Джек Вэнс - Языки Пао Страница 7

Наследник поднялся, позавтракал с Палафоксом, который, казалось, был в хорошем расположении духа. Беран набрался мужества и задал еще несколько вопросов.

— Вы действительно Маг?

— Творить чудеса я не могу, — ответил Палафокс, — разве только чудеса разума.

— Но вы летаете по воздуху! Вы испускаете пламя из пальца!

— То же самое может любой Брейкнесский Маг.

Беран изумленно глядел на длинное острое лицо:

— Тогда вы все маги?

— Ха! — воскликнул Палафокс. — Эти способности являются результатом модификации тела. Я весьма хорошо модифицирован.

Благоговейный страх Берана сменился сомнением:

— Мамароны тоже модифицированы, но…

Палафокс по-волчьи оскалился:

— Вот уж наименее уместное сравнение! Могут нейтралоиды летать по воздуху?

— Нет.

— Мы отнюдь не нейтралоиды, — сказал Палафокс решительно. — Наши модификации увеличивают, а не уменьшают нашу мощь. Антигравитационная ткань вживлена в кожу стоп. Радары находятся в левой руке, сзади на шее, на лбу — они обеспечивают меня шестым чувством. Я вижу на три порядка ниже инфракрасного и на четыре выше ультрафиолетового излучения. Я могу слышать радиоволны. Я могу передвигаться под водой. Я могу летать в безвоздушном пространстве — в космосе. Вместо кости в моем указательном пальце находится приспособление типа лазера. У меня еще множество других возможностей. Источник энергии — энергоблок, расположенный в грудной клетке.

Беран с минуту молчал, потом робко спросил:

— А когда мы прибудем на Брейкнесс, вы меня тоже модифицируете?

Палафокс оценивающе рассматривал Берана — как бы в свете этой новой идеи.

— Если ты в точности будешь выполнять все мои указания, то, должно быть, да.

— Что я должен делать?

— Пока тебе не следует об этом беспокоиться.

Беран подошел к левому борту и выглянул в иллюминатор, но не увидел ничего, кроме стремительно бегущих серых и черных полос.

— Скоро мы достигнем Брейкнесса?

— Уже недолго осталось. Отойди от иллюминатора. Глядеть в подпространство вредно — это повредит восприимчивому мозгу.

Индикаторы на контрольной панели вибрировали и вспыхивали — и вот корабль дал резкий крен.

Палафокс поднялся наверх и поглядел сквозь смотровой купол.

— Вот мы и на Брейкнессе!

Беран, приподнявшись на цыпочки, увидел серый безотрадный пейзаж, освещенный маленьким белым солнцем. Корабль скользнул в нижние слои атмосферы — и мир приобрел более ясные очертания. Беран увидел невообразимо огромные горы, скальные когти высотой миль в сорок, покрытые льдом и снегом, вершины которых были окутаны испарениями. Корабль скользнул над серо-зеленым океаном, усеянным островками плавающих водорослей, затем снова полетел над скалами. Сейчас они медленно спускались в долину со скальными склонами, дно которой было скрыто мраком и туманом. Скалистый уклон перед ними был покрыт какой-то серо-белой коркой. Корабль снизился, и корка оказалась небольшим городом, лепящимся к подножью горы. Постройки были низенькие, сплошь из лавовых пород вроде туфа, с коричнево-красными кровлями, некоторые из них соединялись между собой и свисали с утесов, словно цепочки. Все выглядело уныло и не слишком впечатляюще.

— И это Брейкнесс? — спросил Беран.

— Это Брейкнесский Институт, — сказал Палафокс.

Беран был порядком разочарован:

— Я ожидал другого…

— Мы не любим претенциозности, — заметил Палафокс, — и, в конце концов, Магистров совсем немного и мы очень редко видимся.

Беран заговорил было, но смутился, чувствуя, что он затронул чувствительную струнку. Он спросил осторожно:

— Ваши сыновья живут с вами?

— Нет, — коротко ответил Палафокс, — но, естественно, они посещают Институт.

Лодка медленно снизилась. Индикаторы на контрольной панели мигали и прыгали как живые.

Беран оглядел глубокое ущелье, вспомнил зеленые поля и голубые океаны родины — и вздрогнул.

— Когда я вернусь на Пао? — спросил он в волнении.

Палафокс явно думал совсем о другом и ответил небрежно:

— Когда позволят обстоятельства.

— Но скоро ли это будет?

Палафокс глянул на мальчика сверху вниз:

— Ты хочешь быть Панархом Пао?

— Да, — решительно сказал Беран, — если меня модифицируют.

— Может быть, твои желания исполнятся. Но ты должен помнить, что тот, кто берет, должен отдавать.

— Что я должен отдать?

