Сергей Малицкий - Вакансия Страница 6

– Откуда вы знаете о чертах моего характера? – удивился Дорожкин.

– Вы вменяемы, – сказал Адольфыч. – Эта самая загоруйковская настойка, влияние которой вы преодолели феноменально быстро, кроме всего прочего будит в человеке самые низменные инстинкты. Если бы в вас была хотя бы сотая часть мерзости, она неминуемо всплыла бы и засияла во всей красе. А вы только смеялись и мрачнели от каких-то раздумий. Впрочем, мрачнеть-то вам и в самом деле есть из-за чего. Откажись вы от моего предложения, одна вам дорога – возвращаться в родную деревню.

– Не самый худший выбор, кстати, – огрызнулся Дорожкин. – Там хотя бы опытов над людьми не проводят… с помощью загоруйковки.

– Там их травят «табуретовкой», – отрезал Адольфович. – А мы угощаем полезным для здоровья продуктом. Травы-то в напитке и в самом деле знатные. К тому же мы не можем просто так довериться первому встречному.

– Я, выходит, – скривился Дорожкин, – все-таки первый встречный?

– Не первый, но тот самый, – смягчил тон мэр. – Нам хватило бы и вашей выпивки с Фим Фимычем, но мы проверили вас досконально. Поверьте, за сутки можно сделать многое. Побывать в вашей деревне под Рязанью, оценить вашу заботу о матери, отвагу на пожаре. Отзывы односельчан немалого стоят. Ни одного злого слова. Удивительно. И это при той дремучей непосредственности, которая свойственна истерзанной русской глубинке. Поговорили с вашим знакомым Мещерским, интересный тип, кстати, любопытный, весьма любопытный, заинтересовал он нас, знаете, всегда приятно обнаружить под оболочкой какого-нибудь растолстевшего циника хорошего специалиста, ну да ладно. Всему свое время. И у него мы тоже получили весьма благожелательную характеристику на вас. И ваша бывшая девушка, Маша, не сказала о вас ни одного злого слова. Вы уж простите, что пришлось так влезть в вашу жизнь, но все люди, с которыми мы разговаривали, уже забыли об этом разговоре.

– Забыли? – не понял Дорожкин.

– Забыли, – кивнул мэр. – Кое-кто в нашем городке все– таки владеет своими способностями. Но вы не забудете. И в этом одно из ваших достоинств. На вас это не действует. Понимаете?

– Что «это»? – поморщился Дорожкин: голова все-таки побаливала.

– Это, – щелкнул пальцами Адольфыч. – Называйте как хотите. Гипнозом, внушением, колдовством. «Это» работает. Почти всегда. Но не против вас. Согласитесь, это немаловажно. Это – способность. И эта способность нам необходима. Нам нужен человек, который, скажем так, не поплывет, когда кто-то из местных попытается окоротить его своими особыми способностями.

– Это все? – спросил Дорожкин, чувствуя странную, накатывающую на него из какой-то глубины тоску.

– Нет, – качнулся на стуле мэр. – Вы видите.

– Вижу? – не понял Дорожкин.

– Нимб, – пояснил мэр. – Над головой женщины. В метро, в давке, среди тысяч, десятков тысяч москвичей находилась женщина с нимбом, но увидел его только один человек – вы, Евгений Константинович. Это редчайшая способность. Это чудо! Как и то, что вместо прекрасной девушки, которую видели все в вагоне, вы один разглядели обычную женщину, правда, с нимбом. Как и то, что, когда Марк Содомский попытался вами… управлять, у него ничего не вышло. Но еще более удивительное, редчайшее, почти невозможное чудо то, что все эти способности совпали в одном человеке. Это тоже очень важно.

– Настолько важно, что вы сделали мне подножку? – потрогал распухший нос Дорожкин. – Вот, выходит, откуда ноги растут?

– Подножку Марк сделал по другой причине, – объяснил мэр. – Чтобы проверить вашу человеческую реакцию и поймать ваш образ. Зафиксировать, не упустить. Для этого ему нужна была ваша кровь. Должны же мы были как-то отследить вас?

– Это ваши обычные методы? – огорчился Дорожкин.

– Только при проверке будущих сотрудников, – твердо сказал Адольфыч. – Мы должны быть уверены в них на все сто.

– Это все? – спросил Дорожкин.

– Это – самое главное. То, что вы должны знать, чтобы принять правильное решение, – улыбнулся мэр.

– Сколько у меня есть времени на раздумья? – посмотрел на ночь за окном Дорожкин.

Воспоминание о падении в метро не добавило ему хорошего настроения. Но и не убавило тоже. В животе разливалось приятное тепло, в голове клубилась некая легкость и, что было странно, ясность. Хотя и тоска оставалась где-то поблизости.

– Ну… – Адольфыч посмотрел на часы. – Минут десять.

– А если я не соглашусь? – готовясь совершить явное сумасбродство, вздохнул Дорожкин.

