Олег Верещагин - Клятва разведчика Страница 7

— «Остров»! Олег, ты где?

Ответом было молчание. Скауты в принципе ругаться не должны, но я, подождав ещё полминуты, обложил крону сосны как следует и, не считаясь с грязью, выкарабкался — аж комья из-под кроссовок летели — на край ямы. Просто удивительно было, как я её не заметил, она оказалась свежей…

Олега не было. И вообще — что-то странное сквозило в окружающем. Настолько странное, что я не очень понимал, откуда это чувство тревоги, охватившее меня. Я свистнул, чертыхнулся и пошёл к дороге.

Автобуса на ней не оказалось. Это до такой степени было неожиданно и дико, что я минут пять, не меньше, стоял и таращился то в одну сторону, то в другую. Потом спросил:

— Что за шутки?

Иначе как идиотскую, дичайшую шутку — совершенно не в стиле моих друзей — и расценить было нельзя. Это что же — когда я сверзился в яму, Олег бегом рванул к автобусу, прыгнул в него (а водила как по заказу закончил ремонт) — и сказал что-то вроде: «А Борька решил там остаться.» И все поехали дальше с песнями.

Я хихикнул. И понял, в чём дело. Что меня так беспокоит, стоит мельком посмотреть по сторонам.

Вокруг меня был не тот лес. И я стоял не на той дороге.

Изменилось всё. За какие-то минуты исчезли одни деревья и появились другие, разросся подлесок, буйно вымахали кусты на обочинах, куда-то пропали дренажные канавы. А сама грунтовка сузилась на треть. Именно потому, что поменялся весь пейзаж целиком, я и не сразу сообразил, в чём дело.

— Господи, — сказал я и перекрестился. Зажмурился, помотал головой. Неужели я так сильно ударился затылком? Или я вообще умер?

Открыв глаза, я прислушался. Вокруг царила лесная тишь. Ни единого человеческого звука.

Мне стало страшно. Именно от этой тишины. Я ещё раз осмотрелся и ущипнул себя за руку. Сильно, больно ущипнул, и эта боль заставила меня поверить в реальность окружающего меня пейзажа. Но с другой стороны — этого же не могло быть. Вообще не могло. В принципе.

И всё же это было.

Я раньше иногда задумывался, куда пропадают те десятки людей, которых постоянно кто-то разыскивает. Нет, большинство или убегают, или их похищают. Но ведь есть случаи, которые никак объяснить нельзя. У «АСК» а есть приятель, майор милиции. Однажды он с нами ходил в поход и беседовал вечером, ну, костёр, всё такое… Он клялся нам, что из ста случаев неожиданных пропаж 75 — побеги и уходы (такие люди, что взрослые, что дети, почти всегда или сами возвращаются, или их находят), 24 — похищения (и этих не находят почти никогда). Но есть ещё один случай из ста — один процент — который необъясним в принципе. Вообще никак. ВООБЩЕ, понимаете? Ну — мать выглянула из комнаты в коридор — на секунду, не больше — а у неё за спиной пропал шестнадцатилетний парень; отворачивалась по счёту «раз» — сидел за столом, повернулась по счёту «два» — нету. Или водила обошёл вокруг грузовика на пустынной полевой дороге, на пару секунд скрылся из глаз напарника — и всё.

Кажется, теперь мне предстояло точно узнать, что с ними случается. Ведь это так и выглядит — Олег повернётся на мой вскрик, подойдёт к яме, а меня нету.

И что тогда? Меня будут искать… А мама?! А отец?!

В этот момент я готов был принять или придумать любое объяснение, лишь бы защититься от этих мыслей.

— Лю-ди-и-и!!! — заорал я отчаянно, даже кулаки стиснул и на цыпочки привстал. Ответом мне было молчание леса.

На дороге отпечатались множество следов — и каких-то колёс, и человеческих ног, и некоторые выглядели свежими. Я побежал в ту сторону, где располагался Сухой Лог. До него оставалось ещё немало, но, в конце концов, это же не пешком до Китая, а люди тут есть. Я доберусь туда и попробую выяснить, что и как. Может быть, это всё-таки некая глупейшая шутка, какой-нибудь выверт природы, и всё разъяснится, как только я окажусь в деревне…

…Переходя с рысцы на шаг и обратно, я двигался по дороге часа два, не меньше, стараясь сосредоточиться только на беге и больше ни о чём не думать. Становилось всё теплее, солнце поднималось выше, прогоняло утренний майский холод, от вчерашнего дождя не осталось и воспоминаний. Берет я убрал под погон, расстегнул пошире куртку.

Дорога кончилась неожиданно. Вернее, она не кончилась, а повернула под прямым углом, и на этом повороте стоял указатель. Я затормозил и остался стоять, задрав голову.

