Евгения Федорова - Вселенская пьеса Страница 61

-Слушай, ты родился на Парлаке 15? - не дождавшись ответа, снова спросил я.

-Да, - помедлив, сказал мужчина и открыл серые с синей радужкой глаза. Он напряг тело и сел, уперев в меня свой странный, какой-то неживой взгляд, за которым таился тщательно загоняемый внутрь страх. - Но теперь это не важно, ведь сегодня я умру.

-Понимаю, - сказал я с сочувствием. - Жена.

-Ребенок. И что самое ужасное: моя смерть им не поможет.

-А Школа?! Она не может спасти твою семью?

-Только если я выиграю бой, - медленно отозвался мой собеседник. - Тогда я уйду отсюда живым и с большими деньгами. За победу платят - за проигрыш... чего он стоит?!

Мы помолчали, потом мужчина спросил:

-Тебя продали Школе, да?

В его голосе я услышал интерес. Он всячески пытался прекратить думать о том, что его ждет. Если разум не готов к смерти, ему всегда нужна поддержка. Наверное, ученик был даже рад, что я появился. Думаю, он уже достаточно побыл один.

-Да, - согласился я с его словами. - Меня продали, но я не намерен здесь долго задерживаться.

-У тебя есть семья? - спросил он, резко возвращаясь к своему горю.

-Жены нет. И детей, но есть... но родные конечно есть.

-Мать?

-Родители погибли, - я опустил глаза, разглядывая свои руки.

-А моя жена так красива, - обреченно прошептал бывший ученик. - У нее волосы цвета степной травы и глаза как то небо, что на закате укрывает эту гору, когда солнце уже ушло далеко за край горизонта. У меня родился сын... Я ведь тут недавно. И все из-за того, что я слишком поздно возвращался домой с работы! Я ведь простой садовник, но нам с женой хватало заработанных денег. Тогда я вовсе не умел драться. На улице мне повстречался человек и сказал: хочешь много заработать за один раз? Я спросил, что надо делать. Мне сказали, что у Великого Сатринга вянут чужестранные цветы - белые ветвистые Лионы. Я лишь слышал о таких цветах - никогда не видел и, не чувствуя подвоха, с охотой согласился. Глупо конечно, сейчас не пойму, почему тогда пошел, ведь знал же, что Школа покупает рабов и выращивает из них Воинов. Никогда бы не подумал, что могу попасть в ловушку своего собственного умения. Я послал жене весточку, что не вернусь ночевать, и отправился в Школу. Цветы и вправду были прекрасны, их белоснежные бутоны размером с голову ребенка, поражали воображение. Раскрывшись с наступлением вечера, они наполняли ночной воздух нежным, удивительным ароматом. Но Лионы не любят солнца, и кусты начали увядать от молодых побегов. Я присоветовал построить для них специальный навес и закрыть кусты с северной стороны от сильного ветра. У краев навеса я велел посадить дикие плющи, чтобы они создали для цветов привычный им мягкий полумрак. Еще Лионы любят воду, и я помог соорудить рядом с ними непересыхающую маленькую заводь, заболачивая землю. Уже к утру листья ожили. Сам Сатринг вышел ко мне, поглядел на свои любимые кусты и покачал головой.

"Я отплачу тебе хорошей монетой за то, что ты сделал, - сказал мне тогда Сатринг. - Ты действительно настоящий мастер своего дела, достигнув совершенства в одном, грешно останавливаться на достигнутом. Ты не только спас от гибели мои кусты, но сделал прекрасную беседку, в которой так хорошо будет сидеть в жаркие дневные часы".

Тогда я понял, что попал в беду. Глава Школы сразу сделал меня учеником и, как я не молил его отпустить меня домой, лишь рассеяно качал головой, любуясь своими драгоценными цветами. Он хотел, чтобы я был при нем и его кустах, чтобы в любой момент мог предугадать каждую их прихоть, а мои увещевания о том, что у меня есть семья, его не трогали. Он твердо решил отблагодарить меня новыми умениями, вовсе не спросив, нужны ли они мне. А жена моя, как оказалось, уже несла в своем чреве кровное дитя.

Садовник замолчал, и я увидел, как на глаза его навернулись непрошеные слезы. Тут наш разговор прервали: дверь открылась, и вошел хмурый худощавый мужчина в годах, одетый в зеленую рубаху. В руке он нес бежевый чемодан.

- Ты выйди, подыши воздухом напоследок, а я осмотрю новичка, - сказал он, и садовник, вздохнув, вышел, с трудом пропихнувшись в дверь. Врачу пришлось попятиться прежде, чем снова войти в комнату.

-Что у тебя? - спросил он, как только дверь закрылась за бывшим учеником Школы.

-Ребро сломано, наверное, - я осторожно пожал плечами.

-На кровать садись, - велел врач. - Иначе нам с тобою тут не разминуться.

