Александр Шакилов - Осторожно! Мины! Страница 7

Таблетки подействовали почти мгновенно: умиротворение, спокойствие, улыбка от уха до уха. Главное что? Верно: фас, профиль и помахать ручкой в камеру. Народ Вавилона обожает своих спортсменов. А трупы, раненые и санитары — это мелочи жизни, это всего лишь игра.

Игра для настоящих мужчин.

Глава 5

ЧЕМОДАН БОЛТОВ

Стаса шатало от усталости.

Зря все-таки молодых запрягают в повозки. Молодой — он же добытчик, от него и мясо, и клубни из металла. Он и разведчик, и детей умеет делать. А значит, его беречь надо и всячески ублажать. И ни в коем случае не подпускать к тяжелой работе вроде перетаскивания бизоньих туш! А старики… А что старики? Никакой пользы, вот и тянули бы лямку. Стариков не очень и жалко — рассядутся, понимаешь, семечки лузгают, а ты тут надрываешься… да уж…

Глупости это, конечно. Но побурчать-то можно?

Пахло свежим мясом.

Хохотушка Стальная Пустельга вспорола бизону брюхо, вывалив внутренности в подставленную корзину. При этом она подмигнула Стасу и высунула язык, мол, я не твоя, есть у меня муж, а ты себе локти кусай. А ведь Сокол никогда не оказывал ей особых знаков внимания. Подумаешь, лет пять назад подарил связку беличьих шкурок да букет орхидей.

— Здравствуй, Старый Сокол. Ты как? Устал небось?

Старый Сокол — это Стас, его полное имя: СТАрый Сокол. Стас — сокращение для удобства. Повелось так: Стас и Стас. Как Лиза на самом деле Липкая Земля. Но никто Лизу Липкой Землей не называет, все Лизой зовут. И Длинного Пальца только Длинным Пальцем величают или просто Пальцем, хотя можно и Длипой, но он обижается и дерется.

А драться со своими — последнее дело. Если друг дружку бить всерьез, кто ж тогда с Обожженными Бедрами воевать будет, когда те придут за скальпами така?

Повозки, повозки, повозки… Стас шел в начало каравана, туда, где под одеялами спала Лиза. Стас ее любит. Очень-очень.

Обнять бы, прижаться, поцеловать в алые губы, потереться щекой о щеку…

И вдруг — вспышка.

И сразу — тьма.

Он даже не понял, что случилось.

Когда по левую сторону тропы взорвался чемодан,[18] Стас проходил мимо. Ему просто не повезло: оказался не в то время, не в том месте.

Обычно мины ждут свою жертву. Но не чемоданы — они плодоносят смертью, когда им вздумается: взрываются, разбрасывая болты, гвозди и всякий мусор, которым начинены, на сотню метров вокруг.

Каждый день в междутропье выпускают лучших ищеек, чтобы выискивали побеги чемоданчиков. Но несмотря на все старания, один такой овощ дозрел и взорвался. Три болта продырявили куртку Стаса, гвоздь-соточка шмелем впился в плечо, гайка порвала мышцы на бедре, шуруп расцарапал лицо. Но Соколу уже было все равно: он потерял сознание — контузило ударной волной.

Вернулся Стас из страны духов лишь под вечер, в своей квартире.

Немилосердно раскалывалась голова. Борясь с тошнотой, он приподнял голову — на миг ему показалось, что кусок затылка остался на подушке. Ощущение было столь реальным, что Стас с испугом ощупал череп от виска до виска и лишь затем облегченно выдохнул: всё на месте.

— Проснулся, соня? — Мама хлопотала у буржуйки, пахло печеной картошкой.

Тошнота — ерунда, если речь идет о том, чтобы наполнить желудок. Разговаривать не хотелось, потому Стас просто кивнул — и чуть вновь не потерял сознание.

— Сынок, поменьше резких движений.

Хороший совет.

Но Стас уже уплыл во тьму беспамятства.

— Как он? — Голосок приятный, нежный. Это Лиза. Она беспокоится, пришла проведать Стаса! Вот только он не может открыть глаза…

Мысли вязкие, как сосновая смола, и ленивые, как сытый пес: это же приятно, когда любимая девушка рядом, почти жена, почти-и-и…

Сон? Явь?

Жаль, веки будто склеились. Испарина на лбу.

— Не переживай, Липкая Земля, Стас парень крепкий, осилит хворобу-болячку. Он у меня ого-го! МОН-200,[19] настоящий мужчина! Через пару деньков по междутропью бегать будет, как я по тропе хожу.

— Скорей бы. Завтра Праздник Урожая. Он вам не говорил… мы не говорили… Мы любим друг друга, пожениться собирались…

— Я знаю, Лизонька, знаю.

— Откуда?

— Сердце подсказало. — Слышен смех мамы. — Бывает же так, невесточка?

Голоса плыли, покачивались на волнах мутной реки, огибающей бетонные блоки. То тут, то там торчали из воды арматурные прутья, желтели кувшинки, чомга неспешно лавировала в камышах.

