Сергей Палий - Санкция на жизнь Страница 60

Гигантские кормовые конструкции основного китайского линкора остались позади, и всей группе вместе с Militeuro-4 пришлось немного отклониться от курса, чтобы не попасть в здоровенную кильватерную G-аномалию.

Впереди уже виднелась туша российского крейсера в сопровождении снующих истребителей. А за ним – несколько фрегатов…

Стас с внутренним содроганием смотрел, как сотни искорок, составляющих одно из соединений флота противника, движутся между замерших светлячков-звезд. Это то, что было видно невооруженным глазом: радар показывал куда больше. И вся армада, похоже, направлялась к Точке перехода в его Солнечную. А навстречу шла такая же – только с маркировкой «X», а не «Y». И у той и у другой были какие-то свои, очень важные цели…

– Черт возьми! – вырвалось у Нужного само собой. – Флоты не собираются сражаться друг с другом! Но с кем же тогда они…

Договорить он не успел.

Его машина ушла в сторону так резко, что если бы не компенсаторы ускорения – лоскутки скафандра оказались бы набиты мясным фаршем.

Перед глазами замелькали целеуказатели, цвет которых в мгновение ока сменился с желтого на красный. Ближайший корвет Игреков тут же выпустил по машине Стаса целую «вязанку» ракет, и автоматика немедленно дала импульсы на движки для смены вектора полета и скорости, попутно из люков скользнули ложные цели и тепловые ловушки.

Нужный быстро сориентировался и вывел нижнюю часть корвета в перекрестье рентгеновских лазеров. Выстрелил, не задумываясь – пальцы, как на тренировках, сами метнулись к сенсору-гашетке боевого джойстика.

Где-то в невидимой дали мощнейшее когерентное излучение пробило брешь в броне среднего корабля Игреков возле силового отсека, заставив команду не на шутку запаниковать.

«Кто атаковал?! – заорал в эфир Тюльпин. – Отставить!»

– Веду ответный огонь, – отозвался Стас. Он даже удивился холодному спокойствию, с которым произнес эти слова. – Подтверждено нападение со стороны противника.

«Я вас всех урою! – сипло выкрикнул каптри. – Первым кто– то из наших ударил! Кто санкцию давал, кретины?…»

«Мой корабль быть под прице…» – Фраза Руграно повисла хрипом в наушниках.

Стас, следя, как автоматика выравнивает машину относительно навигационных линий основной сетки, отметил, что со стороны поврежденного корвета к нему рванули два истребителя класса «Сухарь». Машины, как объяснял Тюльпин на занятиях, в умелых руках легкие и верткие, хотя сильно устаревшие.

От перекрестного лазерного укола двух истребителей увернуться довольно трудно. «Сухари» выстрелили практически синхронно, и машину Нужного вертануло так, что казалось, будто «звездный дождь» косыми светящимися нитками царапнул по иллюминатору… Но несмотря на отчаянный маневр, один из смертоносных лучей все же достиг цели и полоснул по выпуклой носовой части почти перпендикулярно.

Нужный сначала понял, что произошло, а потом уже зажмурился…

Системы защиты взвыли, предупреждая о повреждении внешней обшивки и об опасности проникающего излучения. Телеметрия скафа бестолково сообщила о вредном количестве радиации. И…

И все.

Глубоких повреждений не было.

Неужто пресловутый протекционный щит спас?

Плевать! Главное – жив.

Стас медленно открыл глаза, чтобы увидеть, как мелькнули за иллюминатором сиреневые сопла – это в автоматическом режиме ушли две ракеты класса анти-М. Через секунду яркая вспышка, слегка смягченная анизотропным стеклом, вновь заставила его плотно сжать веки.

Стало быть – одна из ракет попала, что ли?…

«Отставить! – орал Тюльпин. – Эскадрилья отдельного гвардейского, мать вашу, авиакрыла „Данихнова“, отставить! Прекратить огонь! Мудни! Кто ж вам позволил… Всех ведь в пыль могли превратить…»

Каптри еще несколько секунд бормотал что-то о прекращении огня и последствиях эмоциональной несдержанности на войне, а потом так выругался, что на некоторое время в эфире воцарилась тишина.

Бой прекратился так же внезапно, как начался.

Наверное, вражеские пилоты получили не менее четкий и экспрессивный приказ от своих командиров.

Космос вновь миролюбиво заглядывал в иллюминатор своим чернильно-алмазным ситом.

Стас оглядел кабину истребителя, словно мог на глазок определить повреждения. Потом встряхнул головой и скользнул взглядом по информации на основном дисплее, просмотрел данные основных узлов и систем. Прислушался, как тикает счетчик Гейгера, перекликаясь с писком датчика, возвещавшего о неисправности во внешних клапанах системы регенерации. Значит, все-таки лазерный шлепок оставил неприятный след на корабле… Ну и пусть! Какой-то там клапан – фигня по сравнению с тем, что могло сделать прямое попадание, не будь их «Янусы» защищены с помощью новейшей технологии высокоэнергетического поля.