Я сел и врач долго и мучительно ощупывал мои бока. Наконец, что-то решив, он порылся в своем чемоданчике, достал оттуда плоский сканер. Про себя я подумал, что стоило именно с это и начать. К чему было столько прощупывать сломаны ли кости, когда можно просто посмотреть? Впрочем, это оказался не сканер. Врач некоторое время возился, что-то настраивая, потом нагнулся надо мной. Когда он поднес прибор к моему боку и включил его, я почувствовал острый холод. Тысячи тончайших игл пронизали кожу, и я вздрогнул.

-Сиди, сиди смирно. У тебя сломано не одно, а два ребра. В третьем трещина. Под повязкой что?

-Заживающая рана, залитая наногелем.

-Варвары, - проворчал Врач. - И не подлечишь тебя теперь после этого варварского лечения. Мучайся и жди, когда сама подживет.

-Варварство, я считал, что наногели - одни из самых передовых разработок...

-Прошлый век для Союза, регенератор - вот самое передовое оборудование. Но, чтобы его можно было использовать в твоем случае, придется вскрывать плечо и вычищать оттуда весь наногель. Регенератор надстраивает клетки, но он не может строить их через инородную среду, нано гель не проводит нужные импульсы.

-Я могу и потерпеть, - ради того, чтобы плечо исцелилось, и вправду можно было немного потерпеть.

-А кто тебе сказал, что я буду этим заниматься? Врач глянул на меня с неприязнью и принялся холодить мне бок. Тогда я и понял, что передо мной и не врач вовсе, а просто обычный местный, которому дали чудо-прибор. И вправду, зачем что-то знать или уметь, когда умная аппаратура способна все сделать сама?

Закончив с ребрами, врача велел мне зажмуриться, и тоже самое проделал с лицом. Нервы тут же онемели, было такое ощущение, словно на лицо мне нацепили маску из цемента. Я вытерпел, чувствуя, как медленно согревается замороженный бок. Боли я больше не чувствовал.

Потом врач сменил повязку на плече, обработав припухшие края своим чудо-прибором, и велел мне выйти на улицу погреться на солнце.

-Иди, пошныряй по Школе, - подсказал он, - лицевые нервы снова заработают только от тепла. Теперь ты хоть прилично выглядишь. Бледноват, правда, но ничего, через пару дней будешь щеголять хорошим загаром. Завтра можешь заглянуть ко мне, чтобы я смазал солнечные ожоги на твоей коже. Иначе облезешь до мяса. Не затягивай, у Парлака навязчивое солнце, а твоя белая кожа непривычна с радиации.

Повернувшись, он вышел вон, а я остался сидеть на кровати, размышляя, занятый размышлениями о садовнике. Чем я мог помочь этому несчастному?

Врач сотворил чудо. Когда я встал, прошел по проходу между стеной и кроватью и сел обратно, то убедился, что бок и правда больше не болит. Более того, кожа медленно принимала свой первоначальный, нормальный цвет, синева расплывалась и блекла на глазах. Должно быть, на моем лице тоже не осталось синяков. Я провел пальцами по губам и не нашел ни одной трещины, ни царапины. Хороший приборчик, надо будет такой для Земли достать! Пускай наука думает.

Итак, вернемся к нашим баранам. Нужно бежать и прихватить с собой садовника, чтобы не мучился. Успеть бы до этого боя, может, перенесут?

С другой стороны, если сам я намеревался убраться с Парлака 15, и тем самым, уйти от дальнейшей погони, что мог сделать этот несчастный? Его найдут в тот же день. И убьют. Или вернут силой, все равно выставят против бывалого бойца.

За стеной загудел, завибрировал звук огромной трубы и я вздрогнул. Что это?

Захлопали двери, коридор наполнился шагами и взволнованными голосами. Похоже, всех созывали к бою. Может быть, этот звук даже долетит до города, так он полновесен и громок. И потянутся по широкой дороге в поднебесье любопытствующие, побегут, легко взлетая по ступеням, чтобы успеть, не пропустить интересное зрелище, сравнить Мужа семьи с собой, оценить свои собственные силы.

Я тоже пойду. Но не за тем, чтобы праздно полюбоваться на то, как тренированный боец за считанные минуты расправится с учеником. Быть может, я делаю глупость, но мне кажется, что я прав.

Я встал, надел футболку, отряхнул с нее налипший песок и вышел из комнаты, но тут же прижался к стене, чтобы не попасть под ноги бегущим по коридору, словно сошедшим с ума от возбуждения жителям Школы. Они торопились! Торопились занять места получше, чтобы увидеть неожиданное зрелище. Их жизнь, без сомнения, не была особенно разнообразной: практически круглосуточные занятия, редкий отдых и выходы в город. Теперь Школа посулила им развлечение, и они не собирались оставаться в стороне.