Опричник (СИ) - Теплова Арина Страница 68

— Ты поедешь с нами! — прохрипел всадник, натягивая веревку, и Мирон вынужден был быстро вскочить на ноги, чтобы удавка на его шее не затянулась сильнее. Он отметил полдюжины всадников в одеждах опричников, окружавших их. Видя, что Василия также поймали, Мирон быстро устремил руку к своему палашу, но тут же ощутил сзади чье-то присутствие, и едва обернувшись, получил сильный удар рукоятью сабли по голове. Лишь на миг отразив, что перед ним некий человек в сером, Мирон упал без сознания на землю.

Когда Мирон пришел в себя, его руки были связаны железными цепями, а он лежал на земле. Оглядевшись, он отметил, что у него забрали все оружие, а над ним склонился тот самый всадник, который говорил с ним чуть ранее. Всадник прищурился, и Мирон в ночной мгле только сейчас узнал Олега Алябьева.

— Зачем вы связали меня? — прорычал Мирон, пытаясь дергать связанными руками. Если бы это были простые веревки, он бы поднатужился и разорвал их. Но железные цепи ему было не осилить. Увидев Василия, который лежал на земле рядом, связанный, но еще и с завязанным ртом, Мирон раъяренно сцепил зубы, не понимая, что происходит и отчего опричники наместника связали их. Алябьев словно прочитав мысли молодого человека, громко вымолвил:

— Вы Сабуровы повинны в измене. У нас указ царя – арестовать вас, за то, что вы ворота недругам открыли, когда Тула на осаде была.

— Чего? — прохрипел Мирон, холодея.

— С ворогами крымскими вы спутались, псы продажные! Хорошо хоть люди тульские успели ворота заделать, а то неминуемая гибель городу пришла бы.

Свои слова Олег подтвердил отчаянным злым взором, и плюнул Сабурову в лицо. Мирон ощущая, что творится нечто странное, гневно процедил:

— Ты что белены объелся, сотник? Какая измена? Да я едва свою голову за Тулу не положил!

— Хватит! — процедил зло Алябьев, и всунул Мирону кляп в рот, чтобы он более не смог говорить. Сабуров отразил, как опричники оглушили Василия, и он потерял сознание. Его быстро кинули через седло, а сотник выкрикнул приказ своим людям.  — В застенок их велено везти!

Сотник о чем-то вдруг вспомнил и начал оглядываться.

— Погодите, с ними девка еще была! — прокричал Алябьев. — Монахиня. Ее взяли?

— Какая девка? — отозвался один из всадников. — Они только двое в траве лежали.

— Нет, не видели мы никакой девки, — отозвался другой.

— А ну быстро ищите ее! — процедил Алябьев. — В лес поди убегла!

Нестеров тяжело присел на кровать, ощущая, как все его существо наполнилось приятной успокаивающей безмятежностью. Удерживая в руке чарку с целебным чаем, он снова чуть отпил из нее еще горячий напиток. Однако странное чувство того, что на него кто-то смотрит, не дало Петру Федоровичу прилечь на постель, и он медленно обернулся. Увидев невысокую темную фигурку, стоящую у двери, он невольно вздрогнул.

— Кто тут? — выдохнул наместник испуганно, и тут же проворно встав на ноги, повернулся к двери. Во мраке горницы, освещенной только одной свечой, женский силуэт едва различался в темном пространстве у двери.

— Напугала вас? — тихо спросила Людмила, подавая голос и тем самым показывая Нестерову, что она живая и ему не мерещится. Девушка сделала к Петру Федоровичу пару шагов и боярин облегченно выдохнул:

— А, это ты, монахиня, — он говорил как-то заторможено и безразлично. — Тебя везде ищут. И поймать велено по царскому указу, ибо надобно тебя в застенок заключить, за измену…

— А вы, Петр Федорович, уверены, что это был царский указ? — перебила его Людмила. Она говорила очень тихо, чтобы за дверьми горницы ее не было слышно, но четко.

— О чем ты толкуешь? — поднял брови Нестеров.

— Вы сургучную печать сравните на указе том, с теми, что постоянно из Александровской слободы от царя, гонцы привозят, — надоумила она его и еще приблизилась к нему. — И увидите, что она явно не царская, а указ тот поддельный.

Нестеров нахмурился и потряс головой, словно рассудок его помутился. Девушка, видя в его руках деревянную чарку и его странное заторможенное состояние, тихо вымолвила:

— И настой то этот, лучше бы вы не пили.

