Сурен Цормудян - Отражение во мгле Страница 6

— Цель — оперный театр. Уступом влево. Я веду. Тор замыкает. Бегом… МАРШ!!!

Марина лежала на постели, разглядывая подарок в тусклом свете лучины. Это была гладкая капля прозрачной эпоксидной смолы, застывшая вокруг небольшого самца жука-рогача. В узком месте капли проделана дырка, в нее продет черный шнурок, чтобы украшение можно было носить на шее. Марина раскачивала кулон на шнурке и улыбалась.

— Такой дорогой подарок. Спасибо тебе. Но как ты жука достал? Ругаться не будут?

— Не будут, — устало вздохнул лежащий рядом Константин. Он подпирал голову левым кулаком, а правой ладонью нежно поглаживал живот супруги, отметив, что он стал немного больше и плотнее. — Это жук из моего суточного рациона. А со смолой Андрей помог.

— И ты лишил себя пищи ради этого? Ну зачем, милый? — Марина с укором посмотрела на мужа.

— Да перестань. — Он зажмурился и улыбнулся. — Я парень крепкий. Что мне одного жука не съесть? Тем более ты знаешь, я взрослых жуков не люблю. Хитин потом часами из зубов выковыривать.

Марина прильнула к нему и поцеловала в губы.

— Спасибо тебе, любимый, — шепнула она.

Костя вздрогнул от понимания того, насколько холодны ее губы. Это могло означать, что она сильно возбуждена. Он заключил ее в объятия и осыпал лицо жадными поцелуями.

— Марина, родная, любимая, я… я хочу умереть раньше тебя.

Возможно, это совсем не то, что он собирался сказать. Но без всяких сомнений, это именно то, о чем он последнее время думал. Марина отстранилась и с тревогой посмотрела на мужа.

— Костя, ты что такое говоришь?

Он уткнулся лицом в набитую старым тряпьем жесткую подушку.

— Извини, Маришка. Просто мне жутко… Особенно после сегодняшнего… Если ты пятнадцать-шестьдесят… Как я смогу отдать тебя Аиду? Да я вообще никому не позволю. Наизнанку все и всех выверну. Нет… Не хочу. Думать даже больно об этом.

— Глупенький. — Она провела по его густым темным волосам ладонью. — Ну так и не думай. Зачем? Мы с тобой еще молодые. И рано об этом… Тем более что у меня теперь…

Договорить она не успела. Кто-то бесцеремонно забарабанил в деревянную дверь.

— Кто там? — недовольно бросил Константин.

— Налоговая инспекция! — послышался грубый хриплый бас.

Костя вздохнул, подошел к двери и откинул крючок.

— Заходи, открыто.

В хижину вошел лысый низкорослый старик. В руках он держал большую потрепанную бухгалтерскую книгу, на плече висела корзина, а на другом — двадцатилитровая пластмассовая канистра.

— Константин Ломака и Марина Светлая? — спросил он, глядя в свой журнал.

— Ну чего ты дурака валяешь, Лепрекон? — Усмехнулся Константин, глядя на него сверху вниз. — Будто впервые нас видишь.

— Порядок есть порядок, — проворчал сборщик налогов. — Вы сегодня получили рацион на трое суток. Согласно закону о налогах и сборах, с вас восемнадцать личинок рогачей. Десять взрослых рогачей после брачного периода. Восемнадцать медведок. Четыреста миллилитров питьевой воды. Пять лучин.

— Да, конечно, — закивала Марина и достала из сундука под столом сверток и флягу. — Я уже приготовила.

Лепрекон положил свою ношу на пол. Принял сверток, развернул. Наценив очки с толстыми стеклами, тщательно пересчитал личинок и жуков. Обнюхал их. Отправил в сумку, а оттуда достал мерный стакан. Отлил из фляги нужное количество воды. Посмотрел на тусклый свет. Взболтал, понюхал и слил в канистру. Затем сделал пометку в книге и молча, даже не попрощавшись, ушел.

Костя закрыл дверь, вернулся в постель, нежно взял Марину за плечи и, притянув к себе, проворчал:

— Как же он меня бесит.

— Да ладно тебе. Человек своим делом занят.

— Бесполезное дело. На кой черт выдавать тридцать жуков, если десять потом заберут?

— Ну так это нам на старость.

— Бред. Допустим, лучины могут годами лежать. А жуки, личинки и вода?

— Ну, Костя. — Марина покачала головой. — Это сейчас наша поддержка нынешним старикам. А потом с чьих-то налогов нас вот так кормить будут.

— И много у нас стариков? А у Зинаиды Федоровны какой рацион был, когда она уже не могла работать? Мне иногда думается, что наш староста лишь видимость заботы о стариках создает, чтобы люди не взбунтовались. А на самом деле просто желает от этих стариков избавиться: дождаться, когда помрут, и обменять их Аиду на всякое барахло.

