Александр Бауров - Сумерки Эрафии Страница 6

Народ так и ахал вокруг.

— Мы с ребятами дали деру с их таможни. А на улице уже такой мордобой, так это ж просто не передать словами. Мы с боцманом первыми прорвались на галеру. Я кричу: «На весла, салаги!» — а сам гляжу, капитан и лучник на верх кормы поднимаются. С нами тогда плыл лучник-авлиец. Это ведь было за год до войны. Молодой — из их знати. Имя ему было Ивор. — Гурт поскреб в затылке. — Точно Ивор. Такой мастер в бою, каких я не видел ни до, ни после. А оружия-то у него было — маленький кинжал и лук. Но лук отменный, настоящий авлийский лук, и стрелы все их — магические. Капитан орет: «Быстрей!» — они сеть на выходе из бухты поднимают. Ивор на самый борт вскочил, а ведь тряска-то какая! Все гребут, орут, волны…

Прицелился и как стрельнет в сторожевую башню, с которой эти сволочи наш корабль стрелами крыли. Там как рванет! Несколько людей-ящеров аж в воду улетели. Я подбегаю на корму к Ивору, говорю: «Смотри, мол, на пристани всеми руководит тот самый говорящий скелет в доспехах, что в таможне сидел». Ивор повернулся, только глянул в ту сторону, как закричит: «Гвен дай!» По-авлийски — «священная месть!» Как стрельнет в того… Я обалдел — на месте нежити лишь воронка дымится. Ну тут последние наши матросы на корабль подтянулись, а гноллы на берегу стоят. Без командира они что тело без башки. Вот все уже на галере, капитан приказывает двинуть корабль к выходу из бухты. Кругом крики: «Отплываем, выходим!» В порту пожар, гноллы тушить пытаются. Вдруг капитан кричит: «Помощнику с факелом на нос!» Зовет меня то есть. Я хватаю факел, перебегаю весь корабль, а тьма кромешная. Смотрю — у выхода сеть поднята, ее в воздухе какие-то черви с крыльями держат.

А внизу гноллы и люди-ящеры в своих лодчонках. Капитан Ивора позвал. Тот в лодку прицелился. Выстрелил. — Гурт театрально взмахнул руками. — За стрелой след огненный всю бухту осветил. Лодку, конечно, в щепки. Гноллы плывут к нам. Капитан командует: веслами им по мордам, по мордам! Тут черви эти проклятые подтянули сетку и сбросили на нас!

Гурт изобразил такое лицо, что стало ясно, как был взбешен капитан. Гримли с Эльзой переглянулись, но остались слушать окончание рассказа. Гримли сбросил свою грубую накидку и прикрыл плечи Эльзы. Она сперва отказывалась, но потом, поежившись, закуталась в нее.

— Гребцы запутались в сетке, и наша галера остановилась. На лодках подплывают их лучники и как начнут нас обстреливать! Капитана ранило, нескольких матросов приняло море. Правда, Ивор несколько лодок поджег. На него проклятые змии с неба падают стаями. Хотят в море спихнуть, разорвать острыми зубами… Я топором их разгонял. Уже думаю, все, попадем к Велесу — их больше. Как вдруг Ивор какой-то мешочек достал, потряс, и вижу — пылинки оранжевые полетели в разные стороны. Он бросил лук, сел на колени и забормотал что-то. «Чего делаешь?» — говорю. «Слепоту! На этих тварей!» — И действительно, не успел эльф пару слов прошептать, как в тот же миг все гноллы, ящеры и мелкие летучие змии их — все ослепли. Кто-то за борт лодок падал от неожиданности. Воют, оружие побросали. Ну, кричу, братцы, руби сеть живей. Матросы с ножами и мечами на нее набросились и изрубили ее, проклятую. Налегли мы на весла что было силы. Сам греб вместо убитого матроса. Ивор путь во мраке указывал. А до того пустил несколько стрел, пара лодок огнем полыхнули. Гноллы с воплями за борт. В порту зарево, смог с ночным мраком сплетаются…

Выбрались мы тогда из переделки. Капитана перевязали, здесь Ивор помог немного. Посыпал на раны особой травы, тот сразу ожил — только шрамы остались на месте, где только что сочилась кровь. Я потом спросил Ивора, почему «гвен дай»? Тот ответил — нойоны!

— Так что, видать, существуют они еще, нойоны, — сказал старый дед, сидевший прямо напротив Гурта.

— Видно, что так! Я ведь говорю, своими руками бил нежить, а другого Ивор поджег!

— А что с эльфом-то тем стало?

— После того как мы вернулись, он спустился на берег в Александрете, я его больше не видел. Может, он был на войне. Может, наши убили его… Не знаю. Но воин он сильный и гордый. Очень гордый они народ, авлийцы, может, потому и мир заключили, когда побеждали. Может, им не по чести было побеждать таких слабаков, как наши господа-рыцари?! Ну заболтались мы с вами тут. Давайте ложиться! Завтра со вторыми петухами вставать, спать осталось всего ничего…

Гурт, сладко зевнув, устроился около полупотухшего костра, в окружении слуг и родни.

Люди стали расходиться. Поднялись и Эльза с Гримли.

— Где ты остановилась, у тебя ведь нет повозки?

