Владимир Контровский - Горькая звезда Страница 6

Щербицкий, уже уяснив для себя суть вопроса, идеологическую часть объяснений профессора слушал вполуха: заинтересованно кивал и шел вдоль платформы, осматривая облицовку из бежевого мрамора, пока процессия не уткнулась в дальний конец станции, где начинался туннель. Там, на рельсах, уходящих в темноту, его ожидало нелепое сооружение: несуразно-короткая высокая тележка с наспех приделанными к ней мягкими автомобильными сиденьями.

— Это дрезина, Владимир Васильевич, — отозвался в ответ на невысказанный вопрос начальник строительства. — Поезда ведь пока не ходят, вот мы и приготовили вам для поездки.

Метростроевский «правительственный вагон» столь разительно контрастировал с оставленной наверху машиной, что Щербицкому пришлось предпринять героические усилия, чтобы задавить ухмылку. Обижать товарищей не годилось — старались, как могли. Зато он услышал, как за спиной осклабился, получив перевод, английский коммунист.

— Далеко ехать? — спросил первый секретарь у хозяев.

— Да нет, совсем рядом, — ответил начальник главка. — Метров сто пятьдесят от силы.

— Сто сорок семь, — уточнил прораб, заработав при этом хмурые взгляды начальства.

— Тогда пройдемся пешком, — предложил Щербицкий. — Нет возражений, товарищи?

У товарищей возражений не нашлось. По узкой боковой дорожке можно было пройти лишь гуськом, и инициативный прораб был выдвинут в голову процессии. За ним шел Щербицкий; у него за спиной недовольно сопел отвечающий за безопасность подполковник.

Звуки шагов отлетали от стен загадочным гулким шелестом. Идти было и в самом деле недалеко — вскоре за широким боковым проходом открылось довольно просторное круглое, ярко освещенное помещение со сводчатым потолком. В центре его лежало огромное каменное колесо, более всего напоминающее, как показалось Щербицкому, мельничный жернов.

— Вот, Владимир Васильевич, — сообщил, пробираясь вперед, археолог. — Это и есть наш раскоп. Благодаря поддержке метростроевцев, была специально оборудована подземная камера. После завершения исследований сюда, как и на площади Октябрьской Революции, где были найдены Лядские ворота, можно будет открыть доступ для посещения граждан.

Щербицкий сделал несколько шагов вперед и склонился над камнем, чтобы рассмотреть высеченные рисунки. Но не успел он толком вглядеться в затейливую каменную резьбу, как прямо у него за спиной вдруг раздался уверенный голос:

— Ну, здравствуй, князь!

Глава 2

Небесный пришелец

Щербицкий обернулся. У стены, неподалеку от входа, на бесформенном выступе — то ли на камне, то ли на пне, — сидел незамеченный им («Почему я его сразу не увидел? — мысленно удивился первый секретарь ЦК Компартии Украины. — Пещера не так велика, и спрятаться в ней негде. Странно…») седой как лунь длинноволосый бородач в длинной, до пят, грубой рубахе, из-под которой выглядывали босые ступни.

«Кино снимают, что ли? — недовольно подумал Щербицкий. — Если так, то должны были предупредить, приехал бы в другой день. А вообще-то интересно, как это охрана их проглядела?»

— Вы кто? — спросил он артиста.

— Страж портала, — непонятно ответил тот.

— Какого еще портала?

— Прости, князь, попутал. Вы этого слова еще не знаете. Чтобы стало понятнее — волхв.

«Сказку снимают или фантастику?» Времени было в обрез, поэтому заигравшегося не в меру артиста следовало немедленно вернуть с небес на землю. Щербицкий сделал паузу, подспудно ожидая, что сейчас откуда-то из укрытия донесется режиссерское: «Стоп, снято!», а вокруг засуетятся киношники. Тогда можно будет вызвать ребят из «девятки» и разъяснить недоразумение. Он обернулся ко входу, чтобы позвать подполковника, и едва не остолбенел.

Выход из подземелья теперь перегораживал светящийся прозрачный занавес ярко-синего цвета. Из чего он был сделан — непонятно («электрический» — подобрал подходящее слово Щербицкий). Все сопровождающие остались по ту сторону занавеса, причем была в их позах какая-то с ходу неуловимая странность. Щербицкий присмотрелся и понял, какая именно: группа товарищей представляла собой застывшую картину. Рука секретаря партийной организации замерла, поправляя съехавшую набок каску; из-за его плеча, замерев в неестественной позе, тянул шею английский коммунист.

— Они нас не видят, князь, — раздался голос волхва.

Неправдоподобность происходящего была столь очевидной, что Щербицкий не то что испугаться — удивиться толком не смог. В поисках хоть какого-то объяснения на ум приходил разве что фильм «Иван Васильевич меняет профессию».

