Александр Быченин - Сафари. Огонь на поражение Страница 7

Второй важной составляющей тренинга являлась стрелковая подготовка. В силу специфики работы, пистолетами-пулеметами пользоваться нам приходилось достаточно редко. При абордажах чаще шли в дело парализаторы или штатные "вихри", снаряженные УОДами. Но к тяжелой артиллерии прибегали процентах в пяти случаев, если уж совсем невменяемые клиенты попадались. В остальных стычках довольствовались нелетальными средствами. ПП все-таки слишком специализированное оружие, чтобы осваивать его всерьез. А теперь пришлось, в свете вновь открывшихся обстоятельств. Компактные "викинги" оказались на редкость удобными для использования в тесных коридорах, и даже уэсы, выпущенные из них, почти не давали рикошетов — они просто-напросто прошивали насквозь пенобетонное покрытие композитных перегородок, и вязли в нем. УОДы же плющились о стены, выщербливая из них целые пласты обмазки. К концу наших тренировок комплекс, имитирующий внутреннее устройство типового корабля, мог похвастаться обширными проплешинами на переборках — столь усердно мы избавляли их от пенобетонной облицовки. Боюсь, если бы мы работали с "вихрями", они бы красовались пробоинами с рваными краями.

На стрельбище майор Шелест снова удивил нас — он весьма ловко управлялся и с табельным АПС-17, и с "викингом". Чувствовалось, что товарищ имеет реальный опыт их применения. В общем, от души у меня отлегло, и я смело включил безопасника в боевое расписание, причем безо всяких скидок.

Пару раз за это время к нам присоединялся майор Волчара. Как он выразился, "перенимать, туда-сюда, опыт по захвату жилых объектов". Судя по его комментариям, заниматься чем-то подобным ему ранее не приходилось, специализация не та. А вот случая попасть на стрельбище он не упускал. Когда еще выдастся возможность на халяву сжечь тысячу-другую унитаров? Вот именно. Так что капитан Вайсман, инструктор по огневой подготовке и по совместительству комендант стрелкового комплекса, выгонял его под вечер чуть ли не пинками. Однажды даже пожаловался мне слезно, в том ключе, что еще никогда в таком количестве унитары не списывал. Бравый Иржи справедливо опасался получить по шапке от зампотылу за перерасход боеприпасов, но я его успокоил, пообещав решить вопрос через Борщевского.

Время, между тем, шло. До очередного сеанса оставалось чуть менее двух суток, а начальство не торопилось с постановкой задачи. Перехваченный в коридоре штаба кап-1 отделался неразборчивым бурчанием, мол, в процессе, не кипишуй. Подполковник Калинин вообще на глаза не попадался. Результатами анализа доставленной информации с нами тоже никто поделиться не стремился. Тут одно из двух: или ничего не накопали, или, что более вероятно, секретность блюдут. Во избежание, так сказать. У пиратских кланов из Внешних Миров руки хоть и коротки, зато уши чуть ли не из каждой стены растут. В противном случае их бы уже давным-давно к ногтю прижали. А может, и нет — из чисто политических соображений. Мало ли кому выгодно их существование.

В общем, жизнь шла своим чередом, заполняя дни изнурительными тренировками, а вечера приятным ничегонеделаньем в обществе друзей и знакомых. И Ольги, само собой. Позавчера, когда она была на дежурстве, я затащил Волчару в "Эполет", где и попытался напоить вдрызг в компании Мишки Иванова и еще пары знакомых офицеров. Игнат по части выпить оказался не дурак, перепил всех и еще добавки попросил. На следующий день мне пришлось долго и упорно бороться с похмельным синдромом, а тренировку, между прочим, никто не отменял. Результаты я показал отменно плохие, более-менее придя в форму лишь после обеда. К вечеру, правда, оклемался, и любимую женщину встретил во всеоружии.

Накануне вечером удалось переговорить с Матвеевым. Он уже фактически восстановился после ранения, но злобные медики, среди которых отличался особой невменяемостью подполковник Гаврилов, и слышать ничего не хотели о посещениях. Пришлось в очередной раз напрягать родное начальство. Борщевский, недовольно на меня покосившись с экрана КПК, все же выслушал соображения из области "надо пообщаться на предмет обмена опытом", и на врачей повлиял. В общем, прорвался.

Матвеев встретил меня приветливо. Он занимал отдельный бокс со всеми удобствами и большой кроватью с разнообразными медицинскими приблудами. Увидев меня, расплылся в улыбке. Ответил на приветствие и сел, осторожно придерживая правую ногу. Хлопнул по одеялу рядом с собой, мол, устраивайся. Я возражать не стал, присел на краешек койки.

Старлей производил достаточно удручающее впечатление. Он и до похода на Ахерон особой статью не блистал, но сейчас совсем высох, щеки ввалились, а глаза лихорадочно блестели.

— Красавец? — хмыкнул он, перехватив мой взгляд.

