Константин Мзареулов - Звездные корсары Страница 7

– Что поделать. – Не слишком огорченный Кузьма Петрович развел руками. – За лечение от смерти приходится чем-то расплачиваться… – Он вдруг спохватился: – Послушайте, а в каком качестве я буду жить у вас на Ратуле?

– В том-то и проблема. Чтобы жить, надо работать, а чтобы жить хорошо, надо делать карьеру. Ну, с работой у нас трудностей нет, механиком всегда сможешь устроиться. Будешь получать на первых порах, скажем… пять, самое большее восемь тысяч дофуров в год. На пропитание этого хватит, хотя на такие деньги не разгуляешься.

Динозавр забарабанил когтями по прозрачному колпаку «саркофага», безразлично глядя в переборку над головой землянина. «Явно ведь на что-то намекает, – заинтересовался Шестоперов. – Хочет предложить работу поприбыльней?» Старик подыграл отставному адмиралу:

– Если не ошибаюсь, фитаклид говорил, что меня могут взять в ваш экипаж…

Гаффай энергично закивал громадной головой:

– Вот и я о том же. Хирин в одиночку не справляется, поэтому мне нужен младший огневик, то есть оператор артиллерийских и торпедных установок. Будешь летать с нами по всему скоплению, повидаешь десятки планет. К тому же заработки у нас солидные – не меньше двадцати пяти тысяч дофуров. Столько даже не каждый инженер на орбитальной верфи получает.

Таинственные дофуры мало что говорили землянину, поэтому Кузьма Петрович поспешил уточнить:

– Это в год или в месяц?

– В год. У нас нет такого понятия – месяц.

– И что же можно купить на эти деньги?

– Тридцать тысяч – это двухэтажный особнячок со всеми удобствами, десять тысяч – машина среднего класса. За двадцать дофуров можно плотно ужраться в хорошем кабаке, за пятерку – в любом порту снимешь шлюху на полную катушку… Первое время, конечно, поживешь в стандартной многоэтажке, а потихоньку поднакопишь деньжат и справишь новоселье.

– Не вэтом дело. – Шестоперов отмахнулся. – Я неприхотлив, мне хоромы ни к чему. А в экипаж «Лабиринта» я согласен – всю сознательную жизнь мечтал стать космонавтом.

– Вот и отлично! – Ящер просиял. – Стало быть, договорились. Ну, поправляйся. Как только Ушафиан разрешит, Рин познакомит тебя с техникой. Думаю, до конца перелета освоишь.

Они попрощались тепло, как давние приятели. Долок направился к выходу, однако Кузьма Петрович не исчерпал еще резервов своей любознательности и спросил:

– Я только не понял, какие задачи выполняет наш корабль. Научные исследования, должно быть?

Командир-долок почему-то долго не отвечал. Потом проговорил, глядя опять же поверх головы собеседника:

– В прежние времена «Лабиринт» был войсковым транспортом. Теперь это – грузопассажирский рейдер ратульской Ассоциации Свободной Космической Торговли. В нашем звездном скоплении есть несколько государств, однако космическим транспортом межзвездного радиуса располагает только Ратул. Флот нашей Ассоциации осуществляет практически все коммерческие перевозки между различными планетными системами… – Он снова запнулся. – Кроме того, Ратул имеет некоторое количество легких боевых кораблей, однако в вооруженных силах традиционно служат лишь долоки, таренийцы, фитаклиды и очень немного ремедов. Тебе, как лицу без гражданства, на крейсера и фрегаты не попасть.

– Я и не собирался, – беззаботно отозвался Шестоперов. – Мне и на «Лабиринте» нравится.

– Ну и хорошо. Не обижайся, дружище, я сейчас спешу. Поговорим на эту тему попозже.

С первого взгляда фитаклиды казались милыми красивенькими птичками, вроде домашних попугайчиков, но впечатление это было совершенно неверным. Приступив к тренировкам на орудиях шестого калибра («Лабиринт» был вооружен двумя «шестерками»), Шестоперов вплотную познакомился со старшим огневиком.

Хирин Гзуг – или, как его все называли, Рин – оказался существом жестоким и непреклонным. Позже Кузьма Петрович узнал, что в минувшую войну маванорское командование комплектовало из жителей Фитакло абордажные команды – свирепые низкорослые «пташки» были незаменимы, когда завязывался рукопашный бой в тесных переходах тинборских кораблей.

Впрочем, фитаклид оказался силен и по части боевой подготовки: Рин буквально за три дня натаскал Шестоперова до вполне приличного уровня. В конце обучения фитаклид, скептически приоткрыв клюв, прощелкал, вытянув к курсовой панораме мускулистую руку, покрытую от плеча по локоть перышками:

– Гляди сюда. Вот астероид, космический мусор. Дистанция… ну, дистанцию сам определишь. Приказываю уничтожить.