…голоса…

…тише, тише, ти-и-иш-ше-э-э…

Стас с трудом приоткрыл веко, тяжелое, как тротиловый эквивалент ядерного фугаса. Но увидел лишь потолок над собой. Лиза. Где Лиза?..

Жар усилился. Стас бредил: его швыряло в прошлое и в будущее, он бродил по междутропью и шептал песню целебной палатки:

— Mai yun' asts ni vo' ish; shi va' turn ni vis' turn… Силы духов, будьте благосклонны ко мне, сжальтесь надо мной, помогите мне.

Он проснулся задолго до рассвета.

Маясь от безделья, долго расхаживал по квартире — тихонечко, чтоб не разбудить маму, не потревожить отца. Он тщательно побрился мачете, позавтракал, выпил пару чашек травяного чая и выкурил трубочку свитграсса. А там и родители проснулись, с ними еще посидел на кухне, рассказал, что и как было на охоте.

А как было? Да как обычно, то есть нормально. Ну и отлично, сынок. И я о том же, папа.

А там и время обеда настало. Стас хорошенько поел и лег вздремнуть.

Разбудил его неимоверный шум: начался Праздник Урожая!

Погремушки и свистки, барабаны и трещотки — кто во что горазд, воины и старухи, дети и калеки, все дружно гремели, кричали и свистели. Сегодня никто не услышит кедровую флейту, украшенную перьями дятла. Влюбленным юношам не надо хитростью выманивать прелестниц для уединенных бесед — сами выйдут.

Стас оделся, вышел на лестничную площадку. Соседи пили брагу из больших чаш. Мужчины вплели в волосы перья, женщины вырядились в богато украшенные одежды. Хмельная радость овладела така. Люди обнимались, кружили в танце, хлопая в ладоши. Пожимая руки и целуя чужих жен в щеки, Стас спустился на первый этаж. Дозорные здесь изрядно захмелели от самогона. Свистки из орлиных костей, которыми призывают к бою, лежали на полках — бери, не хочу. Врагам нынче не до войны, враги сами не прочь попраздновать. Долой томагавки, даешь любовь! Даже шаман спрятал под тюфяк погремушки из черепов сусликов — нельзя гнать духов в такой вечер, пусть веселятся вместе с людьми, зла никому не будет.

Бей в барабан! В бубен бей!

Сколько така, столько и музыкантов. И у каждого свой ритм, своя песня!

Друзья Сокола собрались на крыше. Ему туда. Хряпнул с дозорными мутного пойла — и вперед!

Воздух пах жареным мясом. Не зря же вчера притащили добычу.

По бетонным лестницам не пройти — цепляться будут: «Выпей, Стас!» И отказать нельзя — кровная обида! К рассвету, конечно, народ угомонится. Но это только к рассвету. Потому Старый Сокол и выбрал окольные мостки, перекинутые между балконами. По мосткам можно незаметно добраться до торца здания. А уж там по пожарной лестнице, хоть и ржавой, а надежной, отправится он к небесам. Всего-то шестнадцать этажей, подумаешь.

Уже подумал.

На крыше Сокола встретили оглушительным ревом. Вот он, бобыль из бобылей! Уж так тебе противны девичьи прелести?! Столько девок на выданье, и ни одна не нравится? Кривые? Косые, может? Одноглазому ли это важно? Так друзья подначивали Стаса. Особенно Лорес старался. Сегодня ему впервые разрешат посвататься. Выберет он длинноногую красотку, и если та не откажет — всё, спекся парень, мир да любовь!

— Глядите, Уголь Медведя пожаловал! — крикнул Длинный Палец.

Угме вынес на крышу Связку Священной Шапки, расшитую бисером и украшенную рогами бизона. До самого буланого[20] парапета шаман дрожал от возбуждения. Именно там он установил Шапку и раскурил трубку. Стас принюхался. Что за смесь? Уж больно ароматный дымок… Докурив, Уголь Медведя осторожно вытрусил пепел в ладонь, затем втер его в рога. Зачем Угме это сделал? А кто ж его знает? Шаман на то и шаман, чтобы с духами говорить на особом языке, в котором слова — не самое главное. Еще Уголь Медведя пожертвовал Священной Шапке три одеяла, шкуру белого быка, набор скребков для выкапывания мин, охапку скальпов, содранных с поверженных врагов год назад, и сломанные стрелы.

От выпитого шумело в голове, тянуло на шалости. Ведь праздник!

Стаса манили выкрашенные в красный и желтый лица женщин, привлекали платья, расшитые иглами дикобраза и бисером. Красотки смеялись над шутками охотников. Голые мальцы, лишь в кожаных ремнях, шныряли под ногами у взрослых — вырвались из-под присмотра старших, интересно же. Сегодня никто не шлепнет по попке, не накричит.

Скоро ночное небо заискрит фейерверками. Спасибо Углю Медведя, умеет шаман из пороха красоту сотворить. Все така соберутся на крыше, завороженно наблюдая, как вспухают яркие соцветия и опадают одинокими дымными лепестками.