– Вы согласитесь, – переплел пальцы мэр. – Вероятность – девяносто восемь процентов. Вы уже согласились, я вижу. Хотя хлопоты с вами все равно будут. Излишняя доброта и порядочность сотрудников, знаете ли, – это бремя для руководителей. Ну а если бы не согласились, я был бы огорчен. Вы нет. Вы же не знаете, от чего вы можете отказаться. Ведь мои слова – это пока что только слова.

– От чего я могу отказаться? – повторил слова мэра Дорожкин.

– От шанса, который выпадает один раз, – отчеканил Адольфыч. – От возможности прожить очень интересный кусок жизни.

Повисло молчание. Мэр демонстративно посмотрел на часы и начал, негромко посвистывая, оглядывать крохотную кухню. Дорожкин, преодолевая слабость в ногах, поднялся, плеснул в стакан воды.

– Наверное, есть какие-то условия, о которых я должен знать? Бумаги надо подписать?

– Бумаги никакие не нужны, – пожал плечами мэр. – Достаточно честного слова. Но некоторые предварительные условия имеются. Городок у нас маленький, режимный, хотя несколько тысяч населения – это вам не какое-нибудь сельцо заспиртованное. Порядок в городе – почти идеальный. Частного транспорта, как я уже говорил, нет. Для тех, кто прибывает на своих машинах, на подъезде имеется охраняемая стоянка. По городку курсирует, повторяюсь, бесплатная маршрутка, но весь город можно пересечь пешком за полчаса. Причем не торопясь. В мэрии имеются грузовики на случай каких-то перевозок, пара комфортабельных автобусов. В городке не работает сотовая связь, но родным можно звонить с почты, опять же бесплатно. Соответственно и с Интернетом, только с почты. Режим. И болтать лишнего не следует. В случае чего, мы – «почтовый ящик». Тем более что по соседству с нами имеется подобный «почтовый ящик»[4]. Для окрестных, кто в курсе, мы называемся просто – городок. А так-то секрета нет. Название у города самое обычное – Кузьминск. Но на карте его искать бесполезно. Да, последнее: первый отпуск через одиннадцать месяцев после поступления. Так что почти на год всякий новичок становится почти невыездным. Исключая выходные дни. Видите, и тут никакой дискриминации, столица-то рядом.

– А что с Трудовым кодексом? – сделал серьезное лицо Дорожкин.

– Действует в полном объеме, – поднял брови Адольфыч. – Пенсионные отчисления производятся. Ограничения касаются только некоторых моментов, связанных с режимностью самого города.

– Город хоть ничего так? – все еще колеблясь, спросил Дорожкин.

– Замечательный, – твердо сказал мэр. – Своя больница, кинотеатр, стадион, бассейн и многое другое.

– Это все? – Дорожкин тоже окинул взглядом кухню с закопченным потолком, заколебался. – Ну…

– Ну? – прищурился Адольфыч.

– Ну ладно, – с облегчением махнул рукой Дорожкин. – Не в Антарктиду же поеду, в конце концов? Допустим, что я согласен. Допустим! Когда я должен прибыть на место? Мне же надо собрать вещи, отдать ключи хозяину.

– Хозяин появится через пять минут, – еще раз посмотрел на часы мэр. – Надеюсь, вы не будете пытаться заполучить с него ваши двадцать тысяч обратно? Вещи ваши собрал Фим Фимыч. Уж простите наше самоуправство, но так и вещей у вас кот наплакал. Пока, смею заметить. Кстати, вы еще успеете побриться и переодеться. Или сделаете это уже в более достойных условиях?

– А кто он? – растерянно мотнул все еще тяжелой головой Дорожкин. – Кто он такой, этот Фим Фимыч?

– Фим Фимыч? – удивился Адольфович. – Да никто. Отличный старикан. Рыбак. Мастер по всяким железным штуковинам. Мой приятель. Знаменит тем, что может подобрать ключик к кому угодно. Душевный ключик, душевный. Он консьержем служит в доме, в котором вы будете жить. Но загоруйковки у него больше не просите. Не даст. Такой жмот, я вам скажу…

Глава 3

Дорога и еще немного

Половину пути до Кузьминска Дорожкин проспал. Собственно, и ту часть пути, которую он старательно пялился в окно старого громоздкого «вольво», он помнил кусками. Две объемистых сумки с вещами плечистый мужик, лица которого Дорожкин не рассмотрел, поставил в багажник, сам Дорожкин плюхнулся на заднее сиденье, где и обнаружил, что передняя часть салона, в которой поместился возле водителя Адольфыч, отгорожена матовым стеклом. Машина выкатила на Рязанку, домчалась до МКАД и пошла в сторону Ярославки. Дорожкин еще успел отметить, что Фим Фимыча в машине нет, и решить, что карлик вполне мог поместиться в багажнике вместе с сумками, как голова его окончательно отяжелела, и он уснул. Сквозь сон Дорожкин еще пытался вспомнить, откуда Фим Фимыч взял эти сумки, неужели с собой принес, и не упаковал ли он в них что-то хозяйское, но потом темнота затопила все.