Дмитрий Воронин - Арена Страница 6

Он мысленно отмотал вперед один день. Вернее, не день – несколько меньше. Они расстались уже глубокой ночью, а встретились вновь уже следующим же вечером. Только теперь обстановка вокруг была несколько иной – более деловой.

– Скажите, Александр Игоревич…

– Можно просто Александр. Или Саша.

– Как угодно…

Они со Штерном сидели в его офисе… если отменно отделанный кабинет, размещенный в рассохшемся и покосившемся особняке, можно так назвать. На столе стоял дорогой коньяк, и на протяжении всего вечера будущий шеф выжрал его столько, что давно должен был бы сползти под стол. Однако в его голосе и движениях не наблюдалось даже намека на опьянение.

Вообще говоря, само здание произвело на Александра самое отталкивающее впечатление. И пыльный зал с порядком обшарпанными обоями, и скрипучая лестница. Сам же кабинет производил впечатление прямо противоположное, и хотя он не блистал излишней роскошью, зачастую неуместной, ощущалось, что хозяин кабинета – человек деловой и серьезный. Из чего складывалось это ощущение, Саша сказать не мог бы – ему не так часто приходилось бывать в «офисах»… ну разве что у шефа «Зерцала». Но там комнатенка, не слишком просторная и не всегда хорошо прибранная, была увешана грамотами, какими-то потемневшими от времени и пыли кубками, полученными сотрудниками агентства во всякого рода соревнованиях и турнирах, толстыми папками с документами… иногда это были просто газетные подшивки, зато казалось, что агентство завалено работой. Надо признать, на некоторых, не особо умудренных опытом посетителей, этот антураж производил должное впечатление. И босс, с усталыми, как положено, глазами, медленно поднимавший голову от оперативных сводок, протягивавший натруженную рукоятью пистолета руку очередному клиенту… Здесь же было все по-иному. Мягкие кресла, хороший коньяк. Штерн сидел в таком же кресле напротив Александра, не отделяя себя от гостя массивным столом. Стол, кстати, присутствовал – именно такой, огромный, красного дерева, дорогой и, очевидно, старый. Мимоходом Саша заметил в углу компьютер, отметив про себя, что явно дорогая игрушка стоит здесь не для украшения, клавиатура носила следы активной работы, следовательно, машинка при деле. Это тоже был плюс.

– Скажите, Саша, вы верите в существование инопланетян?

Вопрос был неожиданным, но при этом почему-то показался Александру вполне серьезным, а не просто попыткой разрядить обстановку.

– Ну… – медленно протянул Александр, ожидая увидеть на лице Штерна насмешку и не находя ее, – ну, вселенная большая. Смешно было бы думать, что мы в ней единственные разумные существа. Поэтому, пожалуй, верю. А это важно?

– Не важно, – качнул головой Штерн. – Поскольку даже если вы не верите, поверить придется. Куда ж вы денетесь, с корабля.

– С подводной лодки… – механически поправил его Саша.

– Да, действительно, куда ж вы денетесь с подводной лодки. Я это к тому, Александр Игоревич, что ваша будущая работа будет весьма тесно связана именно с представителями других разумных сообществ.

Потом ему не раз приходилось наблюдать выражение глаз людей, которым он сам сообщал эту новость. И поэтому ему было довольно легко представить, как он сам смотрел на Штерна после прозвучавшей фразы. Сначала удивление, затем ирония, плавно перетекающая в глубокое сочувствие неизлечимо психически больному собеседнику.

– Вы ведете программу по поиску внеземных цивилизаций? – осторожно спросил Александр.

Вообще говоря, ко всякого рода уфологам и прочим искателям жизни на Марсе и окрестностях он относился довольно равнодушно. Чем бы дитя ни тешилось… Насчет летающих тарелочек у него было свое мнение, которое не могли поколебать ни размытые снимки, ни свидетельства «очевидцев». С его точки зрения, цивилизация, достаточно развитая для преодоления межзвездных расстояний и не желающая вступать в контакт, просто не допустит, чтобы ее присутствие заметили. И уж конечно, не будет гонять по земному ночному небу на сияющих шарах – качественный двигатель не должен давать «грязных выхлопов», в том числе и всяких там световых корон и лучей.

– Да какая там программа, – махнул рукой Штерн. – Что их искать, они вас сами найдут.

Почему-то от этого «вас» по спине Александра пробежал холодок. Как-то странно это было сказано… не с большой буквы. И относилось не лично к нему, Александру Игоревичу, а к людям вообще. Но тогда следовало бы сказать «нас», не так ли?

