пахнуть лишь предательство и подлость, внучка! – яростно воскликнул Акапист, заиграв желваками на скулах. – Обождите меня здесь! Я скоро вернусь! – и он широкой размашистой походкой зашагал обратно по коридору к выходу из корчмы.

Выйдя наружу, он, ни на кого не обращая специального внимания, той же широкой размашистой походкой пересек широкий двор, вышел за ворота и, обогнув высокий бревенчатый тын корчмы, вышел на ее заднюю часть, где взору открывалось широкое заснеженное поле, почти у самого горизонта очерченное черной зубчатой каймой дремучего елового леса.

Он понял, что интуиция не случайно заставила его покинуть корчму, потому что почти сразу глазам его предстало зрелище стремительно опускавшейся из ночного неба ослепительно сверкавшей золотой звезды, а точнее – знаменитого и легендарного, еще сотни веков назад обросшего множеством невероятных слухов, но ни разу им, Акапистом, не виданного Золотого Шершня Василисков!!!

Золотой Шершень опускался на бескрайнюю снежную равнину, начинавшуюся сразу за Подлой Корчмой, и причудливая тень мифического чудовища, оказавшегося жуткой реальностью, росла с каждой секундой, покрывая «белый саван искристого снега» траурно-черной вуалью.

Глаза Деда Мороза, несмотря на все его специфическое хладнокровие и огромные практические знания, расширялись в ужасе и изумлении по мере того, как снижалось невероятное летающее чудовище, размерами своими намного превосходящее всех живых тварей и создания рук человеческих из тех, что встречал в долгой жизни своей Акапист.

Холодный лунный свет щедро струился по покатым золоченым бокам чудовища, заставляя ярко сверкать его безобразную громоздкую тушу, отчего создавалось ощущение, будто бы она щедро обливалась потом от совершаемых ею неимоверных усилий столь легко и изящно планировать в воздухе, несмотря на потрясающие габариты. Два гигантских многофасетчатых круглых глаза летающего монстра с неуловимой быстротой вращались во все обозримые стороны в поисках либо возможных врагов, либо добычи, вспыхивая при этом то поочередно, то сразу всеми вместе основными цветами солнечного спектра, бросая на снежную равнину внизу изумительные по красоте и богатству гамм блики. Многочисленные длинные и острые жалоподобные выросты, извивавшиеся щупальцевидные отростки, продолговатые овальные прозрачные крылья, неслышно трепыхавшие над верхней частью корпуса, придавали сильное сходство фантастическому летательному аппарату с гигантским крылатым тарантулом или шершнем-великаном – «пчелиным волком».

Невольная дрожь омерзения покрыла мелкой мутной рябью широкую светлую поверхность сильной и благородной души самого доброго и желанного волшебника в мире – Деда Мороза. Самое главное, что качественно отличало Деда Мороза от остальных временных обитателей Подлой Корчмы, заключалось в полном сохранении Волшебной Силы, когда-то подаренных ему одним из самых могущественных и древнейших Славянских Богов. Поэтому «Золотой Шершень Василисков» всей своей двухкилометровой длиной и полукилометровыми шириной и высотой, не поразил воображение Деда Мороза с болезненной необратимостью, не смял в бесформенную жалкую кучку такие неизменно великолепные его качества, какими следует считать беспримерное мужество и способность остро, практически, всегда продуктивно, аналитически мыслить. И достаточно быстро сумев избавиться от эмоций, мешавших ему сосредоточиться для проведения необходимого анализа наконец-то прояснившейся ситуации, Акапист вскоре догадался, что видит перед собой то самое недостающее важнейшее звено головоломки, задуманной Губанами.

Оно спустилось прямо с неба, и хотя трудно было бы придумать что-либо более ужасное, Дед Мороз имел теперь полное представление о размерах и характере нависшей над ним и над внучкой угрозы. Осталось одно – найти выход: «Это небесная ладья Василисков для транспортировки украденных человеческих душ в их далекую темную Бездну… Но ведь я-то еще живой, и внучка моя живая!.. Здесь вы, ребята, промашку дали, серьезную промашку!.. И я вас за это постараюсь наказать!.. И – накажу!..». У него появилась уверенность, что спасительный выход будет обязательно найден…

Часть первая

Глава 1

Бригада студентов-практикантов исторического факультета Рабаульского Государственного Университета уже пятый день подряд с фанатичным упорством при помощи туповатых штыковых лопат вгрызалась в могильный курган эпохи бронзового века, насыпанный на высоком берегу одной из крупнейших водных артерий Евразии примерно три тысячи лет назад. В безоблачной голубизне июльского солнца немилосердно палило жаркое солнце, выгоняя из работающих на износ студентов литры пота. При полном безветрии высоко поднимаемая лопатами древняя холодная пыль к концу рабочего дня покрывала полуобнаженные юные тела студентов толстым слоем грязи, и они начинали немного напоминать симпатичных чертей и чертовок. Другими словами, в описываемый нами день работать было тяжело и неприятно из-за невыносимого палящего зноя и постоянно испытываемой студентами сильной жажды. По недосмотру ли завхоза или по причине поломки экспедиционного автомобиля где-нибудь на какой-нибудь глухой проселочной дороге питьевую воду на курган номер четыре в этот день не привезли. Время приближалось к обеду, и производительность труда, равно как и настроение, заметно упали.

Два волонтера-добровольца, приписанные к четвертой бригаде практикантов-археологов – известный рабаульский скульптор-анималист Юрий Хаймангулов и студент четвертого курса философского факультета рабаульского университета Вячеслав Богатуров, в силу своего волонтерского статуса не стесненные жесткими рамками практикантской дисциплины, бросили лопаты на бруствер и отошли посидеть отдохнуть в блеклой тени чахлого куста дикого шиповника, одиноко росшего неподалеку от раскапываемого кургана.

Полноватый, розовощекий, принадлежавший к числу тех счастливых человеческих типов, про которых принято говорить «кровь с молоком», и, к тому же кудрявый как купидон, скульптор Хаймангулов с видимым наслаждением повалился на полувыгоревшую траву под шиповниковым кустом, широко раскинув в стороны руки:

– О-о-й, не могу-у!!! – с нескрываемым негодованием выдохнул он. – Время двенадцать уже скоро, а Васильич, чудила, обещал в десять квас привезти – до сих пор везет! Пить хочу – не могу!

Худощавый и потому более выносливый, и сдержанный Богатуров, жующий сухую былинку, лишь невнятно хмыкнул и неопределенно усмехнулся эмоциональным словам Хаймангулова.

А Юра, поднял кудрявую голову и с каким-то непонятным остервенением в глазах посмотрев на возившихся среди земляных куч развороченного кургана студентов, вдруг с неожиданной желчью в голосе заявил:

– Ничего святого, если разобраться, нет в наших, блин, археологах! Лежали себе и лежали люди, нет, надо их было трогать! И как Блюмакин ничего не боится! – имея в виду заведующего кафедрой археологии доктора исторических наук Игоря Сергеевича Блюмакина, как бы между прочим, возмутился Хаймангулов и совершенно неожиданно, и совсем некстати добавил: – Если Васильич до обеда квас не привезет, вечерним автобусом уеду в Рабаул!

Слава Богатуров не выдержал и, вынув былинку изо рта, весело рассмеялся.

– А ничего смешного, Слава, не вижу, ничего смешного! – сварливо заметил Юра. – В прошлом году, когда с Рябцевым сюда ездили, хоть про него и говорят, что он в «дурдоме» лежал, но таких провалов с водой, со жратвой, с организацией выезда мыться на реку, как сейчас, не было! А я здесь жарюсь вторую неделю и ни хрена, заметь, еще путного не выкопали – зачем из мастерской сорвался?! Сам не знаю!!

– Да я, наверное, тоже! – перестал смеяться помрачневший Богатуров. – Пару-тройку деньков еще пороюсь здесь с остальными и к матери, наверное, съезжу – по хозяйству помочь надо. Вчера письмо получил – жалуется на жизнь: непруха какая-то поперла в нашей деревне!..

– У кого сейчас пруха?! – согласился с приятелем Юра, но, однако, спросил: – А в деканате как отчитываться будешь – на курсовую-то набрал материалу?