Шестоперов откликнулся: «Есть!» – и нахлобучил полусферу прицельного комплекса «Блеск». Дистанция… – он водил рычажком, перемещая курсор по монитору дальномера – четверть светового года по-ратульски, то есть примерно одна пятая светового года в земных единицах. Значит, «Лабиринт» промчится мимо мишени примерно через десять-двенадцать ратульских минут.

Все эти посторонние мысли, не задерживаясь, текли по обочине сознания, а тем временем отставной полковник аккуратно работал «Блеском», наводя орудие на цель. Достигнуто совмещение по вертикали… по горизонтали… по дальности. Стереокартинка каменного обломка, окруженная тремя разноцветными колечками прицела, сделалась четкой.

– Цель зафиксирована, – отрапортовал землянин. – Дистанция – шестнадцать сотых светового года… пятнадцать сотых… четырнадцать…

– Дойдет до одной десятой – стреляй без приказа, – распорядился Рин.

Изображение внутри скрещенных прицельных колец без конца подрагивало, норовя размыться, поэтому артиллерийский компьютер постоянно вносил поправки, удерживая мишень в фокусе. Наконец дальность сократилась до заданной, и Шестоперов надавил ногой педаль гашетки. На мониторе внешнего обзора было видно, как короткий ствол орудия выбросил серию импульсов. Три пучка странных частиц, которые здесь назывались бледными тахионами, помчались сквозь пространство в сторону цели. Вскоре сверкнула вспышка, затем еще одна – астероид исчез, словно никогда не существовал.

– Два попадания из трех, недурно, – одобрил фитаклид. – Я из тебя сделаю настоящего снайпера!.. Только скажи мне, папаша, кто учил тебя так варварски экономить боеприпасы?

– Всю жизнь меня этому учили, – выдохнул утомленный Кузьма Петрович. – И сам я своим подчиненным то же самое всегда внушал. А как иначе?

– Рискованно это, нельзя так скупердяйничать. – В голосе старшего огневика послышалось осуждение. – В реальном бою у тебя не будет времени слишком тщательно целиться, а тем более – заново наводить пушку для повторных выстрелов. Зацепил силуэт противника – бей длинными очередями, пока не разминулись! В нашем деле выживает лишь тот, кому удается всадить импульс во вражеский борт.

– Какие еще противники в нашем деле? – удивился Шестоперов. – Мне казалось, что «Лабиринт» – мирный космический торговец…

Обалдело поглядев на гуманоида, Хирин Гзуг переспросил:

– Чего-чего? Кто мы, по-твоему?

Не дав разгореться интересному разговору, распахнулась диафрагма, и в огневой пост протиснулась громоздкая фигура долока. Шестоперов привычно принял строевую стойку, но это оказался не командир, а пилот Визброй – неисправимый флегматик и похабник по натуре, а также анархонигилист по убеждениям.

Накануне младший огневик с пилотом засиделись допоздна за мензуркой позаимствованного в лазарете спирта и всласть наговорились о политике, женщинах и специфике армейского бытия. Между делом Кузьма Петрович узнал, что Шовит Визброй с молодых лет служил под командованием Висада Гаффая – и на эсминце, и на крейсерах, и вот теперь на рейдере. Хотя по штатному расписанию он числился простым навигатором, фактически Визброй осуществлял обязанности старшего офицера. Все его распоряжения экипаж выполнял стремительно и беспрекословно – старый служака умело поддерживал на борту железную дисциплину. Впрочем, Визброй не злоупотреблял придирками и не требовал от подчиненных дотошного соблюдения некоторых уставных строгостей. Именно таких командиров, как давно убедился Шестоперов, особенно ценят и уважают нижестоящие сослуживцы…

– Не тянись, старик, по струнке, мы не на строевом плацу и даже не на военном корабле… – Пилот шевельнул ладонью, пресекая попытку отрапортовать по всем правилам. – Что у вас тут за канонада?

– Разве это канонада… – Рин лениво отмахнулся. – Вот помню, в прошлый раз, возле Оссеше… А сейчас всего лишь играем в войну, учу этого юношу.

– Предупреждать надо!

Визброй поднес к его клюву исполинский кулачище, и старший огневик невольно отшатнулся – кулак был едва ли не больше фитаклида. Потом долок добродушно расхохотался, увеличил до своих размеров растущий из пола стул и, усевшись, сказал:

– А то, понимаешь, как пошла стрельба – в рубке легкая паника началась. Штурман чуть в штаны не наложил от избытка чувств.