— Это от переживаний мне Милоликушка сварила, — пояснил наместник, все пытаясь разумно помыслить, но у него это плохо получалось.

— Настой этот заговоренный. И поит вас им ваша жена, чтобы волю вашу сломить.

— Зачем это ей?

— Чтобы за вашей спиной дела свои черные вершить, — сказала твердо девушка. — Сабуровы, как и я, невиновны. Именно ваша жена подделала указ об аресте Сабуровых и вас постоянно привораживающими да подневольными травами опаивает, чтобы вы исполняли волю ее.

— О чем ты говоришь, девица? Что за бред?

— А вы попробуйте хоть пару дней не пить ее настоев, и ваша голова ясной станет и всю правду, что творится в округе по ее указке, как есть увидите.

— Какую еще правду? — непонимающе спросил Петр Федорович. — И зачем это надо яхонтовой моей? Зачем ей твоих дружков и тебя обвинять?

— Чтобы не разоблачили дела ее темные. Как она людей в страхе держит, и вашими опричниками и стрельцами единовластно управляет. Ваш сотник Алябьев полностью ей предан оттого, что он влюблен в нее, и его руками вершит она зло. А самое страшное – она детей малых ворует и убивает их, чтобы черную ворожбу вершить.

— Что?

— Ваша жена ворожея, — продолжала глухо Людмила. — Ее слуга, косой Игнат, преданный ей словно собака, крадет по ее приказу у людей малых деток. А она собственноручно убивает их и кровь их пьет, да заклинания читает, чтобы на лицо и тело еще краше быть.

— Что за жуть ты говоришь, монахиня, о Милоликушке моей? Не может она такой быть! Чую, что ты хочешь напраслину на нее навести, чтобы Сабуровых спасти, но только не выйдет у тебя ничего, коварная! Сейчас я мужиков крикну, и они тебя вмиг скрутят!

— Глупы вы, как я посмотрю, — тихо вымолвила девушка, пятясь к двери и, уже открыв ее, тихо добавила. — Перестаньте пить настои ее, и проследите за женой… и все сами уразумеете…

Она стремительно вышла в темный коридор, а Нестеров тупым безразличным взором смотрел ей в след, и не мог никак затуманенным разумом решить, надо ли звать мужиков, чтобы девушку поймали или нет. Только спустя несколько минут, он невольно поднес чарку вновь к своим губам, но в последний миг его рука замерла. Отчего-то последние слова монахини, как набатом били в его голове, и Петр Федорович медленно опустил руку с чаркой и выплеснул остатки настоя на деревянный пол…

Ледяная п,росторная камера, с окном – решеткой наверху была вырыта прямо в сырой земле. Солнечный свет почти не проникал в темницу, и молодые люди почти сутки уже пребывали здесь. Опричники по приказу сотника Алябьева, притащили Сабуровых сюда еще ночью, и быстро сковали руки молодых людей кандалами, ключи от которых остались на поясе одного из охранников и притянули узников железными цепями к единственной каменной стене. У них у обоих так и остались во рту кляпы, и Сабуровы только переглядывались, не в силах даже на аршин отодвинутся от каменной стены. За весь день охранник только однажды принес им испить воды, и вновь заткнул им рты. Молодые люди устало сидели прямо на промозглой земле, не зная чего им далее ожидать.

Когда почти стемнело, послышались голоса, и камера озарилась светом приближающихся факелов. Уже спустя несколько минут, решетка сбоку камеры отворилась и в земляную темницу вошла женщина в темном плаще. За ней, держа факел, зашел Алябьев, а далее вошли охранник, который ранее приносил им воду и еще некий невысокий плотный человек, одетый в черные одежды. Женщина скинула с головы плащ, и Сабуровы увидели перед собой прекрасное лицо Милолики, обрамленное по бокам двумя черными косами. Оглядев сидящих на земле молодых людей, которые были крепко прикреплены цепями за плечи и живот к каменной стене, она как-то брезгливо поморщилась и приказала:

— На крюк их подвесьте. Говорить с ними буду.

Тут же Алябьев и охранник, открыли замки у Сабуровых на цепях, которые опоясывали их, и приподняли их. Быстро подняв руки молодых людей вверх, они подвесили за кандалы, сковывающие руки Мирона и Василия к двум железным крюкам, торчащим из потолка, Молодые люди оказались почти висящими с вздернутыми вверх руками и их ноги едва носками  доставали земляного пола.