— Пойдем, я покажу тебе!

Она взяла его за руку, улыбаясь, повела к своему становищу, находившемуся в некотором отдалении от остальных. Гримли заметил, что ее постель состояла из спущенного на землю тонкого одеяла. Вместо подушки под головой было седло и какие-то тряпки. Он смотрел на седло, когда руки Эльзы обвили его сзади, и, повернув голову, он увидел ее лицо так близко, как не видел никогда раньше. Мягкая кожа с пушком, прямой тонкий нос — она была невозможно красива. Эльза придвинулась ближе, и он не успел больше ничего разглядеть — губы их соединились в поцелуе. Она заставила его опуститься на постель. Гримли не понял, как его неопытные руки сами стали расшнуровывать завязки на ее спине. Блузка стала свободнее, сдвинулась. Она что-то шептала ему на ухо. Гримли точно не знал, что делать дальше, но тут разум отступил, и животные инстинкты взяли верх над его телом. Море страсти раскинулось перед ним… Все вокруг двигалось, ее волосы падали ему на лицо, и в один миг, отведя их в сторону, он взглянул на небо. Одна из звезд, прежде неподвижная на небосклоне, покатилась туда, где еще несколько часов назад село солнце. Свет обеих лун мягко накрывал лес.

Уснув лишь в предрассветной тиши, Гримли, разумеется, не выспался. Когда утренний ветер ударил ему в лицо, он захотел перевернуться на другой бок и с удивлением почувствовал, что лежит на земле. Глаза не хотели открываться. То ли от страха перед действительностью, то ли от желания досмотреть до конца еще не стершийся в памяти прекрасный сон. Наконец беспощадное солнце, сквозь веки кажущееся ярким кровавым пятном, заставило его открыть глаза. Люди ходили где-то вдали, слышались их голоса, споры, все собирались в путь. Окончательно проснуться его заставили две мысли: о дяде Томе и Эльзе. Встав и осмотревшись, он не только не нашел Эльзы, но и следов ее становища. Ни седла, ни одеяла. Видя, что обоз вот-вот тронется, Гримли спешно пошел к дяде Тому, тот уже все сложил и тоже искал его. Едва они встретились, как отчим сразу заявил, что отсутствовать целую ночь, когда он так переживает, — это преступление по отношению к старику.

Сидя на заменявшей козлы доске и держа в руках вожжи, Гримли никак не мог оправиться от первого ощущения крупной потери. Будто он упустил что-то очень ценное. В голове был полный сумбур. Едва он закрывал глаза, как видел перед собой вздымающуюся и опускающуюся грудь Эльзы. Потом видение меркло, и уже жилистый сильный эльф натягивает свой лук. Море, шторм, волны… Эльф натягивает лук — стреляет, стреляет, стреляет… Все вокруг превращается в один гигантский костер. Рассказ Гурта не отпускал его. Он открывал глаза, и жизнь казалась ему противной и скучной.

Гурт рассчитывал прийти в Мельде еще до обеда. Приходилось подгонять перегруженных лошадей. Потому, когда из-за поворота показались эрафийские всадники, Гурт в первой повозке так заорал на возницу, что, съехав на обочину, они чуть не опрокинулись…

Хозяин сам перехватил поводья и, грязно ругаясь, спрыгнул на землю. Ситуация, и правда, была не из лучших. Обоз застопорился на размытой дождями узкой дороге. От резкого торможения Гримли чуть не полетел под копыта своих лошадей. Строй повозок развалился, раздраженные крики сзади покатились от телеги к телеге, и до Гурта дошел один общий ворчливый гомон. Спрыгнув с высоких козел в липшую к ногам грязь, он сплюнул и с красным лицом пошел навстречу всадникам. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы оценить противника. Их мало — всего трое конных рыцарей и крытый возок. Эскорт какого-то богатого дворянина. Их доспехи, плотные плащи и украшения указывали, это был не случайно подвязавшийся в авантюру сброд. Рыцари были раздражены. Но если Гурт был в возбужденном состоянии, то его не страшили никакие знаки отличия. Казалось, он не спасовал бы и перед королем Эдриком, встань тот у него на пути.

Так сошлись глупость одного и спесь другого. Разница была лишь в том, что рыцарь находился на коне.

Увидев здоровенного ругающегося мужика, рыцари и не думали испугаться. Один из них подъехал ближе и неожиданно ударил закованным в железо сапогом в грудь Гурта. Тот охнул и упал в дорожную грязь. Наглый рыцарь приподнял забрало, обнажив уродливое щербатое с оспинами лицо. Но бывший моряк и удачный торговец был не из тех людей, кого можно было безнаказанно унизить. В тот же миг Гурт вскочил, схватил противника за ногу, приподнял над стременами и сбросил вниз. Конь рыцаря заржал, встал на дыбы и шарахнулся в сторону, чуть не опрокинув остальных всадников. Перепачканный с ног до головы рыцарь встал и, скользя по глинистой грязи, не говоря ни слова, выхватил из ножен огромный тесак. Именно тесак, так как мечом этот широченный посеребренный кусок металла назвать было трудно. Остальные всадники также обнажили оружие. Один всадник выхватил меч, другой вытащил из-за спины огромный топор.