И ответил он скорее машинально:

— Никакой я не князь. Я первый секретарь ЦК Компартии Украины. У нас нет ни князей, ни царей. А вы кто?

— Не будь ты князем, — усмехнулся сидящий, — мы бы не смогли повстречаться. Течет, течет в тебе кровь Рюриковичей. Впрочем, не это важно.

— И как все это понимать? — спросил Щербицкий, решив пока не акцентироваться на странных словах босоногого старика и кивая на «электрический занавес» и на застывших за ним людей.

— Очень просто. Мы с тобой ненадолго отгорожены от твоего времени, — пояснил волхв. — После того как мы переговорим, ты возвратишься обратно — так, что никто ничего не заметит, да и сам ты позабудешь о нашей встрече.

— Зачем же тогда все это понадобилось?

— Ты должен выслушать меня и принять решение. Остальное — не важно.

— Какое еще решение?

Щербицкий почувствовал, как им овладевает раздражение. Если это какой-то дикий, нелепый розыгрыш, то организован он на уровне киностудии Довженко. Первый секретарь ЦК Компартии Украины двинулся в сторону стены, но его словно окутала вязкая жижа: он вроде бы и шевелился, но не мог сделать ни шагу.

— Послушай меня, — волхв поднялся со своего импровизированного сиденья. Он оказался сухопарым и очень высоким, на полголовы выше Щербицкого. — Просто послушай, а потом я постараюсь ответить на все твои вопросы.

Резанувшая сперва фамильярность незнакомца теперь, как ни странно, не возмущала, хотя Щербицкий давным-давно уже не мог позволить обращаться к себе на «ты» никому, кроме домашних (ну, и Леонида Ильича, разумеется). Однако сейчас это не имело значения — Щербицкий обладал острым, проницательным умом, умел смотреть на вещи незашоренным взглядом и понимал: все, что с ним сейчас происходит, находится за гранью привычной реальности и никоим образом не соответствует материализму марксистско-ленинской философии. «Впрочем, — подумал он, — любому, даже самому, казалось бы, невероятному явлению всегда можно найти объяснение».

— Говори, — кивнул Щербицкий, отметив про себя, что тоже перешел на «ты».

Речь волхва была странной. Он использовал множество незнакомых слов и выражений, но Щербицкий все отлично понимал, потому что в его мозгу вдруг объявился невидимый переводчик.

— Одиннадцать тысяч лет назад, когда обитатели здешних мест охотились на мамонтов и строили хижины из их костей, на Землю обрушился метеоритный дождь…

Хууммы шли вдоль реки. Они ступали тяжело и уверенно, попирая волосатыми колоннами ног мягкую землю и мерно покачивая изогнутыми бивнями. Могучие звери не боялись никого и ничего — кто осмелится встать на их пути? И все-таки вожак стада был настороже — окружающий мир сам по себе всегда таит опасность, таков суровый закон бытия.

Влажный ветер дул со стороны реки, не принося с собой пугающих запахов. Опасность угнездилась с другой стороны: за камнями длинной скалистой гряды, окаймлявшей речную пойму, прятались двуногие — люди, внимательно и жадно следившие за шествием мохнатых гигантов. Один-единственный хуумм — это много-много мяса, которого хватит на весь клан, это шкура, это бивни и масса других полезных вещей. Вот только как его добыть? Дубины, утяжеленные камнями, кремневые копья и стрелы с костяными наконечниками — все это для хууммов не более чем комариный укус, и на открытом месте охотнику-человеку нет спасения от разъяренной живой горы. И все-таки люди, имевшие самое сильное оружие Вселенной — разум, — научились брать эту заманчивую добычу.

Хууммы ходили по твердой почве, избегая коварных болотистых низин, которые в изобилии оставлял за собой отступавший к северу ледник, и люди с бесконечным терпением выслеживали тропы волосатых исполинов. Выслеживали, а потом копали на этих тропах глубокие ямы, маскируя их настилом из ветвей и устанавливая посередине ловушки — торчком — бревно, заостренный конец которого был обожжен на огне до каменной твердости. И терпеливо ждали, зная, что не завтра, так послезавтра, не послезавтра, так через несколько дней грузный зверь непременно попадет в хитрую западню. А иногда, когда ожидание это становилось слишком долгим, а голод уже хватал за горло, люди выходили на облаву и гнали шерстистых великанов к ловушке, пугая их шумом и главное — огнем, которого боялись все без исключения звери равнины. Но сегодня в такой облаве нужды не было: стадо хууммов неспешно шло туда, где давно уже ждала добычи обширная ловчая яма. А когда хуумм провалится в яму, он обречен: вылезти из нее зверь не сможет и рано или поздно умрет, напоровшись на бревно, вскрывшее ему брюхо, и забитый камнями, которые без устали будут метать в него мускулистые руки людей.