Иар Эльтеррус - Иная терра Страница 62

После суда, когда окончательный приговор был вынесен и срок определен, преступников в соответствии с результатами тестирования распределяли на работу в корпорации. Гигантские компании довольно щедро платили за «рабов», трудящихся за еду и жилье — «рабы» оказались гораздо выгоднее, чем платить свободным людям. Если называть вещи своими именами, это было просто-напросто легализованное рабство. Правда, в отличие от средневековой концепции рабовладения, концепция двадцать первого века выгодно отличалась довольно многим. Во-первых, условия содержания, особенно для преступников, обладающих соответствующими навыками, были вполне пристойными: пищей, одеждой, местом для сна, нехитрыми развлечениями раз в две недели и тому подобными вещами невольных работников корпорации были обязаны обеспечивать. Во-вторых, любой человек, осужденный на длительный срок, мог в зависимости от личных навыков и качеств работать и с компьютерными системами, и в сфере медицины, и на сложных производствах, и в инженерных отделах. В-третьих, «раб» мог добиться определенных успехов, занять относительно высокую должность, что автоматически сказывалось в лучшую сторону на условиях его проживания. В-четвертых, «рабам» платили. Разумеется, зарплаты были не просто крохотными — мизерными, но лет за десять накапливались более-менее приличные суммы, которых вполне хватило бы на адаптацию после освобождения, особенно если учитывать то, что мало кто из отбывших срок менял место работы.

Но, разумеется, были и минусы. Оказаться этим самым отбывшим наказание был шанс только у тех, чей изначальный срок составлял меньше трех лет. Естественно, для руководства корпораций было выгодно как можно дольше удерживать у себя работников, и в две тысячи сороковом году была принята поправка к общему закону об уголовном праве. Согласно этой поправке, любая корпорация, желавшая принимать участие в программе «рабов», обязывалась принять на работу специально обученного сотрудника-юриста, в чьи обязанности входило присматривать за соблюдением прав рабов… и прав корпорации относительно рабов. А среди этих самых прав корпорации значилось: за нарушение дисциплины, субординации, правил, etc, руководство имеет право продлить срок исправительных работ согласно внутреннему своду правил. Стоит ли говорить о том, каков был этот внутренний свод правил? В рамках установленного законом регламента владелец мог наказывать за каждый проступок продлением работ на срок до месяца. В общем, случаи, когда получившие более трех лет преступники выходили на свободу, можно было пересчитать на память.

А второй минус в чем-то был гораздо хуже первого: любой приговоренный, обладающий достаточным капиталом, мог попросту выкупить себе свободу. От ста тысяч до миллиона евро за каждый год, в зависимости от преступления. К примеру, попавшийся на финансовых махинациях и получивший шесть лет исправительных работ, мог выйти на свободу сразу после приобретения его корпорацией, заплатив около двух миллионов. А осужденный по статье три-один-один, пункт «эй» — убийство человека, стандартный срок — четыре года — отделался бы и вовсе восемью сотнями тысяч. Набор же статей: один-четыре-шесть пункты «эй» и «си», два-два-один, пункт «би», и три-один-пять, пункты «эй» и «ди», и вовсе сразу же означал пожизненное заключение — суммарная стоимость освобождения составила бы двадцать шесть миллионов евро.

В общем, рабы были очень выгодны корпорациям, вне зависимости от того, оставались ли они и вправду работать или же выкупали себе свободу. А Игорь Галес, симпатичный парень с длинными волосами, выкрашенными в малиновый цвет, не в меру доверчивый и склонный плохо считать пули, был фактически приговорен к пожизненному заключению в инженерном отделе корпорации «Россия». И он так и не узнал о судьбе проклятых тюков с деньгами и сырьем наркоты, которых показалось мало глупому Сычу.

А тем временем судьба этих самых тюков сложилась почти что так, как и должна была, даже если бы Математик и его банда не выпали из расклада. Разве что с наркотиком Иванушка решил все же не возиться — долго, сложно, опасно, да и людей подходящих пока что на примете нет. Поскольку сырье ноктса практически не портится, разве что сырости боится, мешки были старательно запакованы в полиэтилен и помещены в дешевые вакуумные пакеты для хранения, купленные в обычном гипермаркете, а затем надежно спрятаны в старой канализации — когда-нибудь пригодится. Деньги Иванушка спрятал в другом месте — пока что они не были нужны, а светить их было бы верхом неблагоразумия.

