Сергей Кусков - Игрушки для императоров. Иллюзия выбора Страница 7

Через несколько секунд в кабинет ввалился рослый, плечистый детина со зверской усмешкой на лице. Пардон, на роже. Мне он сразу не понравился, и это слабо сказано. Я испытал к нему отвращение, неприязнь, а за его оценивающим взглядом разглядел наклонности профессионального садиста.

– Феликс, юный сеньор не хочет сотрудничать со следствием. Ему нужно популярно объяснить, что он не прав.

Здоровяк плотоядно оскалился. Моя спина покрылась мурашками. «Плохой гвардеец». Только теперь я понял, в какую игру они играют. И что ледяная камера ночью – всего лишь предварительная психологическая обработка к предварительной психологической обработке. Я еще не дозрел до разговора о Викторе Кампосе.

Феликс оказался штатным садистом. От него держались подальше даже мои надзиратели, не прекословили и не пререкались. Ну, истинный «плохой гвардеец»! Да, такие люди нужны именно здесь, в гвардии, выбивать из подследственных показания без химии и дорогих спецсредств, стоящих на вооружении небедных чекистов и еще более небедных служб безопасности кланов. В работе «плохого парня» срабатывает не только и не столько физическая сила, сколько страх, который он внушает. Достаточно трудоемкое дело, зато идеально вписывается в бюджет именно этой конторы.

Я тоже проникся. В обморок не упал, разумеется, причитать и звать маму не начал, но настроение резко сменилось с отрицательного до безысходного.

Привели меня на сей раз не в мою покрытую инеем камеру, с которой я за ночь свыкся, а в небольшое жуткого вида помещение, в центре которого к полу был прикручен металлический стул. Не электрический, проводов не заметил, но снабженный множеством захватов, фиксаторов и иных веселых приспособлений, от которых начали подкашиваться ноги. На этот стул меня и усадили, предварительно сняв браслеты и зафиксировав руки за спинкой стула. После чего надзиратели удалились, оставив меня наедине с Феликсом.

– Мне сказали, ты плохо себя ведешь?.. – обратился ко мне детина.

Я промолчал, комментарии были излишни.

– А ты знаешь, что бывает с мальчиками, которые плохо себя ведут? Или ты не мальчик?

Он обошел меня кругом и показно удивился:

– Ах да, ты уже не мальчик! Ты мужчина! Ну что ж, тогда и разговор с тобой будет как с мужчиной.

В следующую секунду его кулак впечатался мне под дых. Я согнулся, насколько позволяли крепления, дыхание перехватило, нечем было даже застонать. В глазах помутнело.

Вот это силища! Признаюсь, не ожидал такого. Я занимался несколько лет, терпел всякие удары, мне попадало и от тренеров (а наши тренеры не считали необходимым как-то щадить нас на занятиях), но таких мощных не припомню. Еще бы немного, вышиб дух, мать его!

– Теперь ты понимаешь, что случается у нас с плохими мальчиками?

Пудовый кулак врезался мне в скулу. Не так сильно, но хлестко и больно. И главное – обидно. Но расслабиться или огорчиться не успел, меня настиг второй удар, за ним третий. И все по лицу. Толстяк бил не сильно, в кайф, получая эстетическое удовольствие от моего бессилия. Я до боли сжал кулаки, пытаясь не завыть ненароком, а тот продолжал избиение, меняя точки приложения.

Сколько это продолжалось, не знаю, но в один момент все закончилось. Феликс, утерев руки от крови из моего разбитого носа, молча вышел, оставив меня одного. Я стиснул зубы, выть хотелось неимоверно. И на сей раз моя ярость, моя вечная спутница, НИЧЕГО не могла для меня сделать. Я был волком, яростным волком, запертым в прочную железную клетку.

Лицо пылало, тело ломило от боли, я сидел в грязной допросной камере, прикованный к стулу, и ждал продолжения мучений, сходя с ума от неведения и безысходности. Неплохое завершение истории! Где же эта гребаная Катарина, обещавшая защитить от Кампоса?

Феликс. Его рожу запомню до конца жизни. И доберусь до этого сукина сына! Все отдам, душу дьяволу продам, но он свое получит. Чего бы это мне не стоило.

Эта мысль обнадежила настолько, насколько возможно. Люди смертны, даже гвардейцы, иногда с ними случается что-то непредвиденное. Например, несчастные случаи. Пусть инициатором работы со мной является Виктор Кампос, плевать, если я отсюда выйду, найду способ, чтобы это «что-то» случилось непосредственно с Феликсом, пусть он всего лишь рядовой исполнитель. Он – садист, получающий удовольствие от избиения, а это большая разница. Такой вот я злой и мстительный.

Но была еще одна мысль, доводившая до отчаяния. Я здесь не первый, надо мной как следует еще не работали. Так, подкрасили лицо, чтобы знал, с кем связался и что у них развязаны руки. Серьезная работа начнется тогда, когда мне предъявят конкретные детали дела, и это будет сущий ад. Все байки про людей, попавших в застенки гвардии и вышедших искалеченными или вообще не вышедших, – правда. Несмотря на то что гвардия, по определению, цитадель закона и порядка.

– Итак, молодой человек, продолжим.

Слащавый голос комиссара вывел меня из состояния полудремы. А может, и дремы, я слишком сильно устал и вымотался, провалился в сон моментально, как только люк за Феликсом встал на место. Хотя какой тут сон.

Да, я все так же сидел в камере, прикрученный к стулу. Судя по онемению кистей, сидел достаточно долго, больше часа. Так, надо срочно начать шевелить руками, попытаться возобновить кровоток, иначе будет худо. И я старательно заработал кистями, насколько позволяли архаичные крепления.

– Сеньор, я уже давно высказал подобную мысль. Я был готов сотрудничать и без рукоприкладства, если вы заметили.

– Я не заметил, – беззаботно бросил комиссар. Сволочь! Он поставил передо мной, чуть сбоку, в углу камеры, стул и раскрыл папочку складного терминала, после чего довольно прокашлялся.

– Первый вопрос. Какие взаимоотношения тебя связывают с Бенито Кампосом, сыном известного уважаемого человека Виктора Кампоса?

Я про себя отметил лишь «уважаемого человека». Сказано это было с намеком, но без иронии. Неужели гвардия пала настолько низко? Интересно, вся или в ней еще остались честные люди? После приключений в школе и взятке директора дэбэшнику в последнее верилось слабо.

– Никаких.

Комиссар удивленно хмыкнул.

– Странно, согласно моим сведениям, очень даже тесные!

Я хрипло рассмеялся.

– Вот тут вы правы! Тесные!

– Так «тесные» или «никаких»? – прицепился он, пронзая взглядом.

– Тесно негативные, – стушевался я.

– Поясните, сеньор Шимановский.

«Итак, друг мой, – подбодрил внутренний голос, – ты снова «сеньор». Издевательство закончилось, комисcap снова стал комиссаром, официальным лицом, обязанным говорить подследственному «вы». Ты рад?»

«Рад, – мысленно вздохнул я. – Но закончился ли пресс?»

В последнем мы оба сомневались.

– Бенито невзлюбил меня с первого дня, – начал я. – И несколько раз с компанией друзей участвовал в моем избиении.

Комиссар что-то живо написал на повернутом ко мне почти под прямым углом и потому невидимом планшете.

– У меня другие сведения. Это вы, сеньор Шимановский, участвовали в избиении сеньора Кампоса. Причем сделали это на территории школы, запись этого инцидента лежит в открытом доступе в сетях.

Я снова рассмеялся, теперь более весело.

– Сеньор, я такой крутой, что решил вдруг ни с того ни с сего избить пятнадцать человек? Я похож на психа?

Комиссар не моргнул и глазом.

– Возможно. У вас был мотив. При таком резком негативном отношении не бывает «ни с того ни с сего». А что псих? Вряд ли. Скорее злоумышленник, твердо рассчитавший силы, вооружившийся специальными средствами, дающими локальное преимущество над противниками. Шокером, например. Или гранатой. А что, алиби великолепное: «Я же не псих, нападать на пятнадцать человек?» Хотя на самом деле… А на самом деле вы единственный, – зло закончил он, – кто в тот день вышел сухим из воды, без единого повреждения. В то время как абсолютно все ваши противники да и сообщники отправились в госпиталь, некоторые задержались там достаточно долго. Опасно, сеньор Шимановский, опасно сработано, но безупречно.

Я позеленел от злости и сжал только-только начавшие отходить, объятые полчищами мурашек кулаки.

Сволочь! Тварь! Падаль! Ненавижу!

Но комиссару было плевать на мою злость, именно ее он и добивался.

– Отдаю вам дань уважения, все прошло великолепно. Из вас вырастет неплохой наемник, вы умеете планировать операции. Если вырастет, конечно. Но вернемся к нашему делу.

Я попытался взять себя в руки. Не сейчас, Хуанито! Не с этим maricon de mierda! Не выказывай свою слабость!

– Итак, вы питаете к сеньору Кампосу-младшему стойкое чувство неприязни, связанное с не единичными стычками друг с другом, коим наберется достаточно свидетельств. Так?

Глупо отрицать.

– Да, так. Но, сеньор комиссар, при чем здесь вообще Бенито? Я – это я, Бенито – это Бенито. Какая связь между мной, моим делом и им?

Комиссар резко посерьезнел, хотя и до этого его лицо несерьезным назвать было нельзя.