Илья Тё - Топот бессмертных Страница 6

Поднявшись по трем почерневшим деревянным ступенькам, порядком вросшим в землю за годы существования, Аспирин потянул пальцы к дверной ручке. Тугая пружина, специально прицепленная Рыжняком, как обычно не сдалась без борьбы. Это, типа, была первая метка после российской границы, что хилым и убогим доступ в хотель воспрещен – ибо, как говорится, не фиг.

Аспирин понимал, конечно, что массивная дверь, замки, засовы, запасной черный выход, узкие окна-бойницы и бронированное стекло – это все оборонительный проект Толи-Рыжего. Если строишь харчевню в месте, где не должна ступать нога человека, о безопасности стоит позаботиться. Это со временем как-то свыклись с близостью границы Разлома, расслабились. А в первое время жуть пробирала до костей. По слухам, в первый же год существования гостиницы, а по сути, в первый год договоренности с погранцами об откатах все здесь ходили на цыпочках, реагируя на каждый шорох в кустах и любую подозрительную рожу. Привычка, исходящая из тех времен, когда сталкера были редкостью в Северной Корее и попасть к Разлому было сложнее, чем в генеральский бункер с собственной проституткой. О безопасности тогда вообще можно было лишь мечтать. Пуля в затылок считалась единственной наградой бродягам от охраны периметра. Реже, если позволяло настроение, сталкерам впаривали длительные сроки в колониях, ибо проникновение на запретную территорию приравнивалось к статье за умышленное убийство. Но опасности внешнему миру от корейского Разлома не прибавлялось, так что периметр постепенно сбавил обороты. Состав «камгёновцев» порядком потерял в качестве, и нравы соответственно стали мягче.

Именно тогда один из сталкеров-ветеранов Хохмач получивший прозвище за своеобразное чувство юмора, проявлявшееся в самых сложных жизненных ситуациях, после особо крупного куша в Зоне решился открыть в предбаннике новый «пизнес». В долю он взял Рыжняка, такого же ветерана, как сам. Рыжняк являлся одним из немногих владивостокских барыг, друживших не только с лаве, но и с автоматом. Ходок к Разлому у него было бессчетно, за что Рыжняк, будучи торговцем, и заслужил уважение простых сталкеров.

Вместе новоявленные «партнеры» начали строить в предбаннике первое полностью новое здание. Давно заброшенные развалины в округе обживать было почти невозможно и просто опасно из-за ветхости.

Аспирин знал, что сам Хохмач куда-то исчез в своем последнем рейде в зону Разлома. После этого хотель принял и удержал на плаву Рыжняк. Он стал полновластным хозяином, но продолжал политику Хохмача по откатам. Таким образом, дружба с вояками крепла год от года, и деятельность сталкеров, каждый из которых, в сущности, являлся самым настоящим преступником-рецидивистом, получила почти официальное одобрение властей. О Хохмаче со временем позабыли. Пошли слухи да прибаутки, больше похожие на добрые сталкерские анекдоты, чем на полноценную информацию.

Отряхивая с себя капли, Аспирин шагнул внутрь здания. Запах пота, лука, соевой пасты и чеснока тут же ударил по мозгам. Клиенты хотеля в своем большинстве были русскими и прибывали в Тончон по автомобильной трассе из Владика. Однако кормили в хотеле, так сказать, с восточным колоритом, в котором смешивались, как в огромном тандыре, китайская, корейская, славянская, кавказская и тюркская традиционные кухни.

По странному стечению обстоятельств на Аспирина никто не обратил внимания, что сталкера насторожило – фигурой в Тончоне он считался видной. Причина невнимания окружающих отыскалась быстро: все бухавшие как один были заняты разглядыванием господ, изволивших спорить в центре столовой. Базар шел на высоких тонах, кричали трое: Кеша-Почтовый, Толя-Рыжняк и какой-то мужик из «цветастой» группы.

Озадаченный случившимся, Саня подсел за ближайший столик к знакомым пацанам (знакомы были почти все), чтобы узнать подробности научного диспута. За семь лет он ни разу не видел, чтобы Рыжняк повышал на кого-то голос. Почтовый иногда срывался, это было. Но чтобы сам хозяин бара? Нонсенс, едрить.

– Чё за тема? – спросил Аспирин с выражением крайнего интереса на харе. – Орать не работать, да?

Сидевший напротив суровый чел Потапыч, статью похожий то ли на бурого медведя, то ли на борца сумо в камуфляже, оглушительно втянул носом сопли и кивнул башкой на рассевшихся за дальним столиком «туристаф». Имени и фамилии Потапыча никто не знал, так что скорее всего это было очередное погоняло. Потапыч фамильярностей не поддерживал, но, сволочь, не опровергал, позволяя думать про свое имя что вздумается.

