Игорь Недозор - Новая Зона. Псы преисподней Страница 7

– Ба, ба, – смотри, какая собачка! – раздался позади нее громкий мальчишеский визг, отвлекая от философских мыслей.

Невольно обернувшись, Наталья увидела пожилую женщину в цветастом сарафане, рядом с которой от возбуждения подпрыгивал мальчик лет пяти, тыча куда-то пальцем. Целительница механически проследила взглядом направление его жеста.

Пес был черным, как сажа, и здоровым. Очень большим. Размером чуть поменьше мастифа, хотя по статям был скорее ближе к молосскому догу. Примерно метр с лишком в холке, странно нескладный. Морда, правда, была не совсем собачья, а скорее, волчья или, может, лисья – острые стоячие уши, большие глаза, жгуты мышц, выпирающих на шее и груди… Он стоял в зеленых зарослях скверика и как будто чего-то ждал.

– Бабуль, а у собачки шерстки нет! – сказал мальчишечка. – Наверное, ее постригли наголо…

– Да оставь, горе ты мое! Постригли и постригли! – Меньше всего на свете бабушку волновала какая-то собака.

В самом деле, «шерстка» у живности имелась по всему телу, но неплотная, какими-то странными клочьями. И на стрижку не похоже. Да, какая странная, однако, собачка…

– Не вертись! – резко одернула мальчугана старушка и потащила прочь.

А Наташа все не могла отвести глаз от животного. И оно уловило ее внимание! Женщина увидела вздыбленную черную холку, повернутую голову с оранжевыми яркими глазами.

Собака стояла неподвижно, уставившись на Наталью и щерясь в жутковатом оскале. Под вздернутой верхней губой красовались внушительные клыки, казавшиеся на фоне острой темной морды особенно белыми и большими.

С каким-то отстраненным безразличием Наташа подумала о том, что пес, наверное, должен весить не меньше семидесяти килограммов. Живой снаряд преодолеет расстояние между ними секунд за пять-десять.

В салоне «Мицубиси» у нее между сиденьями была припрятана трехзарядная «Хауда» c незаконными – стальной шар в резинке – патронами. Можно было бы попробовать успеть…

Словно уловив ее мысль, псина еще больше оскалилась, а потом сделала вообще нечто из ряда вон выходящее. Приподнялась на задние лапы – ни дать ни взять как на арене цирка.

Теперь она стала напоминать какого-то жуткого павиана. Время замедлилось.

А потом Наталья ощутила, как ломит затылок, и на нее накатилась волна угрюмой предупреждающей угрозы: «Не трогай, и я не трону!..»

Стало понятно: те бродячие псы бежали от этого сгустка силы и опасности. Но откуда он вообще взялся?

Внезапно очертания пса как бы расплылись, потеряли четкость.

На миг ей показалось, что через его голову проглянули кусты позади и очертания поребрика.

Еще через мгновение пес опустился на четыре лапы и побежал прочь неуклюжим на вид, но быстрым галопом, не обращая внимания ни на шарахающихся в разные стороны прохожих, ни на ползущие мимо машины.

Молодая женщина изумленно смотрела ему вслед, ощущая, как непонятный обреченный испуг леденит сердце…

Глава 4

Ленинградская область, полигон корпорации «Спектрум»

Фока Фомич Гордеев, член-корреспондент РАН и вице-директор корпорации «Спектрум», не без затаенного торжества наблюдал за собравшейся в бункере публикой.

«Что, не ждали?» – красноречиво говорил его взгляд.

Да и весь внешний вид бывшего руководителя ведущего столичного НИИ выдавал победителя. Ему бы еще треуголку да военный сюртук – и вылитый Наполеон в минуты славы.

Гордеев знал, что внешне поразительно похож на великого французского императора, отчего среди подчиненных (еще там, в Москве, а потом это дошло и сюда, в Питер) получил прозвище Наполеон Четвертый. (Хорошо хоть не Тюлень, как его дразнили в студенческие годы на биофаке МГУ, переводя с латыни экзотическое гордеевское имя.)

Ему было лестно, потому членкор и не пресекал, а порой даже косвенно и поощрял эти веяния. Подчиненные заметили, и поэтому особо ретивые подхалимы, стремясь угодить шефу, делали ему подарки «в тему». То на юбилей (пятьдесят пять) подарят портрет во весь рост в облике генерала Бонапарта, то коньячок одноименный поднесут, то тортик в виде треуголки. Фока Фомич рьяность примечал и отмечал. Некоторые из особо приближенных, вроде старшего инженера Замятина, даже последовали за ним в питерскую «ссылку» (и, надо сказать, не пожалели, сменив одну столицу на другую).