Теперь Стас был готов разом простить все муки, которые испытал, когда проходил сквозь перламутровую пелену в шлюзе…

Чуть слышно заурчали гравитонники, возвращая корабль на прежний курс.

«У Руграно нервы не выдержали. Взял и жахнул по одному их „Сухарю“ из рентгенов, вот и началась свалка, – сказал Марек спустя минуту, часто и неглубоко дыша в микрофон. – Итальянец, что тут скажешь».

«Три машины потеряли, – констатировал Геннадий. – Все его звено в прах развеяли антиэмками. Жалко. Хорошо хоть фрегат наш не подбили».

Несколько секунд в эфире тихонько перешептывались помехи. Слышалось чье-то учащенное дыхание. Звук сглотнутой слюны.

Затем Тюльпин хрипло проговорил:

«С боевым крещеньем, уроды».

Глава 3

Комета

Солнечная система Y. Предполагаемая траектория свободной кометы Кила. Сотовый гравитонный комплекс «Удар»

– Дети, рожденные в браке, – бракованные, – заявил Кордазян.

Лабур вздрогнул и резко обернулся. Он не слышал, как второй пилот вошел в рубку и остановился возле комингса. Егору вообще не нравилась эта скотская привычка – крадучись входить в помещение.

Кордазян чесал синеватый от сбритой щетины подбородок и щерился.

– Типа, каламбур? – сердито спросил Лабур.

– Ага, – сказал второй пилот, еще больше раззявив в улыбке пасть.

– И к чему это? – без интереса уточнил Егор.

– Просто так. Придумалось отчего-то.

Лабур вздохнул и вновь повернулся к приборной панели.

– Слушай, командир, ну чего ты такой злой? – не унимался Кордазян. – Я вот раньше много всяких притч знал. А теперь забыл.

– Вот и помалкивай. Скоро – второй накопительный: забирайся в кресло и коли седативин.

Лабур, следя за программой, контролирующей натяжение тросов, услышал, как второй пилот за его спиной засопел и хрустнул пальцами.

«Интересно, даст по башке или не даст?» – подумал Егор, внутренне напрягаясь.

Кордазян тихонько приблизился и встал рядом.

– Если такой умный, расскажи историю со смыслом, – попросил он, переставая улыбаться. – Потому как я тебе только что наврал: на самом деле я никогда не знал ни одной притчи. И плевать мне на них было. Летал всю жизнь в составе военного патруля от станции к станции, от Венеры к Земле и так далее. Участвовал в подавлении двух восстаний, изредка постреливал пиратов. А потом что-то переклинило у меня. Взял и порешил всю свою команду на корвете стамеской из бортового набора инструментов. До сих пор не понимаю: с какого перепугу так сделал? Может, какие-то гены предков проснулись в неподходящий момент, а может, просто наболело что-то, и сорвало крышку с черепа… Так и оказался здесь. А ты, я слыхал, не просто убийца. Ты вроде бы – идейный.

Лабур медленно повернул голову и посмотрел в большие, неподвижно-голубые глаза напарника.

– Хочешь, значит, историю со смыслом?

– Хочу.

– Ну хорошо, слушай. В юности, когда я только поступил в высшее летное, денег не хватало и приходилось по вечерам колымить на стройке в местном военном городке. Вообще-то по уставу такое возбранялось, но офицеры закрывали глаза на подработку курсантов, потому что понимали: жить хочется не только в казарме, но и в увалах, а стипухи хватает разве что на вялый подснежник для южно-сахалинской шлюхи.

– А меня в увольнительные почти не пускали. Шалил часто…

– Еще раз перебьешь, ни слова не услышишь. Так вот. На объекте тогда работал помощником прораба Анатолий Степаныч. Старожил училища, капитан ВВС, в быту – дядя Толя. Имелся у него грешок: любил поддать. А с бухлом, сам знаешь, в «летках» строго очень тогда было, даже для офицеров. Поэтому исхитрялся этот крендель, как только мог: то через КПП пронесет в целлофановых пакетах, которые к заднице приклеит, то у командования из штаба стибрит, то из казенной «авиационки» сольет. И вот однажды дядя Толя где-то урвал литровую бутылку хорошей амурской водки. В предвкушении аж светился весь день от счастья. А тут вдруг его под конец смены вызывают во внеочередное ночное дежурство. Погрустнел, плечи понурил, но долг исполнять пошел – служба есть служба. На следующий день в столовой я встречаю знакомца своего, Фимку Гамаюнова, который на объекте в утреннюю смену отработал. Он лыбится во всю харю, чуть ли не в голос ржет. Чего? – спрашиваю. Фимка и рассказывает сквозь гыгыканья… Оказывается, дядя Толя, перед тем как идти в ночное дежурство, заныкал свою драгоценную литровку в восьмиметровый сегмент газопроводной трубы, который давным-давно у нас на заднем дворе валялся один-одинешенек. Ну и утром, как только пост в дежурке сдал, прискакал на объект со стойким желанием исполнить то, что не удалось накануне, а именно: как он сам выражался, «возжрать водочки». И вот тут-то дядю Толю чуть кондратий не хватил. Ночью с вертолетов на задний двор сгрузили еще 560 точно таких же труб.