— Это мы обсудим позже.

— Бустамонте не будет мне рад, — грустно сказал Беран. — Я думаю, что он тоже хочет быть Панархом.

Палафокс засмеялся:

— У Бустамонте крупные неприятности. Радуйся, что ему, а не тебе приходится расхлебывать эту кашу.

7

Да, у Бустамонте были большие неприятности. Его мечты о величии лопнули, как мыльный пузырь. Вместо того, чтобы править восемью континентами Пао и двором в Эйльянре, он оказался господином лишь дюжины мамаронов, трех наименее любимых наложниц и дюжины недовольных чиновников судейского звания. Его королевством стала отдаленная деревушка, ютящаяся на размытых дождем болотах Нонаманда, дворцом — таверна. Бустамонте пользовался этими привилегиями лишь с молчаливого согласия Брумбо, которые, наслаждаясь плодами своей победы, не ощущали пока желания найти Бустамонте и уничтожить его.

Прошел месяц. Раздражение Бустамонте усиливалось. Он колотил наложниц, поносил своих спутников. Пастухи стали избегать этой деревни; владелец ночлежки и деревенские жители день ото дня становились все молчаливее, пока однажды утром Бустамонте, проснувшись, не обнаружил деревню покинутой. Даже стада ушли с вересковых лугов.

Бустамонте снарядил половину своей стражи в поход за пищей, но они так и не возвратились. Министры в открытую строили планы возвращения в более гостеприимные условия. Бустамонте спорил и обещал, но мозг паонитов плохо поддавался такого рода убеждениям.

И вот однажды хмурым утром удрали последние нейтралоиды. Наложницы не дали уговорить себя на побег, и сидели, сбившись в кучку, сопя и хлюпая носами от холода. Все утро до полудня моросил противный дождик, таверна насквозь отсырела. Бустамонте приказал Эсту Коэлло, Министру Трансконтинентального Транспорта, развести в камине огонь, но Коэлло был не в настроении — ему надоело раболепствовать перед Бустамонте. Страсти закипели, чувства вырвались наружу, и вот уже вся группа министров гуськом вышла под дождь и направилась на побережье в порт Спирианте.

Три женщины шевельнулись, поглядели вслед ушедшим, затем, как некое трехголовое существо, разом повернули головы и хитро взглянули на Бустамонте. Он был настороже. Увидев выражение его лица, они вздохнули и разрыдались. Бранясь и тяжко дыша, Бустамонте разломал всю мебель и вскоре в камине заревело пламя.

Снаружи послышался звук — отдаленные вопли, дикое «рип-рип-рип». Сердце Бустамонте ушло в пятки, челюсть отвисла. Это был охотничий клич клана Брумбо. «Рип-рип-рип» приближалось и, наконец, зазвучало уже на единственной улочке деревеньки.

Бустамонте обернул плащом свое коренастое тело, распахнул двери и выступил наружу, на мокрый грубый булыжник мостовой.

По дороге со стороны вересковых болот шли его министры — шли как-то странно, скачками. Сверху по воздуху на летающих конях мчались воины клана Брумбо, вопя, крича и погоняя министров, словно овец. При виде Бустамонте они издали воинственный клич и кинулись к нему, словно соревнуясь, кто же первый схватит Бустамонте.

Бустамонте попятился к двери, решив погибнуть, но не потерять достоинства. Он извлек свой дротик и пролилась бы кровь, если бы вояки с Батмарша уже не стояли позади.

С небес спускался сам Эбан Бузбек — небольшой жилистый человечек с острыми ушками. Его светлые волосы были заплетены в косу длиной около фута. Воздушный конь зацокал по булыжникам, дюзы вздохнули и зафыркали. Бузбек протолкался сквозь кучку всхлипывающих министров, схватил Бустамонте за загривок и рывком заставил его встать на колени. Неудавшийся правитель задом попятился к двери и нащупал дротик, но воины Брумбо оказались проворнее: их шоковые пистолеты рявкнули, и Бустамонте отбросило к стене. Эбан Бузбек схватил его за глотку и швырнул в уличную грязь.

Бустамонте медленно поднялся и стоял, дрожа от ярости. Эбан Бузбек взмахнул рукой — Бустамонте связали ремнями и опутали сетью. Без лишних хлопот вояки Брумбо вскарабкались в седла и взвились в небо — Бустамонте болтался между ними как свинья, которую везут на базар.

В Спирианте кавалькада погрузилась в бочкообразный неуклюжий корабль. Бустамонте, ослепший от воющего ветра, полумертвый от холода, шлепнулся на палубу и лишился чувств на все время, пока корабль летел в Эйльянре.

Корабль приземлился около самого Великого Дворца. Бустамонте протащили через анфиладу разоренных залов и заперли в спальне.