Да, полетел он тогда, что называется, с громом и молнией. Хорошо хоть из академии не исключили. Все-таки не те времена. Вон даже в брежневское застойное лихолетье академики не сочли возможным исключить из своих рядов бунтовщика Сахарова.

Но так то же Сахаров, да и повод там был серьезный. Обвинения же Фоки Фомича в каком-то «шарлатанстве» и пропаганде «лженауки» рядом не лежали со статьями Уголовного Кодекса РФ об антисоветской деятельности. Ну, истратил деньги на сомнительные исследования. Так не бюджетные же, а спонсорские. Гранты получал под это у разных заинтересованных людей и корпораций. А что отвлекал на оное предприятие блестящие умы ученых мужей, находившихся у него в подчинении, так оно же такое дело… Своя рука – владыка, как издавна на Руси повелось. В результате припаяли злоупотребление служебным положением, халатность, еще то да се, да и уволили под вой газетчиков.

Ой, да пусть себе воют. Кто на них внимание обращает? Вот и серьезные люди из бывших заказчиков не обратили, сразу взяли его в «Спектрум», не обидев ни должностью, ни жильем, ни деньгами. Еще и верных людей к кормушке пристроили. Лишь бы были толк да результаты.

А результаты вот они, налицо. Всего-то за каких-то полтора года он так здесь развернулся, что небу стало жарко. Пригласил лучших специалистов, уникальных мастеров своего дела, обеспечив им даже не царские, а божественные условия работы.

Одна здешняя столовка по ассортименту блюд могла сравниться едва ли не с кремлевской. Захотелось кому-нибудь из мастеров устрицами силы подкрепить. Какие вопросы, доставляют прямо из Лозанны. Черная икра из иранского Каспия, семга из Норвегии, вино из Италии и Франции (а порой и из некогда братской Грузии, но это секрет).

И все же не хлебом, как говорится, единым… Гордеев умел и любил работать. И что самое важное, Господь (или кто там наверху) наделил его недюжинным талантом ученого и организатора. В сорок лет стать директором НИИ – это не хухры-мухры. Причем не по блату или за бешеные бабки, а действительно благодаря деловым качествам и научным достижениям. Кандидатская в двадцать шесть, докторская в тридцать пять, несколько патентов на изобретения, Государственная премия, орден (уже не от либерала Ельцина, а из рук нынешнего президента, который так просто наградами не швыряется).

Разработки Гордеева и возглавляемого им НИИ (только по имени находившегося в ведении РАН, а на самом деле бывшего под крылом могущественного Центра Аномальных Явлений) лежали в области так называемой экзобиологии и проходили под грифом «совершенно секретно». Мало кто догадывался, чем на самом деле занимается институт. Пресса, что-то пронюхав, писала о том, что здесь «выращивают в пробирках гомункулусов». А самого Фоку Фомича именовала не иначе как «доморощенным доктором Фаустом».

Членкор, знай себе, посмеивался над изощренной фантазией щелкоперов. Вскоре, однако, стало не до смеха. В РАН сменилось руководство. Одним из замов президента академии стал академик Семеняка, представитель гуманитарных наук, выбившийся наверх в недобрые девяностые на волне всеобщей либерализации. Он-то и стал инициатором проверок деятельности закрытых академических исследовательских учреждений, желая «вывести на чистую воду растратчиков государственных денег». На волне громких разоблачений он стал депутатом Государственной Думы, да и поуспокоился. Но перед этим нанес не измеримый ни в каких цифрах вред отечественной науке, доведя до ручки (читай: закрытия) несколько крупных НИИ по всей стране. Среди них было и учреждение, возглавлявшееся Гордеевым.

Членкор обратился было за помощью к начальнику ЦАЯ генералу Лазненко, но тот не счел нужным лишний раз привлекать внимание разгоряченной разоблачениями общественности к возглавляемой им конторе. Просто позвонил куда надо и кому надо, так что вопрос с трудоустройством опального ученого был решен в кратчайшие сроки.

«Поработайте пока вдали от столичной суеты, – дружески посоветовал Фоке Фомичу генерал. – Мы о вас не забудем».

И точно, не забыли. Вон прислали целого замначальника ЦАЯ по науке для наблюдений за испытаниями новейших разработок «Спектрума» (также являющегося одним из отделений Центра).

Тут, в Питере, Гордеев пересидел знаменитый московский «харм», с грустью переживая известия о гибели многих своих бывших друзей и коллег (благо, семью он сразу забрал с собой, несмотря на стойкое сопротивление супруги и дочери). Даже чуть в запой не пустился – известный русский способ справляться с тоской-печалью. Слава Богу, вовремя образумился (вернее, вразумили те, кто был кровно заинтересован в результатах работы Фоки Фомича). Так что за процессом образования Новомосковского моря-озера Гордеев следил уже не как бывший москвич, а как ученый-исследователь.