– Саня, понимаешь, – пояснил Потапыч, доходчиво крутя пальцами, – твой Почтовый совсем обуел от бабла. Набрал каких-то богатых мударасов. Те внаглую полезли к воякам на периметре. На камеру сниматься перед стволами. На хрена пацанам такое паливо? Люди в форме, естественно, их послали. Но понимаешь, Саня, – в этом месте Потапыч сделал акцент на уважительном обращении к собеседнику, – тут нарисовался наш снабженец. Эти напихали ему полные карманы купюр. А придурок рад! Взял лаве и припер чудесных людей сюда. В Зону оне хотят, понимаешь?

Аспирин улыбнулся, дослушав. Чутье не подвело. Еще раз мазнув взглядом по народу, он осмотрелся.

Сталкера угарали над туристами, периодически отпуская вслух какой-нибудь уродский подкол про внешний вид пришельцев. Те в ответ продолжали улыбаться и кивали, махая руками. Походило на то, что большая часть «туристаф» является иностранцами и не разумеет человеческой речи (то бишь русского разговорного). Те же, кто разумел, тоже предпочитал улыбаться – по Карнеги, чтобы не вступать в конфликт с социумом. С одной стороны, это был правильный лейтмотив. Ибо социум был бухим и вооруженным. С другой стороны, иностранцам было невдомек, почему хозяин гостиницы допускал свободное ношение оружия в баре. Черте-те кто в гости не забредал. Те же, кто присутствовал, прекрасно знали, что непонятки решаются за дверью. Не из боязни хозяина или погранцов. Но из уважения к «коллегам» по общности небритых бродяг, гордо именовавших себя сталкерами.

– Моя понимайт, – провозгласил Аспирин, не слушая деталей. После сытного ужина клонило в сон. Единственным желанием молодого человека оставалось пойти на второй этаж и запереться в своей комнатушке. Там развалиться на узкой, длинной кровати, блаженно вытянуть ноги и закрыть глаза. – Раз все в порядке, я спать пойду, – резюмировал Аспирин.

– Саня, не гони. Тебе разве не интересно, чем все закончится? – ввернул слово Орех, прозванный так за череп, который однажды не смогли пробить когти мутировавшей в Разломе таежной кошки. Орех сошелся со зверем один на один под Намдоном и выжил, зарезав штык-ножом. В качестве приза победителю достался собственный затылок – целый, но исполосованный шрамами. «Шрамов», однако, среди сталкеров хватало, в итоге появился «Орех».

– Мне насрать, честно, – признался Аспирин честно, – да и ты утром расскажешь, я верю. Потом, орете вы как потерпевшие… Все, я отвалил, – обронил Саня и, не ожидая возражений, потопал к узкой винтовой лестнице, ведущей на второй этаж.

За дверью коридора шум притих, звуки отдалились. Когда же Аспирин прошагал до последней (и самой козырной) комнатенки и отворил ее здоровым ключом, шум, доносившийся со стороны столового зала, исчез вовсе. Хлопнув дверью, Аспирин скинул ботинки и в два прыжка оказался на кровати. Врезавшись лбом в подушку, широко зевнул. Вот она, тишина и покой. Аспирин повернулся на бок, и голова невольно уперлась взглядом в огромный шкаф, стоявший напротив кровати. Дверцу украшало здоровое зеркало. Зеркало было не только большим, но и до невозможности старым, хотя и не дотягивавшим до звания антиквариата. Лежа на подушке, Аспирин цыкнул зубом.

Серые выцветшие глаза, в которых давно погас огонек азарта, смотрели из отражения осуждающе, словно обвиняя за годы, проведенные в Зоне, осуждая за побег от реальности, уход от жизни больших городов, успеха, карьеры, бизнеса, свадьбы, детей, тещиных блинов и вообще уютного обывательского мирка. Из зеркала на Аспирина смотрело унылое, осунувшееся лицо с острыми скулами, баками, поросшими щетиной, густой и острой чеченской бородой да мелкими морщинами, покрывавшими в неполные двадцать восемь лет почти все лицо. Тоска. Возможно, подумал Аспирин, в этом побеге в Зону Александр Кормильцев потерял что-то важное. Хотя остался ли вообще Кормильцев? Вот зеркало. В нем бомж с калашом, старая кровать, камуфляжная куртка да «братанское» погоняло. Аспирин. Какой-то кусочек от Кормильцева прежнего наверняка еще оставался. Он и смотрел в это отражение. Сталкер Аспирин, не Кормильцев. Кормильцев лишь оболочка, живущая в предбаннике на самой грани Разлома. Душа же навсегда затерялась, не отыскать.

От размышлений Аспирина оторвал настойчивый стук в дверь.

– Аспирин, подъем! – раздался за мазонитовым полотном знакомый до оскомины голос хозяина гостиницы Рыжняка. – Сколько можно долбиться? Сейчас свой ключ принесу, у меня запасники от всех комнат, забыл? Саша, не тупи, отпирай!