Чёрным по белому на нём было написано:

dorf. Suchoj Log

5

Я стоял и смотрел на столб с указателем непонимающими глазами. Потом пошарил взглядом вокруг — сам не знаю, зачем — и увидел в молодой траве обломок синей с белым таблички. Медленно наклонившись к ней, я прочитал пошедшие пузырями белые буквы вслух:

— «…ой Лог».

Выпрямился и посмотрел туда, куда показывала стрелка.

Дорога резко шла под уклон. Под горкой начиналась деревенская улица. Два крайних дома чернели развалинами. Оттуда не доносилось ни звука, хотя остальные видимые дома были целы. За деревней снова начинался лес, на его фоне что-то двигалось. Я присмотрелся. Трактора?

Но это были не трактора. Впереди юрко подскакивала коробочка мотоцикла с коляской. А за ним неспешно, переваливаясь с борта на борт, ковыляли на фоне березняка два бронетранспортёра. Из воинской части, что ли? Или кино снимают?

Я снова посмотрел на указатель.

Дико вскрикнул и со всех ног бросился бежать в лес, не разбирая дороги.

Сжав голову ладонями, я сидел под сосной и пытался не думать. Если не думать, то всё разрешится само собой. Я посижу-посижу, встану, пойду на дорогу и там найду остановку автобуса. И поеду на нём домой. Подальше от этого сумасшествия. Если не думать, то ничего и не будет. я посижу-посижу и всё утрясётся. Я поймал себя на желании сунуть палец в рот и, отдёрнув руки от головы, зажал их между колен и закачался, тихо постанывая.

Перед глазами у меня плавала вывеска.

dorf. Suchoj Log

Я зримо ощущал её, он змеилась и текла через моё сознание чёрной струйкой.

Надпись на немецком языке…

Я зачем-то посмотрел на часы. Было двадцать минут двенадцатого. 8 мая 2005 года. Так показывал календарь. А столб — это чья-то дурная шутка…

…так вот почему грунтовка была такой узкой и такие странные следы от колёс! Тут почти не ездят на машинах. А от тех, кто ездит, надо держаться как можно дальше…

Я всхлипнул, но тут же заставил себя умолкнуть. Слезами не помочь делу. Надо вернуться к той яме. Обязательно и поскорей. И ждать. Может быть, то, что вышвырнуло меня в это время, сработает и обратно?! Буду биться головой о корень, пока не посинею — может, всё дело в этом?! А если нет…

Об этом не хотелось и думать. Как не хотелось думать и о том, что тут хозяйничают настоящие немцы. Нет, не немцы. Немцы — это были те ребята, которых мы видели, когда ездили в Данию. Весёлые, в яркой форме со множеством нашивок, дружелюбные, перенимающие у нас русские словечки. А здесь нет таких немцев.

Здесь — фашисты.

Я развязал узел галстука и, бережно его сложив, спрятал в кармашек для ножа на камуфляжных штанах. Не знаю, зачем — скаутский галстук был зелёный, а не красный, как у пионеров в эти годы. Потом поднялся и начал красться через лес обратно, к дороге.

Я не боялся заблудиться. Кроме того, во мне ещё жила неистовая надежда, что всё само собой «устаканится» — точно так же, как само собой произошло. И всё-таки возле дорожной обочины я сидел в кустах не меньше получаса.

Жизнь в деревне была, я слышал звуки, но какие-то вкрадчивые, осторожные — дверь скрипнет, пара слов донесётся… Ни собачьего лая, ни каких-то признаков домашней скотины или птицы не имелось — как отрезало. Чтобы идти обратно к той яме, надо было повернуться спиной к деревне и, хотя её скрыл поворот, я оглядывался почти на каждом шагу. Мне почему-то казалось, что немцы именно там, сзади.

Я забыл, что они могут быть везде. И попался, как последний щенок, а не как «медведь».

Они вышли из леса буквально метрах в десяти от меня — там сворачивала в сторону какая-то тропинка. И — высшая степень досады!!! — явно меня не видели до последнего, уделяй я побольше внимания тому, что впереди, всё было бы благополучно, я бы успел спрятаться. А так мы — я и двое немцев — обалдели почти одинаково и смотрели друг на друга секунд десять.

Не знаю, что они увидели и за кого меня приняли. Но когда я повернулся и пошёл — как в глупой комедии поступает герой при неожиданной и нежеланной встрече — обратно, они ещё столько же недоумённо переговаривались, не окликая меня. А я шёл, как во сне, всё больше и больше убеждаясь, что это неправда. И даже когда один меня окликнул, в его голосе было скорей недоумение и даже какое-то расположение:

— Хай, ду, гитлерюнге! Вохинст ду?![7]

Я отмахнулся рукой, не оборачиваясь. И тогда один из них крикнул — уже строго, хотя ещё и не зло: