Владислав Выставной - Кремль 2222. Запад Страница 6

Глава третья

ПЕРВАЯ КРОВЬ

Уходили через Боровицкие ворота. За спиной остались два замерших навеки, изъеденных коррозией танка Т-90, уткнувшихся в направлении ворот ржавыми стволами. Когда-то они действительно выполняли оборонительную функцию. Лишившись боеприпасов, древние боевые машины обрели ореол символов — вроде столь же небоеспособной, но грозного вида Царь-пушки.

Массивную внутреннюю створку ворот лишь слегка сдвинули — и тут же с глухим звуком закрыли за спиной вошедших под кирпичные своды. Внутреннее пространство башни выполняло функцию своеобразного шлюза: шестеро долговязых, в черных клобуках и рясах воинов-монахов навалились на бронированную створку внешних ворот. Метровой толщины громадина нехотя подалась на мощных, смазанных жиром петлях. В прорвавшихся снаружи лучах света над головой зловеще сверкнули отточенные острия решетчатых ворот-ловушек, готовых в любой миг рухнуть на голову тем, кому удастся преодолеть первый рубеж обороны.

Воины-монахи застыли, исподлобья глядя на уходящих. Их провожали молча, как обреченных. Да и как иначе относиться к тем, кто идет в никуда? Звук захлопнувшихся за спиной ворот подытожили удары задвигаемых в пазы полутонных засовов. Казалось, от уходящих избавились, как от тяжелой, ненужной ноши.

Вест шел впереди, спокойно и прямо, не обращая внимания на вес косой торбы, расположившейся на спине параллельно ножнам. Чужак не оборачивался, словно и не плелся вслед за ним иноплеменный попутчик. Непохоже было, что чужеземец дорожит выделенной ему «помощью». Да и сам Книжник чувствовал себя растерянным, словно вдруг проснулся от тяжелого сна и не понимал, куда и зачем идет. Не удержавшись, посмотрел назад — хоть и знал про обычай дружинников не оглядываться, покидая крепость.

Никогда еще не доводилось ему видеть родные стены с этой стороны. И, надо сказать, зрелище предстало мрачное: мощная, будто намертво впившаяся в землю Боровицкая башня, покрытая осадной копотью, опаленная и выщербленная боями, хмуро глядела на него черными впадинами бойниц. Книжнику даже показалось, что глядела осуждающе. Путников провожали взглядами дозорные, неподвижно застывшие на стенах. У новоявленного воина невольно сжалось сердце, тело окатило вдруг ледяной волной, в душу хлынули сомнения: не погорячился ли он, столь резко бросившись в омут неизвестности? Взгляд в панике метался по поверхности древних кремлевских стен — и не находил ответа. С усилием заставил себя отвернуться, сжал зубы. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, нарочито весело выкрикнул:

— Эй, вест! Куда рванул? Сбежать от меня хочешь?

Шутка вышла натужной, голос предательски дрогнул, сорвался. Тем не менее вест замедлил ход, остановился, впрочем так и не обернувшись. Книжник нагнал его, придерживая пузатую, бьющую по бедру суму. Нагнав спутника, семинарист замер, не зная, что делать дальше. Вест выжидающе смотрел на него — сверху вниз, ничего не выражающим взглядом.

Да уж, между ними не просто разница — пропасть. И куда большая, чем между простым семинаристом и кремлевским дружинником.

— Не хочешь обсудить наши дальнейшие действия? — преодолевая робость, спросил Книжник.

Вест смерил его равнодушным взглядом и ровно сказал:

— А что обсуждать с тобой?

— Как это… — пробормотал Книжник.

— Хочу, чтоб ты понял: не равные мы, — сказал чужеземец.

— Да я вроде бы и не спорю, — попробовал улыбнуться Книжник, но вест жестом остановил его:

— Не воин ты. И должен знать свое место.

Семинарист несколько опешил: такая постановка вопроса ему даже в голову не приходила.

— Но ты же просил помощи? И я…

— Ты — не помощь, — отрезал чужак. — Ты обуза.

Книжник попытался было открыть рот, но снова был прерван небрежным жестом.

— Тебе я даю защиту, но буду кое-что требовать взамен.

— Я весь внимание… — пробормотал Книжник.

— Подчинение, — отрезал вест.

— Это я понимаю — и у наших дружинников есть начальники, есть подчиненные…

— …а есть слуги.

Книжник никак не ожидал такого поворота и на некоторое время даже потерял дар речи.

— Я… не понимаю…

— Люди делятся на две категории, — спокойно пояснил Вест. — Воины и слуги. Ты родился слугой.

— А может, рассмотрим варианты? — пробормотал парень. — Может, я могу быть кем-то, кроме слуги?

— Да.

— И кем же?

— Рабом.