Математика и его банду было жаль. Неплохие ребята, исполнительные… были. Ну да ладно, новая банда — это дело наживное. Главное, что опыт уже есть. А пока что можно заняться более срочными делами.

V. IV

«Действуй, пока живой

— Идет война!»

— Обыск в вашей комнате был произведен согласно внутренним правилам института, — оборвал Витценко возмущенные протесты Вики. — Осмотр вашей комнаты провела инспекционная бригада вашего факультета, получившая анонимную информацию о том, что у вас находится запрещенная к прочтению и хранению книга.

— Я не понимаю, о чем вы говорите! — делать вид, что она тут не при чем и ничего не понимает, становилось все сложнее.

Обстановка в кабинете ректора не располагала к ощущению собственной уверенности в своих силах — довольный Витценко за столом, чуть в стороне от него — крайне разозленная, но старательно скрывающая этот факт Галина Викторовна, позади и слева — трое пятикурсников, входящие в состав инспекционной бригады факультета психологии. — Я не знаю, откуда эти люди взяли эту вашу запрещенную книгу, я не понимаю, по какому праву они вломились в мою комнату в мое отсутствие, и с какой стати вы отрываете меня от занятий и обвиняете непонятно в чем!

— Галина Викторовна, не могли бы вы просветить вашу студентку относительно прав и обязанностей инспекционной бригады? — приторно улыбнулся ректор, обращаясь к декану психфака.

Женщина нахмурилась.

— Павел Георгиевич, не превращайте разбирательство в фарс!

— Это не я его превращаю в фарс, а девушка, демонстрирующая либо ослиное упрямство, совершенно неуместное в данной ситуации, либо — такую же фантастическую тупость! — Витценко более не улыбался, его взгляд стал злым и колючим.

Вика окончательно поняла, что вляпалась.

— И все же я прошу вас выполнить мое распоряжение и дать ответ на вопрос Нестеренко по какому праву в ее отсутствие инспекционная бригада обыскала ее комнату.

Смерив ректора неодобрительным взглядом, Галина Викторовна все же заговорила.

— Вы ведь знаете о том, что институт очень не любит выносить внутренние проблемы на всеобщее обозрение. Для решения мелких неурядиц, конфликтов, спорных ситуаций и для расследования мелких уголовных правонарушений была основана инспекционная бригада, своя на каждом факультете. Ее можно считать чем-то вроде внутренней полиции. Члены ее имеют право даже на обыск чужой комнаты в общежитии и на личный досмотр любого студента факультета в том случае, если для этого есть веские причины.

— Анонимка — это веская причина? — тут же оскорбленно вскинула голову девушка. — Да так любой может все что угодно наговорить на того, кому хочет сделать подлость!

Декан выразительно приподняла бровь, и Вика тут же умолкла.

— К вашему несчастью, анонимное донесение стало всего лишь последней каплей. По институту уже давно ходят слухи, что эта ваша инициативная группа объединена идеей запрещенной книги. И потому, получив сегодня информацию о местонахождении этой самой книги, я счел необходимым дать инспекционной бригаде поручение досмотреть вашу комнату. Результат налицо, — на лице ректора вновь появилась улыбка. Противная такая улыбка, не предвещающая ничего хорошего. — Вам известно, какое наказание закон предусматривает за хранение и прочтение запрещенных материалов?

— Нет… — девушка опустила взгляд.

— До пяти лет исправительных работ, — довольно проговорил Витценко, не отводя взгляда от ее лица. — Согласно закону института, в данном случае выбор наказания остается на наше усмотрение. Я могу передать вас городскому суду, могу просто исключить из института. Какой вариант для вас предпочтительнее?

Вика промолчала.

— Павел Георгиевич, мне кажется, вы перегибаете палку, — сухо произнесла Галина Викторовна.

— Что вы, что вы! Ничуть! Я всего лишь соблюдаю законы нашего института и нашей страны. Если бы Нестеренко хотя бы раскаивалась в совершенном, можно было бы принять во внимание тяжелое положение ее семьи — если не ошибаюсь, у девушки три младшие сестры, ни малейшего намека на существование отца и больная мать. Но учитывая ее нежелание раскаяться и сотрудничать с нами…