Он хотел уточнить, или рассмеяться, или еще как-то прореагировать, но Штерн сделал короткий жест, странный, незнакомый… и при этом однозначно воспринимаемый как просьбу помолчать. А Генрих Генрихович заговорил, и Саше оставалось только слушать и мысленно составлять список вопросов, которые предстоит задать. И список этот рос с невероятной быстротой.

Трошин бросил взгляд сквозь стекло. Пока он гулял по коридорам собственной памяти, Женька расправился с первой тройкой и теперь отбивался от группы киберов класса четыре. Их было всего двое, но парню приходилось туго – парочка владела оружием ничуть не хуже его. Теперь Малой уже нечасто атаковал, практически все его силы уходили на оборону – бессмысленное в общем-то занятие, киберы не устают, и вымотать их, как живого противника, ему не удастся. И это было плохо – класс А4 не являлся достаточно сложным ни для самого Александра, ни для Борьки, ни для Стаса. А Евгений явно сдавал. Руки летали уже не с той скоростью, что вначале, бахтерец явно принял на себя пару-тройку ударов, а дага валялась на полу, и не похоже было, что Женьке дадут ее поднять. Благородства в этих поединках – шиш с маслом. Ладно, пусть дерется дальше, там видно будет.

Рассказ Штерна здорово напоминал чистой воды фантастику, и поначалу Саша воспринимал все услышанное довольно скептически.

Вселенная действительно велика, но если вести речь непосредственно о нашей галактике, то ее размер оказался довольно ограниченным. Ограниченным настолько, что экономические интересы различных рас (а кое-какие из них вышли на межзвездные просторы задолго до того, как первая обезьяна взяла в руки палку и тем самым положила начало долгому и трудному взрослению человечества) постепенно начали пересекаться намного чаще, чем вышеуказанным расам того хотелось бы. А пересечение интересов, особенно экономических, чаще всего требует радикального разрешения… и огромные, десятикилометровые дредноуты иггов, стремительные иглообразные истребители к’хаа, похожие на чудовищных размеров медузы, да живыми, по сути, и являющиеся, боевые станции антиан, да и многие другие средства оказания давления в разрешении политических споров, не раз и не два начинали полосовать друг друга из всех видов бортового вооружения, коего придумана была масса такого, что и не снилось земным фантастам. После того как пара-тройка спорных планет в ходе устранения разногласий были превращены в безжизненные шары, покрытые радиоактивным шлаком, было решено искать другие, более мирные пути передела мира. В противном случае могло оказаться так, что делить будет нечего. Эта проблема послужила одним из источников создания Ассамблеи, куда вошли, пусть и не сразу, все до единой расы, сумевшие выйти в космос. Все они были озабочены только одним – уцелеть.

Название расы, которая нашла приемлемый для всех выход из положения, ничего, разумеется, Александру не говорило. Да и было это несущественно – тем более что потом, сотни лет спустя, немало находилось желающих присвоить себе честь выдвижения первоначальной идеи о создании Арены. Не так важно, кто родил эту бессмертную мысль; важно другое: то, что почти три тысячи лет со дня принятия всеми цивилизациями галактики правил Арены ни разу не возникло сколь-нибудь существенной войны из-за спорных миров. По другим причинам, разумеется, войны очень даже возникали.

– Позвольте, – прервал Александр рассказ Штерна, – у нас тут многие считают, что цивилизация, вышедшая на межзвездный простор, слишком развитая, чтобы вести войны. Или это не так?

– Смешно, молодой человек, – улыбнулся Штерн. – Смешно. Ну чем, по сути, отличается полет к другой звезде от поездки в соседнюю деревню? Только расстоянием и качеством транспорта. А все остальное… У любого общества есть свои интересы. Пересечение этих интересов создает конфликт. Решение конфликта может быть мирным, если обе стороны согласны на уступки, обычно так и бывает. Но достаточно и примеров, когда одна из сторон считает себя обиженной… и намерена восстановить справедливость, как она ее понимает. А другая сторона с такой трактовкой справедливости в корне не согласна. Ну и сами понимаете… Кроме того, все ваши теории строятся на вашем же представлении о всей совокупности мотивов, что движут обществом. А есть немало народов, менталитет которых в принципе отвергает понятие уступок в любом сколько-нибудь спорном вопросе. То есть, с их точки зрения, раз высказав мнение, менять его – низость, и политик, пошедший на такое кощунство, запятнан навеки. Единственным выходом для него будет ритуальное самоубийство… и желательно было бы при этом захватить с собой тех, кто довел его до жизни такой. Я привел вам пример, который вы можете более или менее осмыслить… а бывает, и того хуже. Впрочем, это тема отдельной и, поверьте, бесконечной беседы, будет у вас желание, об этом можно поговорить еще не раз, а сейчас, с вашего позволения, я продолжу.