Книжника посетило какое-то дикое ощущение — словно коварная судьба расхохоталась ему в лицо. Он ничуть не удивился бы, если бы сейчас за спиной возник отец Никодим и снисходительно похлопал по плечу чересчур возомнившего о себе отрока. Оставалось лишь обиженно разрыдаться и униженно поплестись обратно — скрестись в запертые ворота под насмешками дозорных.

И вдруг откуда-то пришло озарение: именно этого от него и ждет чужеземец, с достоинством принявший княжью помощь — такую, в какой в действительности не нуждался! Он ждал крепких дружинников, знающих толк в оружии и схватках, а получил, словно в издевку, бесполезного хилого сопляка. Которому только и остается, что с позором вернуться обратно. Или нет?

Книжник решил принять вызов.

— Хорошо, — тихо, но твердо сказал он. — Я готов быть хоть слугой, хоть прирученной крысособакой. Но ты выполнишь все обещания, которые дал князю. И покажешь, где и как вы закаляете клинки.

В глазах чужака мелькнула искорка интереса — но тут же погасла. Он повернулся — и продолжил удаляться прочь от кремлевских стен — на запад.

— Скажи хотя бы, как тебя зовут! — едва поспевая за воином, крикнул Книжник. — А то ты так и не соизволил представиться.

— Зови меня «мой господин», — отозвался вест.

— Может, тогда лучше «повелитель»? — хмыкнул парень. Действительно, смешно: в Кремле не принято обращаться к простым воинам с такой чопорностью.

— Можно и так, — сказал вест. — Я последний воин клана, значит — его глава. Хорошо, зови меня повелителем.

Семинарист прикусил язык, не понимая, шутит вест или говорит серьезно. Хотя особой склонности к ерничеству за чужаком пока не наблюдалось. Книжник оставил на время попытки разговорить спутника и решил просто понаблюдать за ним. Тем более что за ладной фигурой воина можно было наблюдать до бесконечности — он походил на совершенную машину войны, хоть и отличался от московских дружинников. Не было в нем этой показной молодецкой удали, бьющей в каждом движении, в каждой позе. Напротив — движения его были нарочито скудны и экономны, словно вест берег силы перед одним-единственным ударом. При всем желании пока что трудно было определить преимущество или слабину воина с Запада перед кремлевским ратником. Одно было ясно: этот вырос и сформировался в боевую единицу по иным принципам.

Взгляд парня переместился на окружающий пейзаж, и тут же нахлынуло вполне оправданное беспокойство: они шли по открытой местности, и это не могло не привлечь внимания со стороны тех, кто до поры до времени скрывался в руинах.

В памяти быстро всплыли карты и схемы, что входят в базовую подготовку любого воспитанника кремлевской Семинарии. К ним Книжник проявлял особый, мало кому понятный интерес. Разумеется, большинство карт — довоенные, более чем двухсотлетней выдержки, с небольшими новейшими правками. И, тем не менее, эти древние карты — одна из основ последней памяти человечества. Считается, что однажды, отряхнув пыль с древних схем мертвого города, потомки смогут восстановить связь поколений, увидеть погибшее прошлое. Сам Книжник был убежден, что знания имеют силу только тогда, когда применимы на практике. И теперь он мучительно пытался перенести эти островки памяти на реальную местность.

Это было непросто: двести лет непрекращающейся кровавой бойни изуродовали пейзаж почти до неузнаваемости. Не зря дружинники давно отмахнулись от старых карт, создав свои — упрощенные, но эффективные и понятные каждому ратнику. И теперь предстояло доказать, что его книжные знания — нечто большее, чем затхлая библиотечная пыль.

Книжник напряг воображение, совмещая образ из памяти с реальностью. Так… Значит, эта глубокая темная трещина, словно возникшая от удара титанического небесного молота, — не что иное, как бывшая Моховая улица с воображаемой карты. Не очень-то похоже на те выцветшие рисунки. А эти чудовищные борозды, перечеркнувшие несколько кварталов усилиями атаковавших Кремль штурмовых роботов типа Mountain А-12, - бывшая Знаменка. До Кремля бронированные чудища так и не добрались, но оставили после себя чудовищные разрушения, затрудняющие привязку воображаемых карт к местности. Хотя не исключено, что больше всего здесь наворотили как раз те, кто оборонял последний рубеж. Во всяком случае, в этой мешанине камня и ржавого металла до истины не докопаться уже никогда.

Теоретически отсюда до бывшего американского посольства было не так уж далеко, если взять по прямой на северо-запад. Только вот на руинах постъядерной Москвы расстояния имели свойство здорово искажаться. О том, чтобы идти напрямик, не могло быть и речи: на это намекали, как минимум, непроходимые завалы, перегородившие все направления. Огромные баррикады возникли не случайно — это свидетельства многочисленных осад Кремля и его окрестностей, предпринимаемых мутами с переменным успехом в течение долгих лет. Многие завалы успели порасти жуткой мутировавшей растительностью, и заросли эти были ненамного гостеприимнее вражьего плена. Дружинники не любили это направление, и рейды сюда совершали редко.