— Да что ты такое говоришь? — поморщилась Марина.

— Мне обидно, родная. Обидно за учительницу свою. Сколько она мне дала, и не мне одному. А потом, как совсем слегла, так и перестала быть нужна. Да много таких было. И ветераны, которые заложили основу нашей общины. Те, что воевали, когда между выжившими драка началась. Просто для каждого приходит момент, когда он становится обузой. Ему дают десять жуков, чтобы люди не говорили, будто стариков бросают на произвол судьбы. А потом его отвозят к Аиду. Неужели и с нами так будет?

— Да перестань ты. — Марину уже раздражал этот разговор. — Ну что поделать, таков уклад нашей жизни…

— У нас сотни тысяч жуков и личинок. Мы можем дать старикам больше. И тетя Зина прожила бы еще.

— Но ведь мы должны с другими общинами торговать. В подземелье нашем мир настал благодаря тому, что староста договорился со всеми и торги наладил. Ну вот сейчас-то ты зачем об этом думаешь? Сколько нам еще до немощной старости? Тебе двадцать семь, мне двадцать шесть. Куда торопишься, милый? — Марина поцеловала его в щеку и прошептала: — И о нас будет кому позаботиться.

— В каком смысле? — Подавленный своими думами, Константин взглянул на жену.

— Я беременна.

Кирпичная крошка, присыпанная снегом, хрустела под ногами. В этом месте, постоянно обдуваемом ветрами, сугробы не скапливались. Сабрина тяжело дышала и радовалась, что ее не слышат остальные. Она была одна. Она взбиралась на гору обломков, из которой торчала рваная обугленная стена. Молодая женщина краем глаза смотрела на цепочку следов, оставленных на свежем снегу. Две трехпалые ноги. Два длинных пальца направлены вперед, врастопырку. Один, с длинным когтем, назад. Оно рядом. Следы совсем свежие. Еще не запорошенные и не стертые ветром.

Сабрина осторожно подкралась к стене и прислонилась, давая телу отдых. Сейчас надо быть максимально собранной, нельзя сплоховать. Иначе она не просто отца подведет. Она лишится головы.

Молодая охотница прикрыла глаза, стараясь унять учащенный пульс и тяжелое дыхание. Может, дело вовсе не в усталости, а в страхе перед предстоящей встречей?

Пронзительный жужжащий рев едва ее не оглушил. Она вовремя отпрянула от стены, часть которой тут же брызнула обломками от мощного удара с той стороны. Существо, почувствовав преследователя, решило напасть первым. Это была двухметровая красная бестия с пористым хитиновым панцирем, покрывающим все тело. Шея и подмышечные области покрыты густыми зарослями белых жгутиков, точно мехом. На огромной веретенообразной голове три расположенных веером фасеточных глаза. Хотя говорят, что один из них ложный. Огромная пасть с костными пластинами на верхней и нижней челюсти. Существо не могло жевать, только перекусывать. И Сабрина знала: этими пластинами оно перекусит все, что угодно. Но еще опасней был длинный членистый хвост, словно отлитый из вороненой стали, с острым гарпуном на конце. Казалось, хвост живет своей собственной жизнью.

Он то праздно болтался позади разъяренного существа, то вдруг устремлялся вперед, либо над плечом, либо под мышкой, либо между ног твари, норовя проткнуть врага. Но Сабрина хорошо усвоила многолетние уроки Бронислава, когда он хлестал стальной цепью родную дочь. Она терпела безжалостные удары, пока не научилась, через боль и увечья, двигаться не менее ловко, чем хвост твари.

Еще выпад. И еще. Она увернулась, резко выставила вперед алебарду. Монстр отбил оружие клешней. Сабрина припала к обломкам, и над ней просвистел зловещий хвост. Она метнула алебарду вперед и кувырнулась следом. Существо едва успело развернуться, как острое лезвие оставило на спине рану, из нее полезла густая оранжевая масса. Тварь заорала громче. Еще выпад. Теперь, когда зверь был ранен и до предела разозлен, удары хвоста были хаотичными, почти неприцельными. Охотница подхватила свое оружие, ловко крутанула его в руках, и половина хвоста отлетела в сторону. Теперь в вопле чудовища слышались боль и отчаяние. И тогда зверь прыгнул, то есть сделал именно то, что и нужно было врагу. Сабрина выставила вперед алебарду и пронзила монстра насквозь. Затем она отпустила рукоять и сделала несколько больших шагов назад, так как алебарда крепко засела в туловище. Тварь схватилась безобразными передними лапами за рукоять, захрипела, завалилась на бок. И испустила дух.

Сабрина с трудом высвободила оружие, оперлась на него и стала ждать.