— Бывает и хуже, — философски буркнул я. — Оклемаешься. Руки-ноги целы, а голова… Что нам голова, это ж кость.

Матвеев жизнерадостно заржал на старую шутку и на мгновение превратился в себя старого, памятного по застолью в "Эполете". Точно выкарабкается, пару недель интенсивной кормежки, потом месяц-другой тренировок, и форма вернется. А пока ему лучше лежать. Я поднялся с кровати и устроился на мягком стуле, приставленном к столику, заваленному разнообразными больничными радостями — консервированными фруктами, соками в картонках и тому подобными мелочами.

— Сам-то как? — поинтересовался лейтенант, откидываясь на подушку. — Я тут как в вакууме, ничего не говорят. Самый главный садюга, который Гаврилов, заладил — стресс, стресс, не нервируйте его. Покой, коллега, и только покой! — прогнусавил он, явно передразнивая военврача.

— Сейчас расскажу, — заверил я собеседника, извлекая из кармана заветную фляжку. — Я вообще через Борщевского к тебе пробился, не хотели пускать, изверги.

Я зашарил взглядом по столу, силясь отыскать подходящую тару под коньяк. Матвеев, заметив мои потуги, дотянулся до прикроватной тумбочки и извлек на свет божий пару мерных пластмассовых стаканчиков.

— Славик принес, санитар, — пояснил он. — Единственный нормальный мужик в этом вертепе. Пару раз с ним даже дернули по соточке. Ему ночью на дежурстве скучно бывает.

Я уже привычно разлил живительную влагу и вскрыл жестянку с консервированным ананасом, наугад вытянутую из горки провизии на столе.

— Помянем Андрея, — глухо проговорил Матвеев, принимая стопочку.

Я непонимающе уставился на него, потом до меня дошло. Блин, а я ведь по именам и не знаю никого, только Алексеева.

— Ты был хороший мужик, капитан, — провозгласил лейтенант, и мы опрокинули рюмки в глотки.

Странно, но прекрасный коньяк пятилетней выдержки обжег слизистую не хуже неразведенного медицинского спирта. Или не в коньяке дело? Я сжевал дольку ананаса, с трудом протолкнув ее в горло, и посмотрел на Матвеева:

— Тебя как хоть звать-то, напарник?

— Виктор, — недоуменно уставился он на меня. Потом просветлел лицом, протянул ладонь. — А тебя?

— Александр, — пожал я бледную, но вполне себе крепкую руку. — Смешно, правда? Пили вместе, на задание уходили вместе, а имен узнать не удосужились. Я не сразу сообразил, что ты про Гречко говорил.

— Бывает, — отмахнулся лейтенант. — Я вообще с трудом собственное имя вспоминаю, обычно или по званию, или по фамилии. А чаще всего по кличке.

— Дай угадаю — Кот?

— Угу! — ухмыльнулся собеседник. — Как догадался?

— Вспомнил тебя на брифинге. Первое впечатление именно такое было.

— Сначала звали Дикий Кот, — закатил глаза Матвеев. — Сократили до Дикого, потом и вовсе до Кота. Диком было прозвали, но я пару морд расквасил, и отцепились шутники. А у тебя какой позывной?

— Ко мне клички не липнут, легче по фамилии звать. Со школы так повелось, — пожал я плечами. — Хотя пытались неоднократно. Ладно, давай еще по одной, за здоровье.

Возражений не последовало, и вторая порция отправилась вслед за первой. Потом я почти час расписывал собственные приключения, наплевав на негласный запрет. Какого хрена?! Все равно Матвеев на планете был, так что он уже носитель секретной информации. К тому же Борщевский, услыхав мою фразу насчет "обменяться опытом", никаких особых указаний не дал. Стало быть, можно лейтенанта в курс дела ввести.

В ответ Матвеев поведал о собственных приключениях, в красках описав собственные мытарства по пустыне и длительное сидение в старом бункере. Особенно ярко у него вышел эпизод первого контакта с одичавшими колонистами. Вообще, к собственному ранению он относился с изрядной долей юмора и присутствия духа не потерял.

— Прикинь, вываливаюсь я из телепорта, сам уже в нескольких местах покоцаный, колено разбито, вздохнуть не могу… Свалился на пол, воздух хватаю, а начальство на меня пялится. И тут эти черти за мной. Выскочили, дубьем машут, орут что-то… А я чуть ли не в голос ржу! До того лица у Борщевского с Калининым забавные. Стоят, никак поверить не могут, что такие чудики приперлись. Правда, полковник ваш тот еще зверюга оказался — первого в лоб отоварил, толкнул на второго. Они на пол, в шмотье запутались. А третий железякой заточенной на него замахивается. Как тот в нырок ушел — любо-дорого посмотреть! И с локтя в ухо, да коленом в солнышко. Чудик и осыпался. А Калинин, пока остальные двое барахтались, обоих рукояткой пистолета по темечку приголубил. А лейтенантик, Офиногенов который, так и стоял столбом, челюсть до пола…