Меняла - Андрей Снегов Страница 6

Природа распорядилась неправедно, подумал я. Дала человеку возможность уничтожать красивейшие создания ради нелепой прихоти – обладания маленьким шариком, таящимся в глубине нежного тельца. И я – человек, и мне нужны деньги, которые станут средством для прожигания жизни. Быть может, я проживу её ярко. Так же ярко и красочно, как переливается на солнце живой звездолёт. Я грязно ругнулся и выстрелил. Батон дёрнулся, выплёвывая из утолщения на конце ствола маленький цилиндр. На высоте в десять метров он разделился на четыре части, которые разошлись в стороны и натянули тонкую как паутина сеть. Она сверкнула в солнечном свете, и через секунду кевларовые нити плотно окутали ириса. Отчаянно фыркая и шипя, он начал медленно заваливаться вниз.

– Всё! – с облегчением выдохнул Панин. – Два миллиона у нас в кармане.

– Доставай контейнер, – желчно пробурчал я и поспешил к месту падения пленённого летуна.

На земле шевелился окутанный тонкими нитями звездолёт. Тело его тяжело раздувалось и напоминало медленно опадающий парашют. Лишённое яркого света, оно утратило своё былое многоцветье и стало пепельно-серым. Я прикоснулся к тёмной, как будто лакированной поверхности и, ощутив, как вздрогнуло животное, резко отдернул руку.

– Смотри, – я указал Панину в глубину живой колышущейся массы. – Там находится жемчужина Окенит. Из-за неё их всех и уничтожили.

– Да видел я эти жемчужины! – Панин скривился и почесал затылок. – Чего ради люди отдают за них целые состояния? Красивы они, спору нет, меняют цвет постоянно, в тысячи раз твёрже алмаза. Но отдавать за них миллионы кредиток? Нет уж, увольте!

– Не романтик ты, Панин! – я горько усмехнулся и открыл контейнер. – Поднимай аккуратно и старайся не повредить, нам его живым довезти надо, а то наш ненормальный Таками денежки не выплатит. Скажет, что за нарушение контракта.

Мы осторожно положили шипящее и трепещущее создание в био-контейнер и защёлкнули герметизирующие замки. К планетолёту шагали молча. Я шёл, тщательно глядя себе под ноги и стараясь не наступить в одну из чёрных дыр, которые изрешетили всю почву. Они были небольшие, в тридцать сантиметров диаметром, и представляли собой выходы на поверхность многочисленных нор шишигов – единственных наземных, или, точнее, подземных жителей этого мира. Шишиги были существами безобидными, эдакие прозрачные шарики–мусорщики на дне воздушного океана планеты Souffle. Когда-то я читал интересную теорию о том, что шишиги – это личинки звездолётов. Чушь, конечно, как и девяносто девять процентов всего написанного о планете. Вообще, Souffle лежит слишком далеко от торговых путей и новых колоний, сюда летают лишь учёные да браконьеры, но, несмотря на разные цели, их всегда объединяет одно: и первые и вторые увозят на память маленькие жемчужины Окенит, добытые из тел ирисов. Я и сам – браконьер, и за свою жизнь убил тысячи радужных созданий, а сегодня, выполняя заказ безумного профессора-толстосума, поймал последнее из них.

– Сергей, – Панин нарушил молчание лишь в кабине планетолета, – ты миллион на что потратишь?

– Не знаю, – я включил автопилот и, расслабившись, откинулся на спинку кресла, – потом буду думать…

За окнами обзорных экранов в туманной дымке воздушного планктона тонула бескрайняя равнина, заросшая редкими кустиками фиолетового мха. Сверху она напоминала огромный аквариум, в котором снуёт разная живность, подчиняющаяся только ей ведомым законам движения.

– Странно, – сказал Панин, выйдя из сети, – ещё десять лет назад Окенит стоил тысячи, затем его цена выросла до сотен тысяч, а сейчас достигла миллиона. Что будет, когда люди узнают о полном уничтожении звездолётов на Souffle?

– Окенит подорожает ещё на порядок…

– Может придержим нашего? – предложил Панин. – Продадим позже в несколько раз дороже…

– В этой вселенной нет ничего дороже собственной жизни, друг мой, и я не хочу ее лишиться, нарушив контракт с Таками…

– Расскажи, как ты стал браконьером? – тихо спросил Панин.

Я поморщился. Мой напарник нарушил табу, затронул закрытую для меня тему, задал вопрос, на который я не люблю отвечать. А впрочем, какая теперь разница, я ухожу на покой.

– Я участвовал в экспедиции, открывшей планету Ирисов. Мы назвали её Souffle – воздушный пирог, потому что жизнь здесь сосредоточена в атмосфере, и все животные летают. Все, за исключением шишигов – немного сплющенных с боков прозрачных шариков, которые в закатных фиолетовых вечно ждут чего-то у входов в свои норы. Когда мы их пугали, они с грозным трескучим шипением прятались под землю. Так мы их и назвали – шишиги. А затем появились Ирисы. Мы были вольными поисковиками, и никто не стремился соблюсти закон. Сначала ирисов уничтожали ради забавы. Всем нравилось, как переливающиеся полушария лопаются, пронзённые пулей, и воздух окрашивается разноцветными всполохами. Мы называли это салют. А потом кто-то увидел в нежных желеобразных останках сверкающий радугой шарик. Созвучно с атмосферой планеты, которая вечным кипением жизни напоминает океан, жемчужину назвали Окенит. Она была очень красива и напоминала собой живой звездолёт – также переливалась всеми цветами радуги, светясь в темноте. Вскоре истребление ирисов приобрело угрожающие масштабы. Мы сожгли все запасы планетарного топлива, выслеживая и расстреливая радужные стаи. А затем покинули планету, не подавая заявку на её открытие. Жемчужины мы продали оптом одному ушлому торговцу сувенирами. Впоследствии он заработал на нас миллионы. Моя же доля составила пять или шесть тысяч. По кредитке за жемчужину. А через год цены на них поползли вверх. Началось повальное увлечение Окенитами, появилось множество коллекционеров и ценителей, вышли в свет специальные издания и альманахи, образовались различные общества и клубы. Возникла банальная мода, которая иногда бывает страшнее, чем заурядное сумасшествие. Каждый желающий шагать в ногу со временем толстосум считал своим долгом приобрести сверкающий шарик и водрузить его на стол или повесить на шею любимой женщины в виде кулона. Так как жемчужин было мало, всего около ста тысяч, а желающих их купить – миллиарды, цены на Окенит достигли заоблачных высот.

Я сделал паузу, переводя дыхание, и продолжил.

– Я возвращался на Souffle четыре раза. С каждым следующим прилётом выслеживать ирисов становилось всё труднее. Когда ко мне обратился сумасшедший японец, жемчужина стоила миллион. Он предложил два. Дальше ты знаешь, – я с усмешкой посмотрел в глаза Панину. – Ты стал моим напарником, и вот мы здесь: отрабатываем гонорар.

– Так вот почему нам пришлось искать этого чёртова ириса почти три месяца! – Панин с досадой стукнул кулаком о подлокотник кресла. – Всё, больше никаких полётов и авантюр, домой – к жене и детям под тёплое электрическое одеяло.

Я равнодушно пожал плечами и уставился на мигающий